Пепел (СИ)

– Рита, иди в комнату. А Витя, я скажу ему… – произнесла мама, стоя в проходе между коридором и кухней.
– Скажи ему, чтобы больше никогда не приходил, – я развернулась и пошла к себе. И без этой фразы было тошно, рыдания застряли где-то между сердцем и разумом. Я будто закрывала себя в непроницаемую деревянную коробку, в которой нет места свету.
Однако на этом попытки Шестакова не закончились. Витя поймал меня в школе, он ждал в коридоре, когда я переступлю порог учебного заведения. Я чудом проскочила вместе с толпой внутрь, куда моего бывшего лучшего друга не пустила охрана. На второй день ситуация повторилась, только побег не удался. Витя все-таки выцепил меня и силой оттащил на улицу к турникам.
– Какого черта, Романова? Ты с ума сошла? Заболела? Обиделась на меня? – закричал он, облокачиваясь о турник головой. Хорошо вокруг никого не было, и мы не привлекали особого внимания школьников.
– Нет, просто, – сухо ответила. Сердце пропустило удар от того, с каким холодом прозвучал мой ответ, словно я сама себе воткнула нож в горло. Я не могла смотреть на Витю, мне это казалось предательством.
– Что просто? Мы дружим с какого возраста? Ты забыла? Я ведь говорил, что мы всегда будем вместе! Я не собираюсь подчиняться твоим тупым заявлениям! И я буду к тебе приходить, хочешь ты того или нет!
– Делай, что хочешь, – со вздохом произнесла и двинулась в сторону школы. Витя схватил меня за руку и резко дернул. Мы пересеклись взглядами. Мимолетно. Всего секунда, и внутри разорвалась атомная бомба. Мои губы дрогнули, потому что в глазах Шестакова был другой мир: в нем была радуга, а в моем бесконечный дождь.
– Рит, я… я не понимаю, почему ты решила отказаться от меня.
– Мне пора, – шепнула, вырываясь из рук Вити. Мне надо было сказать ему что-то более убедительное, но я не смогла. Отталкивать мальчика, которого любишь, оказывается, невероятно сложно.
И нет, это была не последняя попытка Шестакова, он вообще не умел проигрывать, наверное, поэтому всегда выбивался в негласные лидеры. Люди тянулись к Вите, но меркли в его тени. Ему стоило только выйти в центр, как вокруг сразу появлялись радостные голоса и смех. Я тоже смеялась, была одной из тех, кто грелся в тепле этого яркого мальчишки. А теперь его нет. Солнца нет. Оно погасло. Витя погас для меня.
В следующий раз Шестаков притащил мороженое, но я не взяла, пройдя мимо, словно мы были незнакомы. Больней всего было видеть горечь в его глазах и обиду. Я утешала себя только тем, что однажды извинюсь перед ним. Однажды, когда стану старше, когда Витя тоже вырастет, мы встретимся и поговорим по душам. Я не была уверена, что мы сможем стать снова друзьями, но… я должна извиниться и дать понять, что в моих намерениях не было ничего плохого.
Он не должен пострадать от рук отца.
День за днем, неделя за неделей. Витя приходил почти каждый день. Он пытался поговорить, он, словно понимал, что в конечном счете я могу сдаться и дать слабину. И я почти сдалась, однако папа мне напомнил, ради чего держалась столько времени.
В пасмурную субботу, когда мы с отцом вышли в школу, встретили Витю у входа в наш двор. Он держал в руках маленького котенка и смотрел на меня так, как и этот бездомный пушистик, – с надеждой.
– С дороги! – буркнул папа, толкнув Шестакова, стоящего на ступеньках. Котейка выпал из его рук, громко пискнув. Я остановилась, грудь парализовало от чувства вины и тоски.
– Рита! – крикнул Витя.
– Пошли, – настаивал отец.
– Павел Дмитриевич, позвольте проводить Риту в школу.
– Не смей даже близко приближаться к моей дочери, выродок! – рявкнул папа. Он повернулся и сделал шаг в сторону Вити, сжимая руки в кулаки. Я испугалась. Настолько сильно, что начала задыхаться. В глазах возникли картины, как отец бьет Шестакова, как нависает над ним и обвиняет в грехах, которые совершил другой человек.
– Папа, я в школу опоздаю! – закричала, схватила его за руку и потянула за собой, прося всех богов услышать мою мольбу.
Пожалуйста…
 
Отец хмыкнул, Витя молча опустил голову, и мы разошлись каждый своей дорогой. А вечером папа устроил скандал. Мамы опять не было. Она не знала, как я умела терпеливо ждать окончания ударов. Три или четыре, не больше. Чтобы не осталось следов. Чтобы я не хромала. Чтобы никто не заподозрил, какая плохая дочь растет в семье Романовых. А потом извинения. Папа всегда извинялся. Не сразу, но через день или два он приходил ко мне, приносил маленькую шоколадку и говорил о своей вине, что давит на плечи.
Лжец.
Мама любила лжеца. Я была дочкой лжеца.
А через неделю состоялась наша последняя встреча с Витей. Он опять ждал меня в школе, сегодня с ним даже не было рюкзака и формы. Обыденная одежда: джинсы и майка.
– Рит, если мы перестанем общаться, этот мир взорвется, – сказал Шестаков голосом полным отчаяния. Я стояла напротив него, сжимая лямку рюкзака, с опущенной головой. Меня будто опустошили. Ни сил, ни слов, ни даже чувств… Я словно исчезала, оставляя после себя пепел и крупицы на мокром асфальте.
– Пусть бы он рухнул скорей, – произнесла сиплым голосом. Развернулась и поплелась в сторону кабинетов.
– Если ты сейчас не остановишься, если не подойдешь ко мне, я клянусь! Я… Я больше никогда к тебе не подойду. Слышишь?
Мне казалось, больней уже не будет. Мне казалось, я уже столько слез пролила, столько испытала. Да и ничего не менялось, по сути, мы никогда не сможем быть даже друзьями. Я заставила себя привыкнуть к этой мысли. Но от фразы, произнесенной Витей, у меня оборвалось дыхание. Я остановилась, еще крепче сжимая лямки рюкзака. По щекам покатились слезы.
Мне хотелось сказать, что я этого не слышала. Мне хотелось развернуться и побежать к нему, обнять и больше не расставаться.
Еще недавно, казалось, наша дружба будет длиться вечно. Но что такое вечность? Кто вообще сказал, что она существует? Все забывается: голоса, улыбки, смех, лица. Его глаза, сияющие в непроглядной тьме, такие же яркие и непостижимые, как звезды на ночном покрывале. Его задорный и требовательный голос и горячие объятия, в которых можно было согреться даже в самый холодный январский день. Все забывается. И Витя скоро меня забудет.
Мы останемся лишь отголоском воспоминаний. От них останется только пепел.
Сглотнув, я сделала шаг вперед. Не оглянулась. Затем еще один шаг и еще. По щекам катились горькие слезы, сердце разрывалось от боли, словно его пронзали тысячи огненных стрел. Но я не оглянулась.
 Глава 07 - Рита 
 
Через четыре недели до нас дошли новости – Шестаковы развелись. Папа злорадно хихинул, мама никак не отреагировала, а я упивалась собственным горем. Хотя, конечно, думала о том, каково Вите сейчас, с кем он останется после развода, не уедет ли вообще из города. Последний вариант особенно пугал, но даже если и не уедет, все равно больше не будет нас. Мне все чаще хотелось плакать.
Время шло, порой, слишком медленно, а порой оно останавливалось, и я переставала понимать, какой на дворе месяц, день и сезон.
Закончился третий класс, а там и четвертый, и пятый с шестым. Папа менялся, нет, не в лучшую сторону. Я думала, он перестанет поднимать на меня руку, но его методы никуда не ушли. Менялись только причины: четверка по литературе, недоеденный ужин, длина юбки, открытые плечи. Я превращалась в чучело, скрывающее под одеждой свою индивидуальность.
Папа выбросил почти все брюки из моего шкафа, сказав, что девушка не должна носить обтягивающее. Никаких распущенных волос или блеска для губ. Маму заставил надеть косынку на голову. Хотя, она и так почти погасла, никто не смотрел на нас с ней, а то и вообще шарахались.
В школе надо мной посмеивались, называли нищенкой, обходили стороной. Я никому ничего не отвечала, просто ждала дня, когда выброшу этот хлам в окно, уеду в другой город и забуду прошлое как страшный сон. Иногда, конечно, в кромешной теме мелькали лучики света – я встречала Витю. Замечала его в городе, пряталась за деревом и тайно подглядывала. Шестаков к окончанию шестого класса вымахал ростом, да и руки его обтянули рельефные мышцы. Он всегда был в компании: мальчики и девочки – громкие и веселые. Витя улыбался им, а они улыбались ему.