Глубокая охота (СИ)

— Ятта! — приглушённый девичий вопль не смогла толком скрыть даже тяжёлая резная дверь чёрного дерева.
— Дядя Сэм, — прокомментировал это всё через прижатые к лицу руки пунцовый до кончиков ушей Даллен МакХэмилл. — Неизменно превосходный результат.
  
Глава 9
 
Глава 9.
Подводник
«Нас нельзя утопить, мы уже утонули!» 
Неизвестный старшина группы трюмных машинистов. 
— …спокойнее, дыши ровно… целься… плавно выжи…
— Бам-м!
Фон Хартманн недовольно скривился. Хоть он стоял позади стрелка, звук все равно вышел резким, почти болезненным. Новые «йорк-петерсен» снабжались «надульным устройством гашения отдачи повышенной эффективности», как явствовало из пахнущего свежей краской «наставления по бытованию самозарядного карабина». Впрочем, для фрегат-капитана это свойство не было новостью. Год назад взвод лучших стрелков училища принимал участие в расширенных испытаниях этой обрезанной версии старых добрых «семь-с-полтиной». Вернувшись, курсанты довольно много и подробно рассказывали и о хлещущей по ушам стрелка и его соседей звуковой волне и о потрясающей способности якобы быстросъемного надульника намертво прихватываться нагаром к стволу и особенно — про его чистку. Ярослав даже подумал, что тут могла иметь место хитрая дезинформация противника. Но, как оказалось, кто-то в недрах имперской бюрократии просто забыл напугать курсантов особой секретностью их миссии — депеша с приказом «срочно собрать расписки о неразглашении» пришла тремя неделями позже. 
С другой стороны, отдачей полноразмерной винтовки девчонок бы просто сдувало за борт.
— Давай еще раз. Вдохнула. Выдохнула. Задержала дыхание. Совместила мушку с прорезью. И плавн…
— Бам-м!
В этот раз пуля выбила фонтанчик на добрый аршин ближе к мишени. Однако банка из-под белой краски по-прежнему продолжала горделиво переваливаться с волны на волну, подобно пузатым каравеллам Боско-первопроходимца. Четыре десятка просвистевших мимо пуль даже не добавили её бокам новых капель, не говоря уж о царапинах.
— Ой. Опять промазала.
— Отсоединить магазин, — не обращая внимания на всхлип, скомандовал фрегат-капитан. — Убедиться в отсутствии патрона в патроннике. Доложить об окончании стрельбы.
— Я… то есть моторист Браун стрельбу закончила.
— Лейтенант Тер-Симонян, — окликнул фон Хартманн Анну-Марию, которая явно пыталась мимически просемафорить очередной понурившейся девушке: «как ты могла нас так подвести?!», — вызывайте наверх следующую пятерку из десантной партии… и скажите, чтобы новую банку для мишени подали. Попробуем лечь в дрейф и пострелять поближе.
В настоящий момент «Имперец», переложив руль до предела влево, пытался на малом ходу циркулировать вокруг мишени. Пока радиус поворота явно превосходил стрелецкие возможности экипажа подводной лодки.
— Может, позвать наверх пулеметный расчет?
— Может и позвать, — согласился Ярослав. — Надеетесь, будет лучше?
— Старшина Сайко в училище была лучшей в кружке по стрельбе из лука.
— В кружке, — медленно повторил фон Хартманн. — Стрельбы из лука. Замечательно. Уверен, кубок флота по стрельбе у нас почти что на полке. И да, о кружках. Мне сегодня утром со всем почтением вручили потрясающую бумаженцию. Кружок рисования просит разрешения использовать в носовом торпедном отсеке гуашь и пастельные краски, а не только акварели. Это вообще, что?
— Командир, все дело в том, что из электромоторного их прогнал кружок астрономии… — начала Тер-Симонян.
Если бы Ю-ю, или кто-то еще из бывшего экипажа Хана Глубины, увидел своего командира сейчас, они бы наверняка решили, что с «Юным Имперцем» происходит нечто ужасное. Обычная атака глубинными бомбами, даже продолжительностью в несколько часов, у фон Хартманна вызывала лишь шуточки в стиле: «Еще пять глубинных бомб по шестьсот пиастров за шутку и мы торпедируем экономику Конфедерации», а не приступ нервного тика.
 
— Тематические кружки, — вмешалась в разговор Сакамото, — одобрены комиссариатом флота как разрешенный вид деятельности во внеслужебное время, способствующий патриотическому воспитанию и общему подъему морального духа.
— Ах, вот оно что, — протянул Ярослав. — Это, разумеется, полностью меняет все дело. Лейтенант, вы уже вызвали наверх следующую пятерку? Нет? Тогда почему еще тут…
Анна-Мария вспыхнула и, коротко взмахнув рукой с зажатым блокнотном, умчалась к рубке. Но избавиться от комиссара так просто не получилось.
— Да, боевой дух для войны не менее важен, чем все эти ваши… механизмы! Именно благодаря моральному превосходству имперских идей над торгашеской бездуховностью Конфедерации мы добились наших побед. А затеянное вами… упражнение, — Татьяна сверкнула очками на «йорк-петерсен» и россыпь гильз вокруг, — этот дух скорее подрывает. Зачем вообще это нужно? Вы ведь не собираетесь в самом деле высаживать десант на вражеский берег из состава экипажа?
— Не собираюсь, — кивнул фон Хартманн. — Однако, комиссар-сама, скажите: когда мы торпедируем торговое судно противника и экипаж попытается спастись в шлюпках, вы же не станете лично бегать за ними по волнам, размахивая вашим фамильным ножиком?
— Что?!
Мысленно фрегат-капитан поаплодировал создателям и кураторам «инкубатора экзальтированных девиц», как именовали школу политкомиссариата на флоте задолго до появления в ней девиц настоящих. Им действительно удалось выковать практически близкого к идеалу «плакатного бойца». При общей неглупости Татьяна в половине вопросов была прямой, как шомпол, а в остальных демонстрировала потрясающую наивность.
— Опытные, подготовленные моряки торгового флота, это ценный стратегический ресурс, — произнес он вслух. — А наша задача как раз и состоит в подрыве экономического потенциала Конфедерации. Потому что в этой войне победы добьется тот, чья экономика выдержит хоть на минуту дольше. Странно, что эту мысль никто не донес до вас раньше, не расплескав по дороге…
— Вы хотите сказать… — комиссар, сглотнув, посмотрела на банку с краской, уже превратившуюся в белое пятно среди волн, — что девочкам надо будет… но… я никогда не слышала о подобных приказах.
— Наверное, — с нарочитой задумчивостью произнес Ярослав, — потому что такое и не пишут. Даже бумага не всё способна вытерпеть… в отличие от людей.
Тут он все же немного покривил душой — приказ «семнадцать дробь ноль двадцать три», вполне возможно, существовал и на бумаге. Другое дело, что большинство подводников с самого начала игнорировали его, ссылаясь на «опасность всплытия ввиду возможной близости противолодочных сил противника», хотя еще за неделю до этого бодро фиксировали агонию гибнущих судов на кинокамеру. Впрочем, стоит отдать должное Большому Папе, вопросы «почему вы не приняли всех мер к уничтожению вражеского экипажа» довольно быстро прекратили задавать. И более того — те несколько человек, которые начали выполнять «семнадцать дробь ноль двадцать три» с повышенным энтузиазмом, очень скоро почувствовали себя не очень уютно. 
— То, как вы говорите, фрегат-капитан… — кажется, у комиссара возникли проблемы с подбором штампованных фраз из методички, — это… не путь Империи. В этом нет чести. Вы говорите, словно… конфедерат!
— Значит, всадить из-под воды пару-тройку торпед в торгаша для вашего бусидо допустимо, а резануть по шлюпкам из пулемета уже нет? Танечка-сан, а нарисуйте как-нибудь на досуге примерную схему имперского пути? Напрягите кружок рисования, пусть оформят все красиво, с рюшечками. У нас раньше был только кружок подводных меломанов, причем и патефон и пластинки трофейные. Наверное, это разлагающе действует на боевой дух.
Комиссар выглядела… как минимум, озадаченной. С трудом сдержав довольное хмыканье, фон Хартманн обошел её, насколько позволяла ширина палубы и прошел в нос, где корпус становился еще уже. Некстати вспомнилась одна из старых фотографий — возвращение из первого боевого похода, когда он входил в гавань «оседлав» носовую оконечность подводной лодки. В шортах и лихо заломленном берете, поэтому фото «героя глубинного флота» для официальной печати забраковали, репортёр отдал ему потом всю пачку. Первый экипаж, двузначный еще номер на рубке, без эмблемы, все еще молодые, веселые… просто живые.