Северянин. Трилогия (СИ)

А в следующую секунду я выхватил собственный скрамасакс, ждавший своего времени в ножнах на пояснице.
Ваги поднял меч, собираясь обрушить его на меня, но я рванул вперед, выставив нож в руке.
Есть!
Нож я воткнул в бок Ваги и тот удивленно уставился на рукоятку, торчащую из его собственного тела. Ну все, один брат уже покойник.
Но не тут‑то было! Ваги заревел, швырнул в меня щитом (или попытался швырнуть – с его культяпкой сделать это было затруднительно). А затем бросился на меня. Я поймал брошенный щит, и именно на него принял удар. Еще один, и еще.
Ваги бил с таким остервенением, будто в него демон вселился. Впрочем, что еще делать человеку, который понимает, что он серьезно ранен и силы скоро оставят его?
Очередной удар обреченного был отбит. А от следующего я ушел, просто поднырнув. Далее уже не знаю, откуда это ко мне пришло, но я сделал подсечку как самый настоящий ниндзя.
Ну, почти.
Подсечку я сделал не ногой, как полагается, а щитом.
Ваги рухнул, но, стоит отдать должное его упрямству, попытался подняться. Он уже стоял на коленях, опираясь на меч, когда я, схватив щит за ребра, ударил им же снизу вверху. Ваги, получив удар, щелкнул наверняка сломанной челюстью, так и остался стоять на коленях, а в следующую секунду завалился назад.
Я стал прямо над ним, замахнулся щитом, намереваясь обрушить его на голову уже практически поверженного врага, и в этот миг меня самого сбил с ног успевший оклематься и подоспевший на помощь брату Стеки.
Да как же вы достали, уроды…
Он снес меня в лучших традициях реслинга, а когда упали, то эта сволочь уселась сверху и принялась колотить меня своими кулачищами. Благо, я был в шлеме, и удары по большей части приходились на него – противник в горячке боя даже не догадался стянуть его с меня.
Я уперся ногами в землю и толкнул тело вверх. Не ожидавший подобного финта Стеки (который явно рассчитывал, что я буду либо отбиваться, либо просто защищаться от ударов) улетел через меня мордой в снег.
Мы одновременно вскочили на ноги и замерли, глядя друг на друга. Ни у кого из нас в руках не было оружия. Стеки не выдержал первым и рванул туда, где лежал его топор. Я же не побежал за своим оружием, а рванул следом за ним.
Стеки уже добежал до своего топора, собирался нагнуться за ним, чтобы поднять. Но я рванул вперед, прыгнул, выставив вперед ноги. И вмазал ими в спину уже начавшего нагибаться Стеки.
Он нелепо взмахнул руками, пробежал пару метров в такой нелепой, согнутой позе, а затем рухнул в снег, проехавшись по нему всей свой тушей.
Я же схватил его топор и вскочил на ноги.
Черт, а топорик‑то только выглядит маленьким – весит не мало…
Стеки попытался подняться – видно, такое падение не прошло для него даром. Он развернулся и увидел занесенный для удара топор. Он вскинул было руки, то ли пытаясь перехватить оружие, то ли просто защищаясь.
В любом случае, ему это не удалось – я обрушил тяжелый топор ему на голову. Но лезвие топора соскользнуло со шлема, ударило в плечо и начисто отрубило Стеки левую руку.
Противник удивленно уставился на страшную рану, на руку, лежащую в снегу, и растапливающую его свежей кровью, вытекающей из обрубка. В следующую секунду я снова размахнулся и в этот раз ударил по горизонтали, пытаясь снести голову противнику.
Силы мне как всегда не хватило: голову я почти отрубил, но не до конца – она свисала на грудь, держалась на жалком куске кожи. Тело Стеки все еще стояло, когда я пнул его ногой. И оно тут же рухнуло, из обрубка шеи хлестала кровь, ноги и руки мелко подрагивали.
Кажется, все…
– Стеки! Не‑е‑ет! – истошно заорал кто‑то за моей спиной.
Крик резко прервался.
Я повернулся и увидел лежащего Ваги, в глазнице которого торчал скрамасакс. Над уже мертвым Ваги сидел Олаф. Все же он нашел в себе силы доползти до врага и убить его.
Живых врагов больше не осталось, и я буквально вынырнул из боевого транса. Тут же навалилась тяжесть и усталость, я еле удержался на ногах. Пожалуй, это был самый трудный бой, в котором мне до сегодня приходилось участвовать…
 
Я побрел на негнущихся ногах к Олафу, откинувшемуся на спину, лежащему в снегу, широко раскинув руки. Молодец: выжил, и даже убил врага, так сказать, честно завершил свой хольмганг.
Я шел, наслаждаясь холодным ветром и мелкими снежинками, летящими мне в лицо. Глаза застилала пелена, их пекло, жгло. Я попытался утереть лицо рукавом, но стало только хуже – на губах я почувствовал вкус крови, да и рукав изгваздал. Я остановился, зачерпнул немного снега и обтер им лицо. Застывшая кровь разбавилась с тающим снегом. Но, зачерпнув снег еще пару раз, мне вроде удалось очистить и лицо, и руки.
Я продолжил путь к телам Ваги и Олафа, бездвижно лежавшим на земле, и, наконец, добрел до них. Ваги лежал без всякого движения, из левого его глаза так и торчал скрамасакс Олафа. А вот грудь Олафа вздымалась и опускалась – жив еще. Хорошо, значит, должен выжить.
Я подошел к соратнику, рухнул возле него на колени.
– Ты…нарушил священные правила… – прошептал Олаф. – Ты не должен был вмешиваться в…поединок.
– Не будь дураком, – ответил я, – как только они убили бы одного из нас – тут же навалились бы на второго. Причем вдвоем. Ты же не думаешь, что Стеки или Ваги стояли бы в сторонке, пока один из них бьется?
– Это не важно, – вновь просипел Олаф, – ты поступил неправильно, недостойно…
– Я нарушил правила, я и бился сразу с двумя, – пожал плечами я. – Это вполне справедливо. Они бы сделали так же. И если ты не слышал – сами в этом признались.
– Я не… – Олаф закашлялся. – Они ‒ это они…а мы…
– Прекрати, – перебил я его, – они выбрали тебя потому, что были уверены, что Ваги с тобой справится. Ты не мог победить никак – даже если бы убил Ваги, а Стеки справился бы со мной, Стеки убил бы и тебя, он не выпустил бы тебя с острова. Соблюдать порядки собирался здесь только ты. К слову, согласись ты, чтобы вместо тебя пошел Нуки – наши братцы тут же придумали бы отговорку, почему биться они не будут. И плевать им на честь, правила и прочее.
– Но мы ‒ не они, – попытался возразить Олаф.
– Не они, – согласился я, – мы бились с бесчестными животными, а не с людьми. Так зачем соблюдать с ними правила? Ты же, когда забиваешь свинью или барана, не вызываешь их на хольмганг?
Олаф улыбнулся и попытался засмеяться, но тут же закашлялся.
– Давай, вставай, – я поднялся с земли, схватил Олафа за руку, потянул его вверх.
С горем пополам он смог опереться на ноги. Мы побрели к берегу, туда, где стояла лодка, на которой мы прибыли.
Минут за пять (хотя расстояние там было метров тридцать, не больше), мы добрели до берега, и я помог Олафу сесть в лодку.
– Я заберу наше оружие, – сказал я.
Идти одному оказалось намного проще – силы начали возвращаться ко мне, несмотря на то, что этот бой неимоверно меня измотал.
Я нашел и поднял свои топоры, забрал топоры Стеки и Ваги. Поднял и меч Олафа. Затем выдернул из тела Ваги оба ножа – и свой, торчащий в боку Ваги, и нож Олафа из глазницы противника. А затем снова побрел к лодке. Черт, насколько же тяжелое все это оружие!
Я сгрузил все железо на дно лодки и побрел назад. Надо взять кое‑что еще…
Я отрезал голову Стеки. Хотя, если говорить точно, перерезал тот жалкий кусок кожи, на котором она держалась и, подавляя подкатившее чувство тошноты, схватил голову противника за волосы.
Подойдя к лодке, я просто швырнул на дно свой «трофей» и оттолкнул лодку от берега, после чего не без труда залез сам. Я взялся за весла и погреб к берегу Одлора, где нас ждали мой клан и агдирцы.
 
Было неимоверно тяжело – руки тряслись, все тело было словно бы деревянным, в глазах то и дело все темнело. Но я держался из последних сил. Еще немного, и я буду рядом с друзьями – обо мне позаботятся.
– Боги нас накажут.
Если бы у меня оставались силы – я бы закатил глаза. Олаф все никак не угомонится, это уже начало раздражать, причем сильно.