Сфера времени (СИ)

Это, собственно, их и спасло. Почти всех. Лейтенант Смирнова была уже четыре часа как мертва…
Коренёв грохнул кулаком по панели управления электромобиля. Раздался жалобный писк электроники. В этот момент зазвонил смарт-браслет.
— Вань, от тебя пропущенные. Только вылезла из Дартового бункера, там не ловит ни фига. Что-то случилось?
— Случилось, — устало произнес Иван. — Ты дома?
— Буду через полчаса. Приедешь раньше, располагайся. Где бар, знаешь. Я закажу сейчас что-нибудь пожрать.
— Закажи, — но браслет уже потух, и только тревожно пищал электромобиль, извещая о поломке. Иван вызвал такси и вышел из своей машины. На боковом сиденье так и лежали красные тюльпаны.
____________________
[1] Султан Египта и Сирии Салах-ад-Дин в 1187 году разгромил войска Иерусалимского королевства и захватил Иерусалим.
[2] Согласно П.7.5 ФЗ «О туризме» № 34 от 10.07.2152 г Турист должен быть одет в самоочищающийся термокостюм, способный поддерживать жизнедеятельность туриста в течение семи дней. Термокостюм должен быть экипирован сигнальным маяком с радиусом действия не менее 100 км.
  
Praeteritum XV
 
 
Она же рече: «Равна ли убо си вода есть, или едина слаждьши?» Он же рече: «Едина есть, госпоже, вода». Паки же она рече: «Сице едино естество женьское. Почто убо свою жену оставя, чюжия мыслиши?» Той же человек уведе, яко в ней есть прозрения дар, бояся к тому таковая помышляти.
 
«Повесть о Петре и Февронии Муромских»
 
Рынок поражал своими красками, звуками, запахами. Нет, Ефросинья знала, что Муром был одним из торговых городов Волжского пути, но одно дело — читать, а другое — слышать, видеть, щупать.
— Ткани! Посконные, набивные, суконные, бумажные!
— Шелк! Брячина! Коприна! Оксамит!
— Сапоги! Голенища для сапог!
— Бусы, кольца, браслеты стеклянные!
— Бобры к хозяйке добры! Соболя от Новгорода до Константинополя! Куницы для молодухи и девицы!
— Рыба, кому рыба солёная?!
— Рабы, рабы с Киева!
— Калачи, кокурки, дрочены!
Часа ходьбы по рынку хватило, чтобы понять ряд важных моментов. Во-первых, Ефросинью узнавали. Не было ни единого купца, кто бы ни обратился к ней по имени — отчеству. Притом это самое «отчество» было по мужу. Во-вторых, с ценами творилось что-то удивительное. Еда и сырьё стоили дешево, ткани местного изготовления, одежда, обувь, предметы быта на порядок дороже, но подъемно. Импорт стоил, как импорт. Притом шёлк и специи дешевле, чем Ефросинья предполагала. Мелкого стеклянного ширпотреба было очень много, и стоил он копейки, но вещи размером чуть больше уже продавались ощутимо дороже. Например, один бокал стоил тридцать кун. Окна делались только на заказ и были даже не витражными, как в Европе, а собирались из круглых «лепёшек» размером по пятнадцать-двадцать сантиметров в диаметре. Стоила одна такая лепешка в районе четверти гривны. Фрося прикинула, сколько окон она собралась поставить, и мысленно присвистнула. Это какие деньжища-то выходят! Но выход искать как-то надо было. Ей привыкшей к стеклу и бетону, средневековые дома, больше напоминали склепы и находится в них было физически тяжело. С другой стороны спустить все имущество на несколько неровных лепёшек — жалко.
— У меня слюдяные стоят, — отметила Настасья, и они пошли дальше.
Ряд пряностей нашелся сам. По запаху. Лавку Михала показали сразу, а вот там их ждал скандал. Точнее, не ждал, конечно, а вовсю полыхал.
— Ты продал мне горькую соль! — кричал хорошо одетый мужчина средних лет.
— Я предупреждал, что она морская. — Купец хмурился и старался держаться спокойно.
— Да хоть Коломыйская! — не унимался покупатель. — Я купил четыре пуда, что мне теперь с ней делать?!
— Всё то же самое. Слушай, ты у меня спросил, какая соль, я тебе ответил — морская. Ты купил.
— Так потому, что она самая дешевая была на всем рынке!
— Ну, значит, пойди и купи теперь самую дорогую! От меня-то что надо?!
— Деньги возвращай и виру за обиду.
Вокруг начала собираться толпа. Купец ощутимо напрягся. Вдруг сбоку от Ефросиньи раздалось отчетливое покашливание.
 
— Никита Иванов, здрав будь! — зазвенела Настасья. — Чего голдобишь с утра пораньше?
Мужчина повернулся к ним лицом, и Фрося увидела висящую у него на поясе серебряную подвеску со стилизованным рарогом[1].
Да вот, для двора княжеского соль купил, а она горькая, — раздосадовано поведал местный чиновник. — Вернуть хочу.
Однако про виру больше не заикнулся, и то хлеб.
Фрося едва заметно кивнула купцу в знак приветствия, смочила палец и попробовала товар.
— Откуда привез? В Новгороде же не выпаривают морскую соль?
Только теперь тиун обратил внимание на женщину, что стояла подле Настасьи, и побледнел.
Три дня назад он купил дешевую соль, а отчитался, как за обычную. И всё бы хорошо, если бы не княжий кухарь. Забраковал, сказав, что такая не годится, так как горькая, а князь Владимир горечь очень чутко в пище чувствует. И теперь вот хотел вернуть по-тихому, но купец уперся и ни в какую, а тут ещё, как назло, молодая жена князя Давида нарисовалась. Что ей дома за шитьем не сидится?
— Из Белгорода, — пробасил Михал, кланяясь. Я туда из Новгорода воск привез да медь. В Белгороде вино купил, пряности, соль да тонкий лён. Часть у половцев сторговал, у них же еще специй взял и благовоний. Решил здесь продать, так как пошлины ниже, чем во Владимире. Я предупреждал, что соль морская, а не каменная. Я всех предупреждаю.
— Ясно. Никита Иванов, я выкуплю твои четыре пуда соли, а ты не кричи почем зря, не отпугивай покупателей от рядов.
Тиун озадаченно покосился на сотникову жену, судорожно соображая, что теперь делать. Согласится, тогда Владимирова сноха узнает цену, за которую куплена соль. Выболтает князю. Последуют неудобные вопросы или, что еще хуже, проверки. Вот же чертова баба! Лезет, куда не просят.
— Не стоит, госпожа, покупать эту соль, она плохая, — выделил интонацией последнее слово слуга и мысленно добавил: «Пошла вон!»
— Как видишь, я не послала на рынок ни тиуна, ни кухарку, а пришла сама. Удостоверилась в том, что товар хорош, и желаю у тебя его взять. Отчего ты отказываешь мне?
Никита понял, что у него есть два варианта: позорно сдаться или с гордостью отступить. Пусть он лучше потеряет серебро и будет вынужден оставшуюся жизнь жрать эту соль, но зато никто не посмеет его упрекнуть в татьбе.
— Ну, раз сама хозяйка Давыдова дома посчитала соль пригодной, то я, пожалуй, оставлю её в своем хозяйстве. Для князя же Владимира приобрету другую. Будьте здравы!
Поклонился и ушел.
Фрося удивленно приподняла бровь.
— Что это сейчас было?
— А то, что кто-то обзавелся личным врагом, — задумчиво протянула Настасья.
— Я ничего ему плохого не сказала и не сделала.
— Порой для вражды нужно лишь оказаться в ненужном месте в ненужное время и не суметь пройти мимо.
«Пройти мимо»… Ефросинья задумалась. Там, дома, в далеком двадцать втором веке, она именно так и поступила бы. Какое ей, по большому счету, дело до спора двух незнакомых мужчин? Откуда это участие? Примерила на себя роль княгини, решила, что вправе вмешиваться в чужие жизни? Или этот мир меняет её, гнет под себя? И если случай с Ефимьей можно было списать на реакцию нарушения личных границ, то тут её за язык никто не тянул.
— Спасибо, сударыня, — широко улыбнулся купец. — Я на его деньги уже товар купил, и отдавать было бы нечем.
— Пожалуйста, — пожала плечами Фрося. — Соль-то у тебя еще осталась?
 
В итоге Фрося взяла у купца два оставшихся пуда соли. И радость от удачной покупки перекрыла неприятности утра. Во-первых, Михал сделал ощутимую скидку. Это можно было понять по округлившимся глазам Настасьи. А во-вторых, морская соль оказалась единственным источником йода во всей округе. А у неё, между прочим, девочка-подросток на попечении и беременная кухарка