Глубокая охота (СИ)
Рядом с ними хмурилась на мокром ветру Джинни Хунта с командой санитаров. О её врачебном звании для всех напоминала совершенно неуставная комбинация символов на кожаной модно приталенной куртке: чаша Гигеи, посох Асклепия и обвившая их совершенно фантастическая змея с оскаленной пастью на половину спины размером. Впору хоть банду мотоциклистов на хайвэй выводить.
В кормовой оконечности палубы уже воздвигли брезентовый ветрозащитный экран, а посадочный сигнальщик разминался перед работой с парными обшитыми тканью сигнальными рамками в руках.
Патрульное звено послушно шло по небу чуть в стороне от судна по вытянутому прямоугольному маршруту длиной в несколько миль в ожидании заветной отмашки.
Наконец, красный флаг на балконе сменился зелёным, и первый из «казачков» пошёл на посадку.
Как бы самолёт ни шёл, насколько бы хорошо ни работало посадочное чутьё и личный опыт, но только указания посадочного сигнальщика действительно помогали экипажу оказаться в нужное время и в нужной позиции — с допустимыми высотой и скоростью. Закрылки, гак, крен, газ — на какое-то время экипаж самолёта увеличился на ещё одного человека — на палубе.
Наконец, под характерный жест сигнальной рамки по горлу, колёса самолёта притронулись к палубе. Гак надёжно схватил трос аэрофинишера. Многотонная стальная конструкция пошла разматываться с катушек вслед за самолётом под вой тормозных барабанов.
С двух сторон палубы вскочили и понеслись навстречу ко всё ещё движущемуся «казачку» дежурные пары зацеперов.
В следующее мгновение правое крыло самолёта будто взорвалось. Главный и винтовочный калибры плюнули огнём. Людям в зелёных куртках пришлось кубарем бросаться на палубу.
Огонь, разумеется, шёл выше, но в каждую секунду взбесившееся крыло выплёвывало несколько фунтов горячего свинца с зажигательным, взрывчатым и бронебойным наполнителем. Совсем не та угроза, при виде которой стоит тратить время на раздумья.
Для экипажа «Казачка» внезапное срабатывание батареи правого крыла стало настолько же неприятным сюрпризом. Удержать самолёт пилот не смогла. Более того, рефлекторно дёрнулась совершенно не туда, куда следовало.
Струя трассеров вильнула над палубой, расплескалась о сталь «острова» и стремительно поползла к одному из людных балконов.
Смолк огонь столь же неожиданно, как и начался. Добежавшие первыми зацеперы левого борта пинками тяжёлых моряцких ботинок выбили трос аэрофинишера и подняли крюк гака на его законное место в хвосте неожиданно взбрыкнувшего самолёта.
Одетый в жёлтое палубный директор невозмутимо показал экипажу «утиный клюв» ладонями, убедился, что закрылки убраны и отошёл чуть в сторону.
Вторая пара зацеперов, опасливо косясь на предательское крыло, помогла с возвращением тяжёлого стального троса аэрофинишера обратно на барабаны и предоставила самолёт работе толкачей. Палубный директор широким жестом дал отмашку на вывод самолёта за аварийные барьеры. Синяя команда пришла на смену зелёной.
Всё так же огибая норовистое крыло, толкачи подхватили самолёт и на руках покатили его дальше, в распоряжение палубных.
— Кто? — недовольно спросил на мостике Такэда.
— Ноль тринадцатый чёрный, — откликнулся вестовой. — Пшешешенко-Пщола.
— Возмутительно, — отрезал командир судна. — Я в бешенстве.
— Жертв нет, — добавил вестовой после короткой паузы.
— Ну, хоть так, — согласился Такэда.
Самолёт чуть качнулся на уложенном на палубу аварийном барьере, но предательское крыло в этот раз промолчало. Едва самолёт выкатился за тросы, аварийный барьер снова начал подниматься в рабочее положение.
Несколько размашистых оборотов ключа на креплениях, и палубная команда сложила крылья самолёта вдоль корпуса и зацепила их на месте страховочными тросиками.
Самолёт, уже с уложенными в парковочную конфигурацию плоскостями, своим ходом прополз на промежуточную стоянку по указаниям директора. Синяя команда толкачей с жирными римскими единицами на груди и спине на руках занесла хвост, и самолёт тут же принялись крепить на стоянку подоспевшие зелёные.
Отмашка палубного директора ребром ладони по горлу — и двигатель наконец-то встал. Прибывший «казачок» перешёл в распоряжение одетого в коричневую форму ватамана самолёта и его подчинённых. Неуверенно поднявшейся из пилотской кабины Пшешешенко ватаман решительным жестом указал вниз, к ангарной палубе. Обслуживать на промежуточной стоянке борт с нештатным срабатыванием крыльевой батареи он, разумеется, не собирался.
С кормы на палубу ВАС-61 «Кайзер бэй» уже выходил на курс посадки следующий «казачок». Отработанный экипажами авианосцев Конфедерации «разноцветный балет» палубных команд вокруг даже взбрыкнувшего самолёта традиционно занял меньше пары минут.
Разумеется, с окончанием посадки работа не закончилась. И палубным, и экипажам предстояло сделать ещё очень и очень многое. Тем более, что поднимали в патруль четыре самолёта, а вернулись — лишь три.
— Пилот Сандра Аталанта Митчелл, бортстрелок Авеста Мэйдзи Таллерзон, ноль седьмой красный, — Такэда начал разбор полётов с упоминания имён погибшего экипажа. — Самовольно бросили строй на патрулировании. Не подчинились однозначному приказу отрядной головы. Дальше?
— В прорехи облачности наблюдался одномоторный тяжёлый имперец. Шёл ниже облачности, на крейсерском ходу, оставлял тонкий след дыма, — Верзохина-Джурай держала идеально-бесстрастное, как фарфоровая маска, выражение лица. — Когда Сань... когда экипаж Сандры Митчелл пошёл на самовольный перехват, от покрова облаков на форсаже ударил второй «кайсар». Мы заметили его слишком поздно и не успели ничего поделать. Ноль седьмой красный развалился в полёте. Оба имперца ушли в пикировании с набором скорости.
— Нанами Джура Верзохина-Джурай-сан, вам есть, что сказать в объяснение столь возмутительной инсубординации? — спросил Такэда. — Признаться, я не ожидал, что ваши лидерские качества могут показать настолько плохой результат.
— У Саньки оба старших брата в первый год войны погибли, — бесстрастная фарфоровая маска Верзохиной-Джурай наконец-то дала трещину. — Она и в лётном клубе ещё говорила, что отомстит, а тут...
— Всех последующих мстюнов с заигравшим чуть ниже пупка боярским гонором разрешаю отрядным головам валить на месте самостоятельно! — отрезал Такэда. — Не утруждая противника! А чтобы вам это всё шутками не казалось, меньшая отрядная голова Нанами Джура Верзохина-Джурай-сан, похоронку семьям вы сегодня и далее всегда пишете самостоятельно!
Следует отдать ей должное, Верзохина-Джурай молча отдала честь и приняла наказание без малейших возражений.
— Теперь последнее, — Такэда перевёл взгляд на её соседку. — Возмутительное пренебрежение чек-листом и техникой безопасности на посадке экипажа Пшешешенко-Пщолы. Скажите, Марыся, зачем вы обстреляли балкон командного «острова»? Неужели так трудно было проверить, в каком положении колпачок оружейного предохранителя и выключить тумблер питания оружейной системы?
— Да на месте колпачок тот был уже, курва! — не выдержала Пшешенко. — Его закрыть нельзя при включённом, курва, тумблере!
— Может то и так, пани Марыся, — Такэда мстительно усмехнулся. — Но знайте, что всё это блядское шапито я терпел, пока у меня выбора не было. А теперь у меня по атоллам скучает тридцать пять здоровых девок на замену из красных и чёрных экипажей. Выбирай — не хочу! А кто-то в пределах месяца ещё и от ранений оклемается. Кадровый резерв, которому только и делать, что завидовать. Многие даже с ремонтопригодными машинами. Так что морально готовьтесь с прибытия в порт снова учиться ходить по суше. Благо, нас как раз отзывают с восьми часов вечера сегодня на отдых и пополнение.
— Но, — Рысь как по голове мешком картошки огрели. — Я...
— Я кончил. Все свободны, — безжалостно отрезал Такэда и первым выскочил за дверь. Стальная переборка так и не смогла толком приглушить совершенно искреннее капитанское «Ятта!»