Поломанный мир (СИ)
Помню, Беата тогда сказала, если тебе что-то дают бесплатно, то это неспроста, а если навязывают, то неспроста тем более.
Отелям разрешили открыться, и мы радовались тому, что можем снова начать работать. Нам пришлось закупать дезинфицирующие средства в промышленных масштабах, убрать столики в ресторане — выдерживать дистанцию в 1,5 метра.
Наши прежние постояльцы вернулись почти сразу же после разрешения отелям работать. Мы с радушием встречали многодетные семьи, молодые пары, пожилых людей со множеством собак.
Я каждый день убирала номера, расставляла на столиках веточки лаванды, и верила, что все прошло, и дальше нас с Беатой ждёт только светлое будущее. Мне оставалось закончить два класса старшей школы, и потом я хотела отправиться учиться отельному делу. Я мечтала, что наш маленький отель расширится, и мы станем известны за пределами страны, превратимся в сеть отелей.
По утрам ко мне приходит рыжая белка. Я делюсь с ней крошками от круассана, в те годы я поверяла ей свои надежды. А сейчас я рассказываю ей о своей тоске, не хочу расстраивать Беату. Я сказала ей, что работаю прислугой.
4.
Мы наконец могли видеться с Дитрихом. Больше нельзя было обниматься на улицах, все люди вынужденно носили маски даже на улицах. Мы с Дитрихом искали укромные местечки, стягивали с себя ненавистные намордники, и упоенно целовались. Наши поцелуи отдавали надеждой и верой.
Беата отпускала меня вечером пораньше, собирала рюкзак с нехитрой едой. Мы с Дитрихом отправлялись в лес, или к горному озеру — прозрачному, как стекло, и ледяному, как верхушки гор.
Мы обнимались, смотрели, как коровы пасутся на лугах, иногда мелькали белки или лисы. Дитрих тоже собирался в университет, он хотел стать инженером, как и его родители.
А тем временем над нашими беззаботными головами сгущались тучи.
5.
Мой первый мужчина едва меня не задушил, не успела я раздеться, как он принялся меня душить и орал: ты непривитая, ты непривитая! Страшно подумать, что было бы, не дотянись я до тревожной кнопки. Ульрих выкинул этого наглеца, а Илзе слупила с него штраф.
Следующий гость демонстрировал ужасные бордово-синие пятна и, видя невольную брезгливость на моем лице, просил его гладить, гладить по всему обезображенному телу.
Еще один признался, что ничего уже не может, и требовал, чтобы я помогала ему руками.
Первое время я приходила затемно домой, и никак не могла отмыться. Стояла под душем часами, терла себя, терла.
В конце месяца Беата молча оплачивала астрономические счета за воду. Мне кажется, она все понимала.
-
Тогда, в 2019, мы пережили кошмарную зиму.
— Живи, Эльза, — говорила мне Беата, — живи, даже если останешься без гроша. Судьба всегда даст тебе шанс.
Та зима стала сезоном самоубийств. Люди не выдерживали локдауна, не выдерживали безденежья, не выдерживали патетических речей с экранов — "потерпите две недели ради всеобщего блага". Потом еще две. Потом еще и еще.
Не удивительно, что люди сводили счеты с жизнью.
Молодой бармен кинулся под колеса поезда. Владелец небольшой обувной фабрики повесился в собственном гараже. Мать семейства выбросилась из окна.
— Живи, Эльза, — говорила мне Беата, читая очередной случай "редкого самоубийства" в хронике. Живи, не смотря ни на что.
Зимой 2019 у нас не было денег даже на свечки. Мы молились с Беатой Пресветлой Богородице за всех несчастных, пекли пироги на продажу, ждали весны, когда сможем собирать килограммами смородину, землянику, лисички. Мы желали спасти наш отель, наш Вальдхайм.
-
Сейчас Беата совсем сдала. Вчера я принесла домой продукты — пачку пасты, молоко, баварские сосиски, то немногое, что можно купить без чипов, она внимательно посмотрела на меня, грустно качая белой как снег головой.
— Живи, Эльза, живи, несмотря ни на что.
6.
Летом 21 мне исполнилось 19 лет. Мы с Беатой за два года открытий-закрытий давно проели те деньги, которые откладывали на поступление в институт, решили, что будем работать и постепенно накопим на мою учебу.
В мой день рождения Дитрих пригласил меня встретить закат на вершине горы. Дитрих заплатил за подъемник, мы не стали накрываться крышкой, я смотрела, как у меня под ногами проплывают луга, кроны деревьев, слышала белок, пищащих как сломанные детские игрушки, и с восторгом смотрела, как мы приближаемся к вершине горы.
Дитрих снял столик в небольшом ресторанчике, на самой вершине мира. Мы пили обжигающий глинтвейн и любовались горами, распятием, ждущим паломников на соседнем холме, любовались парашютистами, чьи разноцветные парашюты напоминали радугу.
Мы верили, что все обязательно наладится, привьют всех пожилых людей, и можно будет жить, как прежде.
Беата всегда говорила, ты слушаешься, надеясь, что все закончится, но именно потому что ты слушаешься, не заканчивается ничего.
Мы не знали, что как прежде уже не будет, и что эта осень станет точкой невозврата.
Когда все началось? Какой камешек вызвал лавину?
Прививочная кампания шла не такими темпами, как бы того хотелось нашему правительству.
Люди, всецело верящие в медицину, шли прививаться, многие падали как подкошенные прямо в хабах, многие обзаводились неприятными и болезненными побочками, которые значительно сокращали срок жизни и превращали здоровых молодых людей — тех же спортсменов — в инвалидов.
Подросткам обещали мороженое за прививку (плохие дядьки с конфетками вышли на новый уровень), пожилым бесплатные анализы, молодежи ночь в клубе или абонемент в спортзал. По нашему краю циркулировал автобус, который обещал привить без записи.
На пресс-конференции премьер, похожий на коршуна, во всеуслышание заявил: Непривитые умрут.
Его слова стали лавиной, которая сбила нас с ног. Его слова разделили людей на два лагеря, заставив простых смертных воевать между собой.
Буквально через несколько дней сеть заполонили высказывания политиков: непривитым нужны отдельные вагоны, за отказниками обещали прислать полицию, непривитых именитые вирусологи откровенно сравнивали с крысами.
Люди рассорились. В семьях начались раздоры, друзья стали избегать тех, кто не сделал прививку.
Но все это были еще цветочки. Население сопротивлялось, и правительство в августе ввело так называемые зеленые сертификаты, подтверждающие, привился человек или нет. По пропускам разрешалось ходить в музеи, кино, выставки, ярмарки, находиться в помещениях в ресторанах, в спортзалах.
Отели зеленые пропуска миновали. Постояльцы спрашивали нас с Беатой, как им быть, если приехали в горы отдыхать, а тут пропуска эти вводят? Куда пойти, и что делать? Вчера вон беременную женщину оставили на улице, в жару, не разрешили зайти в бар, попить воды.
Беата на такие вопросы улыбалась, и мягко подсказывала адреса тех заведений, где пропуска не спрашивают, предлагала собрать пакеты с едой из отеля (я заворачивала бутерброды многим нашим гостям), говорила, что вместо музеев можно сходить в парк динозавров или на ферму.
Все эти меры, призванные обеспечивать всеобщую вакцинацию, привели к дальнейшему расслоению общества. Помните, у римлян был такой девиз — разделяй и властвуй?
Продолжение следует
7.
Мой сегодняшний гость страдал одышкой. Дорогая рубашка не отличалась свежестью, одутловатое лицо мужчины неприятно краснело.
— Чего встала? раздевай!
Мужчина развалился на кровати, будто какой-нибудь персидский шах. Я натянула привычную улыбку. Нам нельзя показывать, что мы предпочитаем кого-то больше, а кого-то меньше. Я знаю, что моя соседка, бывшая учительница, которая противилась этой работе, попала в шахту.
Иногда мне тоже хотелось в шахту, чтобы ее узкое квадратное горло, ведущее под землю, поглотило меня, и я заснула бы рядом с Дитрихом. А потом я вспоминаю, что у меня Беата.
Каждое утро Беата говорит: — Как хорошо, что ты у меня есть, Эльза. Без тебя мне не нужен величайший дар жизни.