Секреты серой Мыши (СИ)
— Душа моя, — Генрих де Шамбор, блеснув сквозь усы всё ещё ослепительной улыбкой и прямо-таки пыша энергией и жизнелюбием, направился к супруге и поцеловал кокетливо протянутую ручку, — я ненадолго покидаю вас. Дела требуют моего непосредственного участия. Надеюсь, милые дамы не позволят вам скучать. (Это он нас, фрейлин имел ввиду.)
На этом Герцог завершил свою пламенную, но краткую речь, слегка поклонился Жозефине, «дамам» и величественно удалился из комнаты.
— И это всё? — подумала я, наблюдая, как на высокий лоб герцогини набегает тень.
Улыбка сползла с её лица, в уголках губ залегло раздражение, которое почти сразу выплеснулось наружу.
— Подайте мне шаль! — нервно скомандовала она, резким движением смахивая несчастное пучеглазое создание на тонких ножках с нагретой подушки.
Все, кроме меня (исключительно по незнанию) напряглись и засуетились. Сидевшая по соседству мадам Анаис — самая старшая по возрасту из фрейлин (по должности, как потом выяснилось, тоже) одними глазами указала в направлении шали и одна из женщин прикрыла герцогине открытые плечи.
Запахнув на груди тёплый кружевной платок, герцогиня самым нелогичным образом схватила лежавший на небольшом низком столике с полированной каменной поверхностью веер и начала энергично обмахиваться, шумно сдувая опадавший на глаз локон.
Я прикинулась ветошью и тихонько наблюдала за происходящим, подмечая детали, запоминая имена и делая выводы.
На самом деле, чисто по-человечески Жозефину было жалко. Дураку понятно, что демонстративно прифрантившийся герцог умотал решать совсем не рабочие вопросы. И красивая, но неизбежно потихоньку стареющая герцогиня, всеми средствами старавшаяся замедлить время и скрыть признаки неумолимо настигающего возраста (вон сколько пудры с румянами извела), всё равно проигрывала хорошеньким, а главное молодым городским гризеткам.
Самое паршивое, что всё это происходило публично, на глазах у всего дома. И несчастной женщине приходилось терпеть уколы где-то осуждающих, где-то сочувствующих, а где-то и откровенно злорадных взглядов. (И ещё надо посмотреть, что из этого арсенала задевает сильнее.)
Утешением и смыслом жизни Жозефины оставался старший сын — уже известный нам красавчик и совершенный обормот — Жан, в данный момент тоже упыливший с друзьями на очередную весёлую пирушку.
Герцогиня, нервно покусывая пухлые губы, потребовала тёплую пелерину и пошла в сад. Фрейлины похватали предметы, способные пригодиться на прогулке — кто зонт, кто шаль, кто собаку — мне в руки сунули книжку, и мы гуськом потянулись за её светлостью.
Я чувствовала себя участницей какой-то нисколько не смешной комедии, поставленной эмоционально не устойчивой личностью с больным воображением.
А герцогиня, видимо, не знала, куда себя деть. В отличие от своих мужчин, она не имела возможности свободно покидать дворец. Меня бы на её месте, наверное, тоже уже раздражал каждый уголок этой позолоченной клетки и всё её содержимое. Включая группу толпящихся за её спиной нас.
Жуть, у неё же практически нет возможности побыть в банальном и так иногда необходимом одиночестве — всё время кто-то находится рядом. Начиная с момента, когда герцогиня утром открывает светлые очи и заканчивая отходом ко сну. Единственный уголок, где возможно побыть наедине с собой и не «держать лицо» — это… ну да…
— Часовня — зашептали фрейлины, бдительно отслеживавшие перемещения своей госпожи.
Жозефина, опустив прикрытую легкой кружевной накидкой голову, с зажатым в руках молитвенником величественно, но быстро прошла парк, переходящий в сад и углубилась в самый дальний его угол. Она направлялась в семейную капеллу.
Фрейлины живописной группой остались ждать в саду. Меня подозвала к себе старшая фрейлина — совсем уже взрослая, откровенно некрасивая женщина с табличкой «старая дева» на лбу. Похоже, мечты мадам Анаис о замужестве давно разбились о служебное рвение.
Быстро представив остальных девушек, мне прочитали небольшую лекцию об обязанностях фрейлин, забыв упомянуть про права. (Из коих — только зарплата и полдня в неделю — выходные.) Мадам настоятельно велела мне не задавать лишних вопросов и вообще вести себя тихо, пока её светлость не оттает и не отойдёт от очередного расстройства. Ну, в общем, я и сама не стремилась на амбразуру. Пока понятно лишь то, что ничего не понятно.
— Так, — пристроившись в беседке, очень кстати оказавшейся поблизости, я пыталась разложить информацию в голове по полкам, — вот эта страшненькая — Анаис Шартье. Она заведует всем бабским хороводом. Имеет некоторую власть, следит за дисциплиной и моральным обликом подопечных, но назначения делает сама герцогиня. Заведует гардеробом и драгоценностями Жозефины — наверняка служит уже очень давно и пользуется её безграничным доверием. И да, кстати, является единственной, на чьём лице я увидела искреннее сочувствие в адрес её светлости.
— Ну как обычно, — послышалось из кустов — парочка сплетниц помоложе чесала злые языки, — сейчас намолится и пару дней буде ласковая. А потом опять всё с начала: вы не так говорите, молчите и слушайте, принесите то, уберите это, что вы мне подали…
— Ага, вот эта писклявая светленькая — Катрин…забыла фамилию. — я осторожно выглянула из беседки, — и треплется она с моей соседкой Люсей. Обе из категории принеси — подай, впрочем, как и я. Кто остаётся? А остаются серьёзная и внешне вполне благонравная девица Ализе Лемелен и бойкая, самая симпатичная здесь мадемуазель Кларисс… тоже забыла фамилию.
Закончив «сортировку», я, наконец, обратила внимание на сам сад и парк, который мы прошли не задерживаясь на то, чтобы полюбоваться на его красоты и достопримечательности.
Про царивший вокруг идеальный порядок, думаю, упоминать смысла нет — и так понятно, что всё было по «высшему разряду».
Центральная часть парка, находящаяся ближе всего к дворцу, геометрически структурировалась прямыми, засыпанными чистым гравием дорожками. Растения вдоль них были высажены с намеренной декоративностью и аккуратно подстрижены. Но чуть далее прямолинейность утрачивалась и природа обретала более естесственный вид, переходя в сад, изобилующий лавочками, беседками и прочими укромными уголками.
Бродить здесь можно было бесконечно, и даже через год, возможно, натыкаться не что-то до сих пор незнакомое. Например, на скульптуру русалки, смотревшей сейчас на меня печальными глазами из живописно остриженных кустов напротив. Площади — просто огромны.
Доминантой зелёной зоны был большой искусственный пруд, в середине которого красовалась приличных размеров статуя какого-то симпатичного полуголого рельефного мужика. В противоположном от нас направлении виднелась сложная конструкция из живой изгороди, конечно же тоже стриженой. Как мне потом пояснили — это был лабиринт, в котором развлекались весёлыми играми именитые гости.
Мои наблюдения прервала появившаяся из часовни герцогиня. Она заметно успокоилась, а может просто взяла себя в руки. В любом случае, выглядела она уже гораздо лучше. Фрейлины, замершие в напряжённом ожидании еле слышно выдохнули и вся процессия спокойным уже шагом потянулась к дворцу.
Глава 28
По дороге к дворцу герцогиня надолго задержалась возле розового цветника.
— Боже, как я могла пропустить такое чудо?! — поразилась я собственной ненаблюдательности.
Становилось понятно, откуда в замке такое изобилие искусственных цветов. Похоже, розы — ещё одна страсть Жозефины. (Первая, как уже говорилось — старший сын)
Роз было просто неисчислимое количество. Конечно, они ещё только набирали бутоны и выглядели скромно, но представляю, какое это будет феерическое зрелище, когда вся оранжерея взорвётся буйством красок и ароматов. Судя по размаху, королевский цветок здесь представлен всеми существующими сортами, какие только можно было достать. И, наверняка, на это были потрачены уйма средств и сил.