Воровка

– Оборотня?! – оторопело уставился на телегу трактирщик, где невидимый зверь продолжал ворчать и шипеть, будто разъяренный кот. – Да как же вы его поймали, если, говорят, он рвет даже стальные цепи толщиной в руку?! А ну как перекинется снова?! Или вырвется ненароком?! Совсем с ума сошли – привозить это чудовище в город?!
Хозяин телеги откинул капюшон, открыв утонченное лицо с тонкими черными усиками и пронзительными серыми глазами, которые почти пропадали за длинной челкой, небрежно упавшей на лоб.
– Повода для паники нет, уважаемый господин Лир. Защита абсолютно надежна. На прутья наложено заклятие, стоившее мне целого состояния, а на двери висит гномий замок, защищенный такими чарами, что они способны удержать даже демона. Что же касается оборотня, то я специально вплавил в железо немалую толику серебра, не позволяющую ему принять человеческий облик. Но даже в зверином обличье он не способен выбраться на волю, хотя, надо сказать, пытается сделать это почти каждый день. Можете сами убедиться.
Господин Ригл приблизился к злополучной повозке и рывком сбросил с нее дерюгу, открыв неверному свету факелов мощную клетку с довольно тонкими прутьями, стальной дверцей, на которой висел внушительный замок, стальным же полом, устеленным деревянными досками, и решетчатым потолком. В ней легко поместился бы взрослый медведь, вздумай кто загнать его в эту железную тюрьму, но для припавшего на лапы зверя она была явно маловата.
Оборотень оказался невероятно крупным, покрытым короткой черной шерстью чудовищем, которое даже так – сжавшись и подобрав под себя лапы, – едва не задевало боками прутья, а круглыми ушами – низкий потолок. Крупная голова с оскаленной пастью, красное жерло глотки, треугольный нос с непрерывно шевелящимися ноздрями, длинные усы, от которых остались только обгорелые кончики. Гибкое и невероятно сильное тело. Острые когти, то выстреливающие из мягких подушечек лап, то снова пропадающие. Бархатная шкура, покрытая жжеными подпалинами, гуляющие под кожей мышцы, длинный мохнатый хвост…
Я удивленно распахнула глаза: странный зверь совсем не походил на тех оборотней, что мне доводилось видеть на картинках. Это был не волк, не медведь, не гиена и даже не вепрь! Скорее, я назвала бы его котом, если бы он не был таким огромным и если бы не потрясающе насыщенный черный цвет шерсти, который, вкупе с бешеным рычанием, делал его похожим на самого настоящего демона. Что, кстати, он немедленно и доказал: распахнув жуткую пасть, неожиданно с фантастической скоростью прыгнул на ненавистного человека. Просто сиганул с места и ударил, причем с такой силой, что на миг мне показалось – он справится, пробьет ее своим телом и все-таки вырвется на свободу.
И так казалось не только мне: при виде этого страшилища трактирщик с воплем шарахнулся прочь, стоявшие рядом с клеткой мужики тоже опасливо отступили. А вот тонко улыбнувшийся господин в плаще даже не дрогнул. Тогда как оборотень всей массой налетел на прутья и…
Я поморщилась от яркой вспышки, полыхнувшей в ночи, как огромный костер. Даже отвернулась, чтобы не ослепнуть, и на всякий пригнула голову, опасаясь, что меня заметят. Однако на меня никто не смотрел – все взгляды были обращены к громко взвывшему зверю, которого, словно кипятком, обдало магической вспышкой, отшвырнуло на прутья и только после этого бросило на деревянный пол.
Я сглотнула, запоздало различив защитное плетение, окружающее клетку, и только сейчас окончательно поверила, что она, пожалуй, сдержит любое живое существо. Потому что каждое касание к ней приносило зверю невыносимую боль, обжигало огнем, оставляя на гладкой шкуре глубокие ожоги и вынуждая тихо выть, корчась на полу этой идеальной тюрьмы.
– Вот так, – бесстрастно заметил хозяин, равнодушно следя за мучениями оборотня, которого скрутила жестокая судорога. – Надеюсь, теперь ты угомонишься и дашь этому городу спокойно заснуть? Или мне добавить?
Из клетки донесся бешеный рык.
Господин Ригл пожал плечами и, вынув из-за голенища небольшой стальной прут длиной в руку и толщиной чуть меньше моего пальца, бесстрашно шагнул вперед и несильно ткнул им в тяжело вздымающийся бок. Там что-то громко зашипело, задымилось, черная шерсть мгновенно обуглилась и обнажила живую рану, из которой во все стороны брызнуло красным.
 
Оборотень дернулся, захрипел, пытаясь отползти в сторону, но тесная клетка сжимала его со всех сторон, не давая ни малейшего шанса избежать этой пытки. Он отпрянул в угол, но тут же обжегся о прутья вторым боком, устало зашипел, но не сдался – спустя два удара сердца, во время которых Ригл так и держал свой прут у его холки, вдруг безо всякого предупреждения взвился на ноги и снова прыгнул.
Я отвернулась и до крови прикусила губу, не желая больше на это смотреть. От нового рева, в котором отчетливо звучала боль, у меня сжалось сердце и похолодели пальцы. Уши на мгновение заложило, а запах горелого стал таким сильным, что я прижала ладонь ко рту и судорожно вдохнула, стараясь не думать о том, чего оборотню стоил второй бросок. От его прыжка клетка снова содрогнулась до основания, потом раздался звук очередного тяжелого удара, измученный стон, отвратительное шипение и слабый скрежет когтей по дереву.
– Упрямый, – опасливо произнес трактирщик, глядя на бессильно распластавшегося зверя. – Не боитесь, что отомстит?
– Каким образом? – удивился господин Ригл. – Дверь ему не открыть, ключ я надежно спрятал, да и зачарована она только на одного хозяина. Каждый, кто тронет замок без разрешения, мигом отправится в мир теней. Через решетку он не пролезет, а сломать эту сталь не сумеет даже гномий топор. Нет, уважаемый, этот монстр будет сидеть тут до конца своих дней. Или пока не сдохнет, или пока мне не надоест его кормить… Так, хватит. Тащите телегу в сторону и не уроните клетку, а то мне не хотелось бы лечить эту тварь от лишних ожогов.
Хозяин отвернулся и ушел в дом, пряча в сапог свой зловещий стик, а его подопечные с руганью принялись ворочать тяжелую повозку, пытаясь приставить ее как надобно. Трактирщик пару минут за ними понаблюдал, но убедился, что никакой опасности от злобного монстра не исходит, и успокоенно отправился восвояси, помахивая грязным полотенцем и окликая снующих по кухне служанок.
Я же сидела на крыше довольно долго, с трудом приходя в себя от увиденного. Сердце все еще бешено колотилось, в ушах так и стоял рев замученного живодером зверя. Запах паленой шерсти до сих пор не развеялся в воздухе, и мне даже показалось, что оборотень слишком тесно прислонился головой к проклятой дверце, отчего его левое ухо все еще отчаянно дымит. Но у него, видимо, не осталось сил даже на то, чтобы просто отползти подальше. Если вообще в этом могучем теле еще теплилась жизнь.
Оборотень не двигался и почти не дышал. Кажется, магическая сеть забрала у него слишком много сил. Он не пошевелился даже тогда, когда мужики неуверенно взялись за дышла и осторожно закончили двигать старую телегу. Он просто этого не заметил. Лишь безжизненно перекатился по деревянному полу и едва слышно застонал. И от этого звука у меня все внутри заледенело.
Конечно, я не знаю, сколько народу успело пострадать от его зубов. Даже представить не могу, как много людей он погубил. Каким он был человеком и так ли жесток по натуре, как его вторая ипостась, но даже если он – кровожадный людоед, злобный монстр или воплощенное зло, то все равно не заслужил этих пыток. Никто их не заслуживал. Ведь если он на самом деле так опасен – убей. Если провинился и стал неуправляем – найди и казни, как казнят обычных преступников. Отруби голову, закопай и забудь о том, что когда-то это чудовище приносило невинным людям боль и ужас. Но мучить, резать, калечить и жечь по живому – это неправильно. Не по-людски. И даже тогда, когда понимаешь, что клеймо оборотня – это навсегда, и он уже никогда не станет другим.
Я терпеливо дождалась, пока двор полностью опустеет, и осторожно, стараясь не потревожить черепицу, убралась с крыши, пытаясь не думать о замученном звере, которого перед уходом мужики потыкали палкой в бока и, убедившись, что он не очнулся, снова накрыли клетку плотным тентом. Ни еды, ни воды ему не принесли. Никто даже ранами его не озаботился. И все это было настолько мерзко и гадко, что я поспешила уйти, успев сто раз пожалеть, что вообще сюда приходила.