Мой любимый враг (СИ)

– Тань, ты чего ушла? – заглядывая мне в глаза, спросил Гольц.
– Лучше бы спросил, зачем я вообще приходила, – ответила я зло.
– Тебе не понравилось?
– Что именно? – Я снова остановилась, развернувшись к нему. Он тоже встал, хлопая растерянно глазами, голубыми, как у младенца. – То, что я целый час сидела там одна как дура? Или то, что…
Я осеклась. Хотела сказать: «Ты даже не заметил, как я ушла». Но вдруг подумалось, что это будет звучать слегка истерично и пафосно. Особенно учитывая, что у нас пока всё только-только начинается. В общем, как-то рановато для серьезных претензий.
– Да, Слава, мне не понравилось, – уже спокойнее продолжила я.
– Извини, – расстроенно пробормотал он. – Я не подумал. То есть… я думал, тебе интересно будет посмотреть… ты же сама играешь в волейбол…
Я даже не нашлась, что на это ответить, потому что не понимала: где тут логика? Где связь?
– Я в прошлом году встречался с девчонкой… она, наоборот, обожала смотреть… но если тебе не понравилось, надо было сказать!
– Ну вот – говорю, – бросила я с внезапным раздражением. Ещё и бывшую сюда приплёл! Ну не дурак ли?
– Извини, – сникнув, повторил Гольц. – Я не хотел тебя обижать.
– Я не обиделась, – слегка приврала я. Впрочем, я уже и правда не чувствовала обиды. – Мне просто стало скучно, и я пошла домой.
– Можно я тебя провожу?
– Ну, проводи, – разрешила я.
Да, я закипаю мгновенно, но и остываю быстро. Все вспыльчивые отходчивы. Вот и я не умею долго злиться.
Мы побрели в сторону наших панельных пятиэтажек.
– Классно выглядишь, – сообщил вдруг Славка после минутного молчания.
– Угу. Спасибо.
– Может, завтра куда-нибудь сходим после школы? Погуляем?
– Ну не знаю, – улыбнулась я. – Ну, можно…
– А хочешь, я тебя на скейте научу кататься?
Я даже отвечать ничего не стала. Только посмотрела на него многозначительно, и он сразу сдулся.
– Ладно, понял, понял. Никакого скейта.
Мы дошли до моего дома.
– Ну всё, пока, – попрощалась я, обходя по краешку огромную лужу.
Но Славка зачем-то потащился за мной в подъезд.
– Ты на каком этаже живешь? – спросил он.
– На четвертом. В гости ко мне собрался? – спросила я, пряча за усмешкой волну внезапной паники. Я не знала, дома ли мой отец, но гипотетически в любой момент он мог появиться. Так что, пожалуйста, пусть Гольц скорее уйдёт!
– А можно?
– Нельзя. У меня папа очень строгий и не одобряет всего такого.
– Ясно, – немного смутился Славка, остановившись на площадке между первым и вторым этажом. Оглядел исписанные маркером стены, рядки покореженных почтовых ящиков, пыльное окно, между рамами которого скопились залежи мух. Бросил взгляд на банку с окурками, на батарею, густо увитую паутиной. Мда, антураж далек от романтики. Мне даже неловко стало.
Сам Гольц жил в новом комплексе на Верхней Набережной. Мы с Зеленцовой несколько раз «гуляли» поблизости, внутри, правда, побывать не довелось. Но на расстоянии россыпь многоэтажек походила на конструктор Лего. Аккуратные домики из темно-коричневых и оранжевых кубиков в окружении таких же идеально ровных газонов. Наверняка, в своем подъезде Гольц подобного колорита не встречал. И это ещё соседей сегодня не видно и не слышно. Про отца я вообще молчу.
Славка перестал озираться и уставился на меня так, будто хотел что-то сказать, но не решался.
– Ну что, тебе пора, – поторопила я его. – До завтра.
– До завтра, – кивнул он и вдруг подался ко мне. Поцеловал прямо в губы, порывисто и как-то смазано. И сразу же отстранился, словно сам испугался своей нечаянной смелости. Но увидев, что я улыбнулась, просиял в ответ.
– До завтра, – весело бросил Славка.
Спускаясь вниз, он продолжал смотреть на меня и улыбаться. Я тоже перегнулась через перила, провожая его взглядом. На первом этаже он остановился и задрал голову, глядя на меня.
– Ну, иди уже, – засмеялась я. Но Славка не двигался с места и глаз с меня не сводил.
Внизу хлопнула дверь, кто-то вошёл в подъезд. Славка на прощанье махнул рукой, а я с блаженной улыбочкой поплелась к себе.
   
5
 
Отца дома не оказалось. И слава богу. Наверное, ужасно так говорить и даже думать, но я невольно ловила себя на мысли, что лучше бы он вообще не возвращался. Правда, тут же себя одергивала и стыдила.
Но за эти годы отец изменился до неузнаваемости. Не только внешне.
Я помнила папу крепким, очень высоким мужчиной, с широкой улыбкой, блестящими карими глазами, копной черных кудрей. Хотя насчёт роста не уверена. Может, просто мне, мелкой, так казалось. Но когда он усаживал меня на плечи, аж дух захватывало от такой высоты. Помню, папа часто играл с нами, мастерил нашим куклам мебель из фанеры, баловал. Он вообще был весел и щедр, а ещё вспыльчив и ревнив. Мог иногда прикрикнуть, мог хлопнуть дверью, стукнуть кулаком по столу или разбить чашку со злости, но ни разу не тронул и пальцем ни нас с сестрой, ни маму. Впрочем, мама умела обуздать его нрав. Он так сильно её любил, что делался с ней почти ручным. Но только с ней.
Сейчас же отец в свои сорок превратился в сутулого жилистого старика с седым коротким ежиком волос, неопрятной щетиной и прищуренным недобрым взглядом. От былой щедрости и задора ничего не осталось. Зато вскипал он по-прежнему с пол-оборота, из-за любой мелочи. Только вот утихомирить его больше было некому.
Может, я и плохая дочь, но мне с ним тяжело. Почти невыносимо. А ведь прошло всего несколько дней, как он приехал…
Нет, всё это время я очень ждала отца. Пыталась представить себе, каким он стал. Но в мыслях видела лишь его смутный образ, который запомнила ребенком.
А в день его возвращения я попросту места себе не находила – уж очень волновалась и радовалась. Мы с тетей Валей накрыли к приезду отца стол – так я сто раз проверила, всё ли положила. А когда Денис, Валин муж, поехал за папой на вокзал, я просто прилипла к окну.
Наконец серебристый универсал Дениса въехал во двор, и сердце ухнуло вниз. Я метнулась в прихожую, отомкнула замок.
– У Дениса есть ключи, он откроет. Нечего устраивать сквозняк! – разворчалась Валя, но я не обращала внимания на её слова. Я слышала лишь приближающиеся тяжелые и неторопливые шаги.
А потом Денис завёл в квартиру отца. И… я вдруг оцепенела. В мечтах я рисовала себе, как кинусь к папе на шею, как запущу руки в черные густые вихры, как он будет смеяться, ну и удивляться, само собой, тому, как я выросла. Но я стояла столбом и не могла себя заставить не то что обнять его, но даже подойти поближе, заговорить, назвать папой. Я смотрела на него и думала: нет, не может быть, чтобы он стал таким…
– Ну что, Татьяна, застыла, – подтолкнула меня тётя Валя. – С отцом-то поздоровайся.
Отец вперился в меня тяжёлым взглядом. Потом хмыкнул.
– Что, Танюшка, не узнаешь папку? Так сильно постарел? Сам знаю. Там тебе не курорт. Ты и сама… не узнать просто. Выросла уже… взрослая барышня… Помнишь меня хоть немного?
– Ну что ты как в рот воды набрала? – ткнула меня Валя.
– Помню, – выдавила я. Не знаю, почему на меня такой ступор напал. Наверное, оттого что реальность настолько сильно не совпала с ожиданием. Ничего, ни следа от того папы, которого помнила, я в нем не находила. Абсолютно чужой человек. Всё в нем чужое: улыбка, больше похожая на оскал, цепкий неприятный взгляд, запах.
– Помнишь? Ну и хорошо, – кивнул он и затем спросил мрачно: – Не обижала тебя Валька? Говори, не бойся.
Тётя Валя тотчас оскорбилась.
– Как не стыдно тебе, Иван! Совесть-то есть? Это вместо спасибо за то, что я все эти годы… – у неё дрогнул голос.
– Тсс, – шикнул отец. – Не тарахти. Я с дочерью разговариваю.
– Не обижала, – покачала я головой. Всякое, конечно, бывало, но не жаловаться же теперь. К тому же и я отнюдь не припевочка и изрядно помотала ей нервы.