Ковчег изгоев (СИ)

— Генеральная уборка.
И уже закрывая за собой дверь, услышала, как выползают из люков маленькие роботы-уборщики, и затылком почувствовала легкое веяние свежего потока воздуха, наполненного озоном и ещё каким-то свежим прохладным ароматом.
В коридоре было пусто. Время шло к часу дня. Скоро экипаж соберётся в ресторане и можно будет увидеть, кто выжил и на кого можно положиться. Бросив взгляд на дверь ресторана, я развернулась в другую сторону и медленно побрела в командный отсек.
Адреналин иссяк. Напряжение не только последних часов, последних дней схлынуло, оставив после себя смертельную усталость. Не хотелось оценивать, ни происшедшее, ни свои действия, ни сложившуюся ситуацию. Больше не хотелось ничего.
На мостике было тихо, словно весь корабль вымер. Тихонько перемигивались на приборных панелях разноцветные огоньки, и на фронтальном экране медленно парили в чёрной пустоте бледные, как пыль, звёзды. Мы слишком далеко от дома… Мысль мелькнула и пропала, оставив лишь слабое недоумение. К чему это?
Я села за свой пульт и активировала терминал.
— Командор высшего класса Северова, — идентифицировала меня охранная система. — Доступ получен.
— Спасибо. Полная автоматическая диагностика систем звездолёта с выводом общих показателей на первый, второй и четвёртый экраны. Все неисправности и сбои дублировать в голосовом режиме.
На экранах замелькали цифры, схемы, чертежи. Глядя на них, я иногда через сенсоры запрашивала развёрнутые характеристики показателей на третий экран. Думать было ни к чему, достаточно было смотреть и понимать. Информация мгновенно попадала в нужные участки мозга, пробегая по нейронам с бешеной скоростью. Пальцы сами скакали по сенсорам. А в голове складывалась картина жизни корабля, биения его пульса, его дыхания, тока энергии по его артериям, состояние его разветвлённой нервной системы. Я чувствовала живую душу этого огромного звездолёта, жизнь его мощного, совершенного тела. И где-то далеко на периферии сознания мелькнула удивлённая мысль, что когда-то давно, в другой жизни я умела чувствовать другой корабль, большой, сильный, добрый и надёжный. Я не просто водила его по Вселенной, я не просто летала в нём, я летала с ним, или, может быть, им, потому что когда-то ощущение того, что я сливаюсь в одно целое с моим «Эдельвейсом», было таким естественным, что я даже не задумывалась, есть ли такое чувство у других. А потом всё это забылось, как забывают люди о крыльях, которые были у них в прошлой жизни. И вот теперь это почти забытое, и потому немного странное, но чарующее ощущение слияния с баркентиной снова охватило меня. Я почувствовала её тело, как своё, и её душа, молодая и светлая осторожно и преданно коснулась меня.
И силы вернулись, потому что «Пилигрим» был в порядке, он был жив, он был готов к работе, и он был рад, что остался с нами. Немного странное чувство неудобства, какого-то дискомфорта промелькнуло мимо, и я, отметив его, устремилась дальше, прощупывая вместе с кораблем все его самые потаённые уголки, сверяя свои ощущения с показаниями диагностических систем. И покой потихоньку снова опустился на мои плечи, пусть не устраняя до конца чувство усталости, но, по крайней мере, делая его менее тревожным и болезненным. Я ощутила силу звездолёта, как свою, я осознала всю его защищенность и мощь его оборонительных систем. Он стал моей крепостью, моим домом, моим ковчегом в бурных волнах космоса, который рано или поздно всё равно пристанет у далекого Арарата.
Сзади послышались шаги, и кто-то остановился справа от меня.
— Командир, вас все ждут, — произнёс Булатов.
Я подняла руку, призывая его к молчанию, и указала на кресло перед пилотским пультом. Он сел.
Диагностика подходила к концу. Компьютер ни разу не подал голос, сообщая о каких-то проблемах или сбоях в работе автоматики корабля. Мои ощущения полностью совпадали: «Пилигрим» был в полной боевой готовности, все его системы работали как часы, его огромный организм функционировал слаженно и ровно. Пожалуй, пока только на него я могла положиться, как на тех, кого я привела с собой.
 
— Диагностика закончена. Неисправности и сбои не выявлены, — сообщил компьютер.
— Благодарю, — кивнула я.
— У вас тоже мозг как компьютер работает, — произнёс Булатов задумчиво. — Я думал, я один такой на свете.
— Я никогда не видела в своем общении со звездолётом ничего странного, — пожала плечами я и повернулась к нему. — Как ваша голова?
— Хорошо, — кивнул он.
Внешне я не увидела никаких признаков травмы, но подумала, что нужно будет на всякий случай отправить его в медотсек. Завтра.
— Выглядите нормально, — подтвердила я.
Он опустил глаза и покаянно произнёс:
— Я вас подвёл, командир.
— Почему?
— Вы доверили мне звездолёт, а я его не уберёг.
— Обошлось, — проговорила я. — Никто не мог ожидать такого… Мне, может, и стоило оставить на мостике старпома, но не факт, что ему удалось бы это предотвратить. Да и на планете он нам пригодился.
— Да, ребята рассказали, — он посмотрел на меня тёмными настороженными глазами. — Это очень странное место, и с нами со всеми, со звездолётом происходит что-то странное. Я не знал, что такое возможно.
— Боюсь, что эти странности станут нашей реальностью, — пробормотала я, посмотрев на экран. — И мы чаще будем видеть темноту, чем звёзды. Именно такие ситуации и будут нашей работой, разве что со временем мы сможем быть уверены, что экипаж надёжен на все сто, то есть, чтоб можно было полностью положиться на каждого в отдельности и на умение работать всем вместе.
— Порой мне кажется, что это невозможно.
— Это потому что эти пять дней вы просидели в одиночестве под замком. А мы были внизу: семь человек, которые ничего друг о друге не знают, и при этом предпочитают хранить свои секреты. Но оказалось, что каждый из нас может играть в команде честно и готов пойти ради общего дела до конца. Просто нужно немного доверия.
— Вот доверия мне и не хватает, потому что я просидел под замком.
— Вас уже выпустили, — напомнила я, посмотрев в конец коридора, где появился Хок. Он быстрым шагом вошёл на мостик и взглянул на меня.
— Экипаж требует командира, — сообщил он. — У нас сегодня вроде как праздник.
— Это по какому ж поводу? — уточнила я.
— По поводу боевого крещения, которое мы с грехом пополам, но всё же выдержали, — невесело усмехнулся он. — Умение не сесть в лужу — это отличный навык, но и способность выбраться из неё — тоже не лишнее.
— Уговорил, — согласилась я, поднимаясь из-за пульта. — Ну и дебют у нас!
— Первый блин… — прокомментировал Булатов, тоже встав.
— Как Жаклин? — спросила я, направляясь к выходу из отсека.
— Состояние средней тяжести, — ответил Хок. — Дакоста говорит, что у неё общая контузия, словно рядом с ней разорвалась вакуумная граната. Многочисленные мелкие кровоизлияния мозга. Выживет, но что теперь будет с её телепатией, сказать трудно.
Я мрачно покачала головой:
— «И полетела шерсть клоками со всех, кто лезет на Добро…»
В ресторане было шумно, по залу проносились звуки медленного фокстрота. В центре было сдвинуто несколько столов, на которых красовались яркие блюда отнюдь не дежурного обеда. Бутылок, правда, не наблюдалось, но и без этого было весело. Наши новые друзья, похоже, не нуждались в официальном представлении командования, они отмытые, причёсанные и одетые в форму «Пилигрима» уже расположились рядом с членами экипажа и чувствовали себя как дома. Мой взгляд упал на Окато, сидевшего в компании стрелков. Его тёмное узкое лицо с чёрными миндалевидными глазами было озарено белозубой улыбкой. Наверно, они до сих пор были не до конца уверены, что это не сон. Хоть кому-то на этом звездолёте хорошо.
 
Увидев меня, Белый Волк вскочил, и тут же послышались радостные возгласы.
— Командир, надеюсь, вы позволите сегодня экипажу немного нарушить распорядок на корабле и задержаться в ресторане, чтоб отметить знаменательное событие по поводу нашего возвращения на борт, и в честь друзей, влившихся в наши тесные ряды, без которых мы вряд ли так скоро осилили бы этот подвиг?