Папина содержанка (СИ)
Она даже посочувствовать не может моему горю. Это не женщина, а исчадие ада какое-то!
Но вот опять сильные руки хватают меня за плечи. Она ставит меня на ноги, наклоняет головой к раковине, включает холодную воду и вдруг начинает, одной ладонью держа за шею, второй протирать мне зареванное лицо. Только про слюни и сопли это она приврала, конечно. Я расплакался, а не разрыдался. Умывает, как ребенка. Интересно, у неё дети есть? «Нашел время, о чем думать!» – ругаю сам себя.
И понимаю, настолько приятны мне эти прикосновения сильных, но мягких пальцев. Мажорка набирает новую порцию воды, проводит по моей горячей коже, которая становится всё холоднее, и благодаря этому я постепенно прихожу в себя. И от страданий, и от опьянения. Хотя первое преодолеть, конечно, намного легче, чем второе. Меня продолжает покачивать.
Я не сопротивляюсь. У меня силы кончились. Умыв меня, мажорка достает платок из кармана. Большой, из хорошей и очень дорогой ткани, даже с вышитым вензелем. «МИР». Забавно и странно одновременно – МИР. Это что, нарочно так придумала? Кличка у неё такая, что ли? «М» – это Максим, а дальше? Надо будет спросить у отца. У этой, – я презрительно глянул на мажорку – ничего спрашивать не стану. Из принципа!
Но платок беру. Вытираю им лицо, при этом умудряясь жадно вдыхать аромат парфюма. Точно так же от самой Максим пахнет. Это её запах. Напоследок беру и сморкаюсь в эту дорогую и явно рукотворную вещь. Протягиваю мажорке. Вот тебе, паразитка, месть за пьяного меня.
Она брезгливо морщится:
– Себе оставь. На добрую память.
И оставлю! Демонстративно комкаю платок и пихаю в карман брюк. Вообще-то я тоже красиво одет. У меня тоже платочек имеется. Не хэнд мэйд, конечно, но это доказывает, что я не свинтус какой-нибудь и в правилах приличия и стиля многое понимаю!
– Пошли, домой тебя отвезу, – говорит Максим. Вдруг в её голосе слышу нотки усталости. Что, мажорка, боевой запал иронии и сарказма проходит? А я думал, тебя надолго хватает, или ты вообще всегда такая наглая. Видимо, нет. Так тебе и надо!
– Сам доберусь! – говорю я, но тут же замолкаю. Как я поеду домой в таком виде! Там же моя профессорская мама, интеллигентка в четвертом поколении! Да она, если увидит, что ее приличный мальчик так нажрался, инфаркт получит прямо на пороге! Господи, ну и влип. И всё мажорка виновата. Опять тянет расплакаться. Отца опозорил, маму теперь осталось.
– Мне домой нельзя, там… мама, – горько признаюсь я.
– Ой, что я слышу? – опять в ней сарказм проснулся. Подзарядиться успела, наверное. Или чужим горем питается, как энергетическая вампирша. Почему как? Такая он и есть! – Деточка нагадил в штанишки, теперь боится, что мамка по попке настучит? – видя, что у меня опять начал предательски дрожать подбородок, мажорка восклицает. – Ой, только не нужно слез! Поехали, есть у меня одно место. Там переночуешь.
Мы выходим из ресторана, куда я теперь ни ногой. Ни за что не вернусь в место, где мне отныне будет казаться, что каждый официант станет тыкать пальцем и говорить: это тот самый слабак, который напился на юбилее отца, что даже встать не смог и выговорить слова поздравления. Теперь буду это место за километр обходить и объезжать.
Мажорка просит меня подождать у входа в туалет. Отлучается куда-то и возвращается минут через пять, снова затянутая в чёрную кожу. Куда подевалось, интересно, шикарное вечернее платье? В руках ничего нет, на поясе только небольшая сумка. Видимо, у неё тут хорошие знакомые в руководстве заведения.
Максим выводит меня черным ходом из ресторана прямо на парковку. Подходит к своему припаркованному неподалеку байку. Я плохо разбираюсь в такой технике, но кажется, что аппарат очень дорогой. Притом, кажется, эксклюзивный, сделанный на заказ, что увеличивает его и без того внушительную стоимость в разы. Интересно, откуда деньги? Собственный папаша дал или мой расстарался? Если второе, то обидно. Мне, значит, просто смартфон, пусть и дорогой (жаль его все-таки), а своей любовнице – шикарный байк?
Я же просил его, между прочим, папашу своего, купить мне машину. Пусть недорогую, простенькую иномарочку. Что ответил? Рано тебе еще, боюсь за твою безопасность. Наплел черт знает чего. На самом деле вот они, где мои денежки. Воплощены в это чудо мотоциклетостроения! Ну спасибо тебе, папа. Правильно я сделал, что напился! Не за что тебя благодарить! Как же кружится голова!
– Забирайся, поехали, – говорит Максим, садясь за руль байка.
– Без шлема? – удивляюсь я.
– Не остановят, не бойся, – усмехается она.
– А если разобьемся? Ты ж со мной пила!
– Нет разобьемся. Я трезва.
– Ага! Я пьяный, я ты трезвая. Врёшь!
– Я не пила, говорю, – Максим злится, а мне нравится. Нашел, чем её поддеть! Не любит, когда его врунишкой считают! Запомню!
– Когда ж ты пьяной себя считаешь? – ехидно спрашиваю.
– Когда на ногах стоять не могу. Быстро садись!
Я вздрагиваю от окрика и забираюсь на мотоцикл. Ух, как высоко. Кладу ноги на выдвижные подножки, а держаться тут за что? Ручек-то нет. Придется за Максим. Забавно, придётся как следует подержаться за её тело. Но тут же думаю о другом: хорошо хоть шлем на голове. У нее, у меня нет. Страшно же!
Байк, глухо урча мощным мотором, рвет с места в ночь. И я, чтобы не свалиться, обхватываю Максим, ощущая пальцами, как она дышит, как часто бьется её сердце. Наверное, огромная скорость и ощущение постоянной опасности заставляют главную мышцу мажорки делать намного больше ударов в минуту, чем положено. Хотя что это – «положено»? Если не жить на полную катушку, то и биография покажется в итоге скучной, да уложится в пару скупых строчек.
Я крепко прижимаюсь к девушке, пряча лицо от сильного ветра у неё за спиной. Мне тепло, хорошо. Словно приник к родному такому дорогому человеку. Наваждение опять охватывает меня. Она – женщина моего отца! Я не имею права ей увлекаться!
Глава 4
Не знаю, куда меня везет Максим. Мелькают улицы, фонари, мосты, ярко освещенные площади, дома. Порой кажется, что путешествие продолжается уже несколько часов, хотя, хотя наверняка намного меньше. Но смотреть на часы нет желания. Я согрелся у неё за спиной. Мне приятно ладонями, плотно прижатыми к животу девушки, ощущать её дыхание и биение сердца. Пусть пальцы мои и замерзли сверху, но им тепло на внутренней поверхности. Так бы и ехал на край света, не обращая внимание ни на что вокруг.
– Хорош уже, – глухо и едва различимо слышится в шлеме, поскольку ветер свистит у меня в ушах.
Я пытаюсь вслушаться. О чем это она? У неё там, наверно, вмонтирован блютуз-передатчик, вот по телефону и болтает. Видел такие шлемы в рекламе, кажется. А что? Очень даже удобно. Только не пойму, как там срабатывает кнопка ответа на вызов? Языком, что ли? Или носом тыкать?
Мне смешно, я хихикаю, но быстро прекращаю – меня начинает потряхивать от смеха, а на такой скорости и на этом байке, летящем, словно стрела, это опасно. Я пьян, конечно, но не до состояния самоубийцы.
– Да хорош уже! – слышу снова. Опять она пимпочку давит кончиком языка. Ой, умора! Ха-ха-ха! Черт, не свалиться бы…
– Хватит меня лапать! – рычит Максим, и до меня вдруг доходит смысл сказанного: это я, увлекшись, растопырил пальцы у неё на груди. Ай! Спешно соединяю их и пускаю на уровень талии. Здесь у неё карманы, вот на них и остановлюсь. Как неудобно-то получилось! Блин, не рассказала бы она отцу. Тот ещё приревнует меня к собственной любовнице. Ужас, этого мне только не хватало. Ещё ведь предстоит разговор по поводу моей пьяной выходки, а тут… нет, я этого не вынесу.
Мы останавливаемся напротив уходящей в темноту ночного неба многоэтажки. Максим заглушила мотор прямо напротив подъезда, хотя могла бы сделать это заранее, метров за пятьдесят, чтобы не будить людей грохотом мощного движка, и проехать накатом. Но ей наплевать, мажорка все-таки. Я думаю, что если бы у неё была тачка, то наверняка каталась бы с огромным сабвуфером, занимающим весь багажник, и сотрясала окрестности мощными глубокими басами, не думая ни о ком, кроме собственной крутости.