Танцующий лепесток хайтана (СИ)

Двигаясь свободно, с хищной грацией, он позволил музыке увлечь себя, диктуя ритм движений, давая своему темпераменту слиться в единое целое со все более отчетливо звучащим скрипичным лейтмотивом.
Неожиданно его зубы блеснули в холодной улыбке, и, качнувшись в сторону, он, подхватив ускоряющийся ритм, закружился в горячем фуэте.
Музыка внезапно смолкла, и тишина в хореографическом классе едва не оглушила его.
Мо Жань остановился, наконец подняв глаза на уже некоторое время задумчиво изучающего пустое пространство перед собой Чу Ваньнина.
«Он, бл*ть, вообще не смотрел в мою сторону?!» — юноша неожиданно почувствовал едкую злость. Чу, мать его, Ваньнин его, что, игнорировал?!
— Неплохо, — раздался прохладный голос Юйхэна, — но не хватает собранности и четкости. Шаг слишком расслаблен, а кисти временами перенапряжены, — взгляд Чу Ваньнина, словно только что вырванный из раздумий, наконец вернулся в сторону Мо Жаня, — Неплохо, — задумчиво повторил он, и, резко развернувшись к Мо Жаню спиной, пошел к двери.
«Неплохо?! Всего лишь «неплохо»?!» — мысленно вспылил Мо Жань.
Все-таки ему оставалось лишь признать, что люди совершенно не меняются. Он прекрасно знал, что танцует более чем просто «неплохо». Шесть лет назад он был одним из лучших учеников балетной школы. Даже бросив балет, он продолжал развиваться в других направлениях, непрестанно работая над собой, своим телом и выдержкой, постепенно дополняя отточенную технику различными акробатическими трюками.
Вот уже несколько лет подряд он выступал заграницей не просто как танцор, а как воздушный гимнаст, проделывая в десятках метров над землей головокружительные трюки, от которых даже его опытных коллег прошибал холодный пот.
Возможно, он давно не танцевал классический танец, но все же он явно был достоин чего-то большего, чем это вслепую брошенное «неплохо»... и пустой взгляд.
«Ваньнин, еб*л я мать твою, и всех твоих родственников до шестнадцатого колена!..»
Мысленно кроющий матом весь род Юйхэна, Мо Жань продолжал стоять в гордом одиночестве в пустом хореографическом классе, и на него неприветливо взирали его собственные отражения в зеркалах. Неожиданно волна не самых приятных воспоминаний накрыла его с головой, перенося в прошлое.
Впрочем, тогда даже брошенное вскользь «неплохо» он расценивал как огромный комплимент...
Мо Жань начал заниматься балетом сравнительно поздно — примерно в том же возрасте, когда пошел в школу. Его одногодки уже с легкостью садились на продольный и поперечный шпагаты в тот момент, когда он все еще мучился с растяжкой. Казалось, от уровня его сверстников его отделяют световые годы, и даже простые связки давались ему неимоверными усилиями.
Даже к концу третьего года учителя все еще смотрели на него как на бездаря, и, конечно же, никогда не допускали, чтобы он танцевал в передних рядах.
Впрочем, упрямства Мо Жаню было не занимать. Он буквально был одержим идеей научиться танцевать, и никакие увещевания его брата и дяди не могли его переубедить, или хотя бы заставить усомниться в себе.
Тем вечером он пришел на занятия раньше обычного, и, поскольку уже переоделся, решил, что пока что просто разогреется и порастягивается в коридоре. Впрочем, дернув от нечего делать ручку двери, он практически тут же с удивлением обнаружил, что танцевальный класс не заперт.
В помещении, освещенном лишь скудным светом с улицы, было непривычно тихо — и как будто бы пусто. Мо Жань безмолвно вошел, огляделся — и хотел, было, уже, уходить, как вдруг его внимание приковал высокий стройный юноша в белом, который будто какой-нибудь призрак скользнул в центр класса практически не касаясь ногами пола.
В следующее мгновение он прогнулся в талии словно гибкое древко лука, и его длинные, черные словно безлунная ночь, волосы скользнули мягким движением по земле в то время, как пара тонких, изящных рук взвилась в искусных фигурах, будто творя замысловатые узоры заклинаний.
Мо Жань застыл словно вкопанный, не в силах оторваться. Казалось, он всецело попал под гипнотическое влияние танцующего незнакомца, который как будто бы парил над землей в полной тишине, совершенно не замечая постороннего присутствия.
 
Его глаза все время оставались закрытыми, так что Мо Жань только диву давался, как этому парню удавалось двигаться так четко, если он даже не смотрел на собственное отражение в зеркалах. Вздумай сам Мо Жань танцевать с закрытыми глазами, наверняка бы разнес всю студию, разламывая все на своем пути.
Казалось, само время в танце замедлило свой ход, и в этот момент во всем мире остались лишь двое: прекрасный юноша-заклинатель, самозабвенно танцующий в практически полной тишине и темноте — и Мо Жань, застывший словно истукан в дверях и жадно вбирающий каждое движение незнакомца так, словно впервые видел нечто настолько прекрасное.
На самом деле, Мо Жань настолько забылся, что, когда юноша в белом остановился и наконец понял, что за ним наблюдают, лицо юного Мо все еще продолжало сохранять совершенно глупое выражение щенка, только что увидевшего кусок сочного мяса. Казалось, еще мгновение, и у него изо рта потечет слюна.
— Ты… давно ты здесь? — раздался тихий, немного смущенный голос юноши в белом. Огромные, черные, словно бездна, глаза впились в лицо Мо Жаня.
— Э… не то, чтобы, — Мо Жань, наконец, вернулся в реальный мир из состояния космического транса. — Я тут жду… жду друга, — тут же нашелся он с ответом, неожиданно поняв, что, если скажет этому незнакомцу, что тоже занимается балетом, то вовек не оберется позора.
В сравнении с парнем в белоснежных одеждах, который, казалось, был не намного старше его самого, его несколько лет усердных тренировок до изнеможения казались пустой тратой времени, глупой шуткой. Возможно, все-таки Сюэ Мэн был прав, и балет был не для Мо Жаня…
— У тебя очень сильные икры, и хороший подъем, — мягко сказал незнакомец, все это время не отрывая взгляда от лица Мо Жаня.
Каким образом он успел заметить его сложение, если все это время смотрел Мо Жаню в лицо, на самом деле, оставалось загадкой.
— Я… я хотел сказать, что… я… — промямлил Мо Жань, и, несмотря на толстокожесть, впервые в своей жизни ощутил, что краснеет.
— Ты начал заниматься довольно поздно, но усерден в тренировках, — продолжил незнакомый юноша, а затем неожиданно улыбнулся, хотя улыбка эта казалась сдержанной, словно внезапно выглянувший солнечный луч промозглым зимним днем, — Хочешь, я буду помогать тебе в свободное время?
— Мне?.. Помогать?.. — опешил Мо Жань, чувствуя, как сердце ушло в пятки.
«Лучше умереть сразу чем позволить этому юноше-небожителю увидеть, как я танцую…»
— Меня зовут Ваньнин, моя фамилия Чу, — тихо продолжил юноша в белом. — А как… твое имя?
— Мо Жань, — выпалил Мо Жань, и склонил голову, чувствуя, как лицо заливает краска. — Я… я, правда, плохо танцую. Боюсь, Чу Ваньнин лишь потратит свое время на такого, как я…
— Я не собираюсь становиться твоим учителем, — немного чопорно произнес Ваньнин, вдребезги разбивая иллюзию теплого общения. — Всего лишь дам несколько советов. Это сущий пустяк.
Мо Жань согласился. Как мог он отказаться, если этот прекрасный небожитель сам предложил уделить ему, бесталанному Мо Жаню, свое время?..
Еженедельно он приходил на час раньше в танцевальный класс на тренировку, и показывал Чу Ваньнину все, чему обучился — а затем получал новую порцию наставлений чтобы затем дома денно и нощно изматывать себя тренировками до следующей встречи.
Их с Чу Ваньнином общение в это время нельзя было назвать теплым, или даже дружеским. Пожалуй, даже с учителями Мо Жань за все время перекинулся большим количеством фраз, чем с этим талантливым юношей, который, ко всему прочему, оказался очень строгим — казалось, ни одна деталь не ускользала от его цепкого взгляда.
Сколько бы Мо Жань ни пытался заговорить с ним о чем-то постороннем, угостить чем-нибудь, или хотя бы расспросить — все было безрезультатно. Чу Ваньнин только молча щурился на мальчишку, сурово поджимая губы, и холодно цедил: