Танцующий лепесток хайтана (СИ)

Выйдя из такси и стараясь привлекать минимум внимания, Мо Жань направился в сторону увитых ночным жасмином теплиц. Цветочный влажный аромат разливался в воздухе сладкими тошнотворными волнами, от которых почему-то нервы скручивались в тугой узел. Высокие стеклянные панели почти не пропускали свет, а между металлических стеллажей клубился настолько густой туман, что Мо Жань, пробыв в этом помещении всего пару минут, в какой-то момент понял, что едва различает перед собой собственные руки. К его большему изумлению, он тут же осознал, что предметы перед глазами начинают неуловимо двоиться и подрагивать, словно бы оживая.
«Что за х*рня?..»
Он вытянул перед собой руку — и в ужасе уставился на пятнадцать пальцев и три ладони. От увиденного к горлу подкатила тошнота. В следующее мгновение он уже цеплялся в один из старых стеллажей, понимая, что неким образом отравлен, и его сознание затуманено.
Рефлекторно юноша задержал дыхание — но было слишком поздно, потому что его собственное тело, казалось, с каждой секундой наливается свинцом...
Он очнулся от того, что вода попала в дыхательные пути, а его голова словно онемела. Казалось, он одновременно утратил способность ощущать жар, холод — или даже боль. Мо Жань надрывно зашелся кашлем, пытаясь податься корпусом вперед, чтобы не захлебнуться, но крепкие веревки удерживали его привязанным к стулу.
В следующее мгновение желудок совершил странный кульбит, и парень едва сдержал рвотный позыв. Сердце колотилось в груди словно обезумевшее — даже самые сложные физические нагрузки не вызывали в нем раньше такой болезненной тахикардии.
Впрочем, зрение постепенно возвращалось к юноше — и, если в первую секунду он видел перед собой лишь медленно движущиеся размытые темные и светлые контуры, то теперь смог различить человеческое лицо, находящееся буквально в нескольких сантиметрах от его собственного.
Хуайцзуй…
Мо Жань сцепил челюсти, понимая, что угодил прямиком в ловушку этого человека.
Мужчина перед ним, очевидно, понял, что к юноше вернулось сознание — и тот его узнал — потому что тут же его губы расползлись в странной, кривоватой усмешке, которую нельзя было назвать ни доброй, ни злой.
— Вы наконец пришли в себя, Мо Вэйюй.
Говорил он тихо. Это была его обыкновенная манера речи: примерно таким же голосом он давал рекомендации труппе, точно так же он изо дня в день общался с Чу Ваньнином.
Если бы Мо Жань в этот момент не был привязан к стулу и перед этим усыплен газом, он наверняка бы не поверил, что человек перед ним каким-то образом может быть связан с Жуфэн и способен на подобные вещи. Однако он не мог отрицать то, что Хуайцзуй всегда держался с ним дружелюбно, и даже теперь, в подобных обстоятельствах, все еще производил впечатление вежливого и тактичного человека.
Мо Жань не стал ни подтверждать, ни опровергать слова Хуайцзуя, потому что тот изначально скорее утверждал чем спрашивал. Вместо ответа он встретился с мужчиной глазами. Живот все еще скручивало — видимо, давали о себе знать последствия отравления газом.
— Я предполагал, что это будете вы, — Хуайцзуй вздохнул, а затем, приблизившись к лицу Мо Жаня еще немного, добавил еще тише. — Вы никогда не считались с его мнением, ведь так? Этот раз не стал исключением…
— …... — Мо Жань молча продолжал смотреть мужчине в глаза, внутренне почему-то чувствуя некий диссонанс.
«С чьим мнением я не считался?..» — билась в его голове единственная мысль. Если речь шла о Наньгун Яне, то Мо Жань его едва знал.
И, все же, то, что Хуайцзуй внезапно сказал нечто подобное, почему-то заставило его волосы встать дыбом.
«Не может же он говорить о… Чу Ваньнине?»
Видимо, на лице юноши была написана его смутная догадка, потому что Хуайцзуй вдруг заливисто рассмеялся.
— Ах, Мо Вэйюй! Вы все еще считаете, что я работаю на Жуфэн? Вы действительно верите, что кто-то из вашей грязной своры способен заботиться о человеке вроде балетмейстера Чу?..
Мо Жань застыл, понимая, что человек перед ним действительно говорит то, что думает.
 
— Что же вы молчите, Мо Вэйюй? Обыкновенно вам не приходится подбирать слова, — Хуайцзуй благодушно усмехнулся, но от его улыбки веяло нездоровым полубезумным весельем. — Все те годы, что вы втаптывали в грязь имя Чу Ваньнина, вы никогда не испытывали нехватку красноречия. Что же теперь молчите?..
 Комментарий к Часть 35 Спасибо всем, кто дождался этой части!
Кое-как, отпахав самую адскую неделю, я все-таки настрочила всё это, а вдохновляла меня “в пути” вот эта чудесная композиция: https://open.spotify.com/track/01GzR8CaxfoPzAWYhvH8Nn?si=06728a4a23ab4c2a
P.S. Бай Жу, 白 竹 – дословно “белый бамбук”, выдуманный персонаж, поскольку я не хотела никого убивать из канона. Вот, пришлось придумать персонажа, чтоб он упал.
====== Часть 36 ======
Притворяться спящим было не лучшей идеей. Откровенно говоря, ничего глупее Чу Ваньнин еще в своей жизни не делал — исключение составлял разве только его совершенно безумный порыв прийти на помощь Мо Вэйюю сегодня на репетиции.
Впрочем, он действительно не был уверен, чем бы все закончилось без его вмешательства: возможно, присутствие Бай Жу над сценой нельзя было объяснить иначе чем попыткой покушения на Мо Жаня — однако в то же время Чу все равно продолжал испытывать весьма смешанные чувства по отношению ко всей сложившейся ситуации.
Он до сих пор с трудом мог поверить, что Хуайцзуй как-либо связан с Жуфэн. И… помимо всего прочего, он все еще не понимал, кто именно все это время пытался выставить Мо Жаня в дурном свете. Это никак не мог быть Ши Мэй — но, если не он, то кто же?
Ваньнин предположил, что Мо Жань захочет встретиться с Наньгун Янем, и потому ничуть не удивился, когда юноша приготовил для него чай и с особой настойчивостью стал следить за тем, как он пьет его глоток за глотком. Чу, не подавая виду будто что-либо заподозрил, незаметно вылил содержимое в раковину — а затем спустя полчаса сказался усталым и отправился в постель.
Мо Жань, впрочем, вовсе не торопился уходить. Он долго сидел рядом с Ваньнином, поигрывая его волосами, гладя его по лицу. Мужчине в какой-то момент пришлось буквально больно укусить себя за щеку, чтобы никак не выдать себя, потому что от этих прикосновений безумно хотелось отбросить притворство и податься к горячей ладони, продлевая контакт. Но он не мог себе позволить даже этого — так что всякий раз продолжал напоминать себе, что Мо Жань снова опоил его настойкой Мо Сяньлу явно не из благих намерений.
Впрочем, стоило юноше уйти, как Чу внезапно осознал, что определенно поторопился с выводами.
Мо Жань не собирался встречаться с Наньгун Янем — он воспользовался его телефоном и от его имени договорился о встрече с Хуайцзуем…
Первые несколько минут осознания этого факта оказались для Чу отрезвляющим шоком — должно быть, нечто подобное испытываешь, когда на тебя в одно мгновение обрушивается внезапный ливень, не оставляя ни клочка сухой одежды.
Как же вышло, что Мо Жань отправился вовсе не на встречу со своим отцом?
Ваньнин продолжал непонимающим взглядом смотреть на сообщение от Хуайцзуя в своем мессенджере.
«Через полчаса, старая оранжерея. Приходи один».
Даже то, как отрывисто была написана эта фраза, заставляло Ваньнина заранее испытывать ужас.
Разумеется, балетмейстер отправился следом.
Уже по пути он набрал детектива, занимавшегося все время делом о шантаже, и коротко описал ситуацию, избегая называть конкретные имена. Как всегда, тот стал задавать десятки уточняющих вопросов, от которых становилось не легче.
«Этот человек… вы говорите, ваш коллега?»
«Как долго вы с ним знакомы?»
«Простите… как, вы сказали, его имя?»
Морщась от плохо скрываемого раздражения, Чу процедил:
«Послушайте... я все равно сейчас туда еду. Я не собираюсь оставаться в стороне когда опасность угрожает человеку, которого я люблю. И, если с Мо Жанем что-то случится... я этого не прощу».