Танцующий лепесток хайтана (СИ)

Нет, ему определенно не следовало питать лишних надежд — но было уже слишком поздно… Он сам поджег этот фитиль, согласившись на это чертово свидание, и теперь ему оставалось только беспомощно наблюдать, как с каждой секундой злосчастный зажженный огонек приближает его к катастрофе.
— Ваньнин?.. — Мо Жань буквально навис над ним, протягивая наполненную пиалу.
И когда он успел так быстро вернуться? Фитиль определенно стал минимум на один цунь ближе к пороховой бочке, потому что юноша, очевидно, уже и сам успел выпить, и его губы приобрели оттенок цветов сливы, а дыхание смешивалось с ароматом алкоголя, щекоча нервы Чу.
— Я немного задумался, — быстро пробормотал Ваньнин, едва не вырывая чашу из рук Вэйюя и залпом осушая ее.
Едва ли он сможет захмелеть вот так, но по крайней мере обжигающая жидкость должна была возвратить его голосу некоторую твердость.
— И о чем же? — Мо Жань снова сел на гимнастический мат, вытянув ноги в развязной манере. Он выглядел расслабленным — однако сосредоточенный взгляд не вязался с общим впечатлением.
Ох, он снова наблюдал за Чу — и наблюдал весьма пристально.
— Мне всегда хотелось спросить, почему ты начал заниматься чем-то… подобным, — Ваньнин кивнул в сторону хромированных балок купола. — Как-то ты упомянул саморазрушительные тенденции, но… так и не рассказал, что имел в виду.
Отчасти ему было действительно интересно, как Мо Жань мог решиться впервые на подобный прыжок. Ваньнину казалось немыслимым, чтобы кто-то мог захотеть забраться так высоко и спрыгнуть вниз ради развлечения. Сама идея того, что юноша увлекался чем-то подобным, почему-то вызывала в нем смешанное чувство тревоги и заставляла леденеть от страха.
С другой стороны, он подумал, что подобная тема сможет отвлечь Вэйюя от него самого — пусть и ненадолго.
— Я не уверен, что это удачный разговор для первого свидания, — внезапно уж слишком наигранно рассмеялся Мо Жань. — Боюсь, если я расскажу балетмейстеру Чу правду, он сбежит от меня снова…
— Мо Жань, — Ваньнин прищурился, его лицо теперь выражало откровенное беспокойство. — Я рассказывал тебе вещи, которые не знает даже Сюэ Чженъюн. Ты видел мои нервные срывы, и то, что со мной происходит в такие моменты… И я только что прыгнул с тобой с черт-знает-какой высоты без страховки. Ты серьезно считаешь, что есть что-то, что я бы не понял в тебе?
Мо Жань только молча уставился на Чу Ваньнина, а фальшивая улыбка медленно соскользнула с его лица.
— Есть вещи, которые не исправить, и которые навсегда изменили меня, — туманно выразился он. — Ваньнин, ты все еще многое обо мне не знаешь, но единственное, в чем ты можешь быть уверен — я никогда не позволю тому, что случилось со мной, затронуть тебя. Для меня это важно.
Его ладонь в это мгновение мягко прикоснулась к руке балетмейстера — и тот тут же рефлекторно попытался отстраниться, однако по нелепой случайности пальцы мужчины запутались в длинном рукаве свитера, не позволяя ему сделать это достаточно проворно. В итоге Мо Жань все-таки ухватил его ладонь и принялся бережно поглаживать напряженные сухожилия и выпирающие острыми углами фаланги.
Руки Ваньнина были теплыми, гладкими — и при этом удивительно жесткими — то ли виной тому было его стройное сложение, то ли некая особенность строения тела. Однако эта жесткость наводила на мысли об изящных произведениях искусства, выполненных из драгоценного белого нефрита. Мо Жань невольно вспомнил о том, как, теряя голову, покрывал эти ладони поцелуями, и как эти руки то впивались ему в плечи, то отчаянно пытались его оттолкнуть — то хлестали по лицу.
Воспоминания накладывались друг на друга подобно калейдоскопу, кружа в его голове сотнями разрозненных деталей, от которых перехватывало дыхание и становилось мучительно жарко.
Пусть прошлой ночью он был не в себе, но память редко его подводила — разумеется, он с невероятной детализацией мог бы даже прямо сейчас воссоздать в своей голове то, каким напряженным был Ваньнин в его руках, и как сладко перекатывались под его пальцами мышцы мужчины, какой белоснежной была эта кожа — и как краснела она от малейшего прикосновения. Все тело Чу вызывало желание вцепиться зубами и покрыть отметинами каждый миллиметр.
 
Мо Жань прикрыл глаза, пытаясь восстановить на мгновение утерянное равновесие. Ему достаточно было просто притронуться к руке Ваньнина чтобы завестись до такой степени… насколько же сильно он его хотел?
Тихо выдохнув, он все же не решился выпустить ладонь мужчины из своей — но немного ослабил хватку. Балетмейстер в свою очередь больше не делал попыток отстраниться или как-то сопротивляться. В следующее мгновение его длинные ресницы дрогнули, и Мо Жань обнаружил, что Чу смотрит на него — немного смущенно, но при этом не отводя взгляда.
Его глаза были темными и холодными, словно бездонный омут, обыкновенно заставляя окружающих держать дистанцию — но сейчас отчего-то, глядя на Мо Жаня, Чу казался таким беззащитным и робким, что сердце неистово застучало где-то в горле, а дыхание сперло.
— Я… Ваньнин, я поцелую тебя? — выпалил Вэйюй, решив, что будет правильно предупредить мужчину прежде чем что-либо предпринимать.
Тот тут же нахмурил брови, а затем едва заметно отстранился, как если бы раздумывал над заданным вопросом — или… почувствовал себя крайне неуютно.
— Что не так? — Мо Жань тут же погладил напрягшиеся пальцы, а затем, видя, что Чу не собирается отвечать, добавил. — Я не стану делать ничего, если ты против. Всё… в порядке.
Ваньнин снова ничего не ответил, и только неловко дернул рукой, как если бы хотел высвободиться, окончательно прерывая любой физический контакт.
Мо Жань вздохнул, чувствуя, как с каждой секундой уверенность в том, что он делает, тает. Ему всегда казалось, что Чу нравятся его поцелуи — столько раз тот медленно таял в его руках, а плотно сжатые губы становились податливей с каждой секундой под его натиском. И, все же... мог ли он на самом деле все это время заблуждаться?
Его взгляд тут же невольно проследил за рукой Ваньнина, которая в какой-то момент мелко задрожала, в который раз за этот вечер цепляясь за свитер, как если бы мужчина пытался максимально закрыть одеждой каждый миллиметр тела. Как если бы он мёрз… вот только Мо Жань знал, что Чу не было холодно, потому что буквально несколько секунд назад он чувствовал, что кожа балетмейстера была разгоряченной.
Юноша моргнул, а затем прищурился, пытаясь собраться с мыслями.
— Я тебя чем-то обидел? — тихо спросил он.
Ваньнин уставился на него в этот момент с таким выражением лица, словно желал ему гореть в аду — долго и мучительно.
— С чего ты взял? — спустя несколько секунд ответил он, кутаясь в свитер еще плотнее. Казалось, еще немного — и из ворота будут виднеться одни глаза. Подбородок, губы и кончик носа уже скрылись за широкой горловиной.
— Ты отсел от меня, убрал руку, и смотришь так, словно я… — Мо Жань замолчал когда заметил, что уши Ваньнина резко покраснели, и балетмейстер тут же попытался отвести взгляд.
На некоторое время между ними снова повисла тишина — такая пронзительная, что Мо Жань готов был поклясться, будто слышит, как истошно колотится его собственное сердце, проваливаясь куда-то в бездонную пропасть.
«Ваньнин… почему снова ты..?»
Он тихо покачал головой, вздыхая. Если балетмейстер Чу пожелает, он будет держать дистанцию столько, сколько потребуется. Месяц, год — или десять лет. Все это меркло в сравнении с тем, что Ваньнин был с ним — прямо сейчас! — на чертовом свидании!.. Один этот факт был способен придать Мо Жаню сил.
— Если хочешь целовать, так целуй, — вдруг выпалил Чу, и из-за того, что лицо его было наполовину скрыто свитером, голос прозвучал не так хлестко, как Ваньнину, скорее всего, хотелось бы. — Зачем спрашиваешь?!
Темные глаза сверкнули злостью.
Мо Жань, в этот момент решивший от безысходности налить себе еще вина, громко закашлялся и расплескал на себя напиток. Он так и застыл с пустой пиалой, чувствуя себя идиотом.