ТриНити (СИ)
— Если совсем точно, то из Новокузнецка. Темиртау совсем маленький. Почти деревня. Поэтому поступать уехал в Новокузнецк, — Сергей глубоко вздохнул, — ну и работать там начал. Первые программы еще студентом писал. Вместе с друзьями что-то вроде клуба организовали. Потом один из наших проектов неожиданно заработал грант, и нас с ребятами пригласили сюда. Работать, что называется, на новом уровне.
— Так ты программист?
— Ага.
Аля присмотрелась к его футболке.
— Так вот что значат эти загадочные буквы! — на футболке стояла эмблема М*& R*. — А я все думаю, что это такое?
— Ну… Да, — Серега смутился. — Это фирменные футболки. На каком-то тимбилдинге выездном раздавали.
— Здорово! Серьезная компания.
— Ага. Мы сейчас пишем программное обеспечение для спутников связи.
— Невероятно! Так интересно! Для меня программирование всегда было чем-то вроде китайской грамоты. Хотя… нет. Я — гуманитарий. Китайскую грамоту я бы освоила.
— Гуманитарий? — Сергей был рад сменить тему. — Ты учишься?
— Уже закончила. Я училась в Литинституте. Он тут, недалеко.
— А, так вот почему ты так хорошо знаешь этот район!
— Ну да. Много времени тут провела.
— А в кафе это подработка?
— Работала студенткой, да так и осталась. Опытный бариста получает больше, чем начинающий корректор, — она не смогла скрыть грусти в голосе.
— Ты мечтала работать с книгами?
— Я мечтала написать книгу, — Алька сникла.
Мысль о нереализованных мечтах ее расстраивала.
— Я верю, что у тебя все еще впереди! Смотри, качели! — Сергей решил ее отвлечь и плюхнулся на широкую белую доску.
— Да, сейчас качели, — вздохнула Алька и присела рядом. — Знаешь, эта площадь всегда была местом сбора несогласных. Здесь читали свои стихи шестидесятники. Потом собирались лимоновцы. Это Площадь Маяковского. Точнее, сейчас она называется Триумфальная, но многие по-прежнему зовут её «Маяковского». Из-за памятника и станции метро.
Ребята помолчали, разглядывая каменную спину поэта. Несогласный со всем на свете, он и после смерти притягивал к себе таких же несогласных. Сергей разглядывал площадь, здание гостиницы рядом:
— Здесь красиво.
Ноги сами собой упрямо отталкивались от асфальта, и молодые люди синхронно двигались, раскачиваясь. Что-то интимное было в этом детском невинном единстве. В этом ритме — одном на двоих, в этих энергичных движениях. Раз, два. Раз, два. Раз…
Алька вдруг, покраснев, гораздо резче, чем следовало, уперлась подошвой в землю. Серега чуть не слетел с качелей носом вперед.
— А пошли туда? — девушка вскочила, не смотря Сергею в глаза. — У меня есть одна идея!
Аля почти побежала по Садовому кольцу в сторону Патриарших. Ему оставалось только лишь следовать за ней.
— Если тебе вдруг станет неинтересно, — тараторила она в такт своим шагам, — скажи. Я просто подумала… Красную площадь действительно все приезжают смотреть. А это… Ты любишь Булгакова?
— Ну, не могу назвать себя его знатоком, но «Мастера и Маргариту» читал.
— Тогда эту парочку ты точно узнаешь! — Алька плюхнулась на лавку рядом с чугунными Бегемотом и Коровьевым.
— О! Знакомые все лица! Этот парень мне очень напоминает Саньку из отдела тестирования, — Серега покосился на бронзового Коровьева. — Вылитый!
Алька захохотала: так комично Серега разглядывал статую, оценивая ее то в профиль, то в анфас.
— Ты еще не устал?
— Не, я люблю пешие прогулки! Пожалуй, здесь мне их даже не хватает. Знаешь, в детстве мы с пацанами часто ходили в походы. Иногда просто с пачкой сосисок и кульком яблок. Иногда собирали рюкзак и уходили на несколько дней. Когда нам было лет по пятнадцать, ушли в горы в мае. Тут в мае люди в футболках ходят, а у нас еще снег может лежать. Мы хотели подняться по склону к озеру и там переночевать, но, пока шли, Юрка, сосед мой, свалился в какую-то лужу, и у него развалились кроссовки. Он ими так хвастался перед походом! Предки на центральном рынке купили. ФирмА! А они раз намокли и все. Прям реально на части! Подошва отдельно, верх отдельно. А под ногами снег! Мы его же шнурками ему подошву к ногам привязали, но идти-то дальше невозможно. Пришлось разворачиваться и пиликать домой. Он потом две недели больной валялся.
— У меня таких историй нет, — Алька с грустью улыбнулась. — Я — москвичка. С подругами мы ходили в кафе и в музеи, а с классом выезжали на экскурсии в Петербург. Пока был жив папа, мы зимой катались на лыжах. Но потом… Мама лыжи не любит.
— Сочувствую.
— Чему?
— Ну, у тебя умер папа.
— Это было давно, — отмахнулась Аля.
— Ну и что. Похоже, ты до сих пор переживаешь.
Аля обернулась и внимательно посмотрела на своего спутника. Губы сами собой сжались, а брови поднялись домиком. Ей действительно до сих пор было больно. Она редко позволяла себе об этом думать, но без папы жизнь стала совсем другой.
Сергей молча и очень аккуратно взял ее за руку. Посмотрел ей в глаза. «Можно?» — спросил он взглядом. «Можно!» — ответила она, опуская глаза, и отвернулась.
Они свернули с Малой Бронной в какой-то из переулков и пошли в сторону Большой Никитской.
— А ты знал, что полет Маргариты на метле — это излюбленный маршрут прогулок Булгакова с его тогда еще любовницей, а потом женой?
— Ты все знаешь про Булгакова? — Сергею, похоже, надоело.
— Нет! — Алька уловила раздраженные интонации и смущенно улыбнулась. — Просто наша учительница литературы была его фанаткой и каждое внеклассное занятие водила на экскурсии по булгаковским местам.
— В его квартиру не пойдем! — картинно округлив глаза, заявил Сергей.
— Не пойдем! — Алька засмеялась. — К тому же, она не тут. Отсюда ближе к Арбату. Прогуляемся?
— Ага. А что ты знаешь про Арбат? Ну, кроме песен Окуджавы.
— Песен Окуджавы я как раз и не знаю.
— Ну, значит, и мне будет, что тебе рассказать, — Сергей покрепче взял ее за руку. Они сцепили замком пальцы, это вышло как-то само собой и очень естественно. И Алька совсем не чувствовала себя школьницей или, как там говорят, «по-дурацки». Нет. Ей было просто приятно чувствовать свою руку в его руке. И идти рядом. И слушать его рассказы о старом барде. Просто приятно.
Часть 1 Глава 6
Аля стояла на большом валуне лицом к рыжему морю. Резкие порывы ветра пронизывали до косточек, и она обхватила себя руками, поеживаясь. Штормило. Волны с силой разбивались о камни, и холодные брызги летели Але на ноги.
Крики странных птиц заставили ее поднять голову и посмотреть на светло-коричневое небо — оно было сплошь затянуто облаками, отчего казалось почти шоколадным. Очень яркие, красно-лиловые кожистые твари, похожие чем-то на чаек, кружили прямо над камнем, где стояла Аля, и противно клокотали. Стало не по себе. Опустила лицо и уткнулась взглядом в чужие ярко-зеленые глаза. Это было так неожиданно и пугающе, что Алька резко отпрянула и чуть не упала.
Удержалась на камне, размахивая руками и хватая ртом воздух. Та, вторая, внимательно смотрела на нее, слегка наклонив голову набок.
— Кто ты? — спросила Алька пришелицу. Хотя кто еще тут был пришельцем?
Странная девушка ответила не сразу. Казалось, вопрос заставил ее задуматься.
— Я — Тринити.
Очень содержательный ответ. Алька вспомнила любимый папин анекдот про Шерлока Холмса и программистов. О том, что их ответы абсолютно точные и абсолютно бесполезные.
Беспокойные ржавые волны накатывались на скалы, разбиваясь на тысячи брызг. Капли попадали Але на одежду, оставляя красноватые разводы. Сам собой вспомнился предыдущий сон:
— Ты сказала, что это кровь? — девушка взмахнула рукой в сторону моря.
Вопрос озадачил пришелицу. Она опять выдержала паузу, подбирая слова:
— Если бы я была тобою, то это была бы кровь?
— Если бы… Что? Что это вообще значит.