Я стираю свою тень - 4 (СИ)

— Я хочу, чтобы меня держали в курсе здоровья моей жены. — Я вынул кошелек и достал из него пятитысячную купюру. — В режиме реального времени.
— Я буду здесь еще восемь часов. Запишите мой телефон.
Мы обменялись номерами, после чего, с тяжелым сердцем я вернулся домой. Пил чай и сидел перед телевизором всю ночь. Звонил медсестре раз десять, но она сказала, что Айрис еще не родила. Потом я как-то незаметно уснул и проснулся от того, что пискнул разряжающийся телефон. Я взял трубку в руки, чтобы поставить ее на зарядку и увидел непрочитанное сообщение от Айрис. Открыл его трясущимися руками: «Гордей, поздравляю, ты стал папой сынульки. Правда, он такой страшненький».
Дикий радостный крик огласил пространство нашей квартиры.
  
Глава 2
 
Глава 2
— Ярило? Ярило? — переспросила меня Айрис, еле сдерживаясь, чтобы не закричать. — Я хоть и не носитель русского языка, но у меня уже напрашиваются всякие неприличные рифмы к этому имени. Никогда в нашей семье не будет никакого Ярилы.
— Что ты завелась? Это были размышления вслух. Хотел чего-то исконного, знакового, символичного, такого, чтобы между космосом и Землей. Ярило — это бог Солнца из старославянских мифов, а оно, как раз, посередине между нашими мирами.
— Нет!
— Твои варианты.
Ярило было примерно двадцатым именем, которое я предложил. Бедный малыш спал в кроватке, не понимая, какая жаркая схватка разыгралась между его родителями, пытающимися выбрать для него устраивающее обоих имя. Айрис выписали на третий день к вечеру. Мы забрали ее всей нашей бандой, включая моих родителей и Михаила с Марией, прилетевших в город тайно. Женщины «вылизывали» нашу квартиру дочиста. Я с мужиками собирал кроватку для сына, бегал по магазинам в поисках погремушек и картинок со Смешариками на стены. Оказывается, мы с Айрис многого не знали и упустили, плохо подготовившись к появлению нового члена семьи.
Айрис выглядела замечательно. Немного схуднула и побледнела за эти три дня в больнице, но в противовес к этому, у нее увеличилась грудь, изменив фигуру. Она сделалась более женственной. Наш безымянный малыш, когда не спал, висел на ее титьках, как клещ, охраняя свое эксклюзивное право на них.
— Кальмеций, — предложила свой вариант Айрис.
— Что? Это как кальций, что-то про известковый налет, а не про человека.
— Герикап.
— Айрис, ты вызываешь демона? Он уже во мне просыпается. У вас там нормальные имена бывают? Еще несколько вариантов и я буду согласен на Джанбоба. Джанбоб Гордеевич звучит?
— Отвратительно звучит. Ну почему такое простое дело вызвало у нас столько проблем.
— Михаил. В честь Михаила Аркадьевича.
— Нет. Михаил у меня ассоциируется с пожилым мужчиной. Нужно что-то юное, брызжущее энергией во все стороны.
— Модест?
— Да что тебя на какие-то странные имена тянет? Мы будто придумываем имя для планеты, на которой бесследно пропадают люди. Асметил?
— Метил? Ни в коем случае. Метил — яд, от него слепнут. Хотя удобно, первый сын Асметил, второй — Асэтил, третий Аспропил, и ничего придумывать не надо. 
— Как я устала, Гордей. Согласна на любой твой вариант, кроме тех, от которых отказалась, — Айрис откинулась на спинку кресла.
Халат распахнулся, оголив сочную грудь. Я плотоядно уставился на нее.
— Пока эта кормушка не для утех, — она запахнулась.
— Вместо него должен был родиться я.
— Может назвать в честь деда? — ни с того, ни с сего предложила Айрис.
— Николаем?
— Х-м, Николай, Никола, Никас, Нико, Ник. У нас часто используют производные от этого имени. Если случится вернуться на станцию, то у малыша не возникнет барьера со сверстниками, смеющимися над странным именем. Я бы звала его Ником или Никасом.
— Бате понравится. Только давай, чтобы это было не одолжение и не от усталости, а от души. Тебе правда нравится это имя?
— Да. Еще мне нравится характер твоего отца.
— Да ладно?
— Серьезно. Он такой прямолинейный, что никогда не ждешь от него тайной подлости. Не нравится — скажет. Если не скажет, значит нравится.
 
— Это точно. Если молчит, значит доволен.
Наш малыш заворочался и запыхтел.
— А ну-ка маленький Никас, иди к мамочке, — Айрис взяла его на руки и приложила к груди.
Тот сразу заработал как маленький насос, положив маленькую розовую ладонь на материнскую грудь. С этого мгновения сын для меня обрел личность, у которой было имя.
Для нас с Айрис начался новый этап нашей жизни. Теперь нас было трое, и этот новый третий член семьи требовал к себе столько внимания, что нам не оставалось его друг на друга. Изменилось всё. Айрис теперь не могла есть все подряд, иначе у Никаса болел животик и он мог проорать всю ночь. Сутки делились не часами, а периодичностью стула нашего малыша. Айрис осматривала какашки со знанием дела, сличала с фотографиями из интернета и собственно по ним определяла, нужно беспокоиться о здоровье ребенка или еще рано. Своей капсулы у Никаса еще не было. Его здоровье было целиком и полностью в наших руках и руках российского здравоохранения, а это вселяло определенные опасения и заставляло нас быть маниакально предусмотрительными.
Нас навещали пару раз родители. Мать дала несколько ценных советов по обращению с малышами. Она показала, как надо выкладывать орущего ребенка на животик, чтобы он избавился от газов. Она сэкономила бы нам кучу времени, если бы рассказала об этом раньше. Потом оказалось, что лежа на животе, малыш тренирует мышцы шеи и сможет раньше держать голову. Мой отец, как дед, имя которого носит внук, несколько раз брал его на руки, ходил с ним по дому, разговаривал, но каждый раз возвращал с одним и тем же комментарием.
— Держи, Колька обосрался.
— Пап, нельзя как-то нежнее, — попросил я его, зная, что Айрис коробит от режущего слух слова.
— Не давайте мне его больше. Возьму на руки, когда сам на горшок начнет проситься. А будете так с ним цацкаться, он вам до женихов в штаны срать будет.
— Пап, ему чуть больше месяца.
— Первые месяцы самые важные для формирования характера. Не спешите, как ненормальные на первый его писк, дайте прочувствовать ему всю прелесть ситуации. Пусть покряхтит в своем говне, поймет, как это неприятно валить в штаны. Пусть полежит чуть-чуть голодным, прочувствует ценность еды. А то чуть что, сразу затыкаете его сиськой. Это же мужик будущий, он должен уметь терпеть, ждать и думать. Он так и говорить быстрее научится.
Мы потом обсуждали несколько раз отцовские советы с Айрис и пришли к выводу, что отец прав. Никас, если его сразу не начать кормить, как только он что-то вякнул, начинал издавать разные звуки, будто подбирал сигналы, которые мы должны были понять. Постепенно мы научились распознавать его возгласы, имитировать их, делая вид, что общаемся. Наградой нам были его улыбки, доводящие до слез умиления.
— Как же мы жили-то без тебя раньше? — удивлялась Айрис.
Сейчас невозможно было представить то время, когда Никаса не было с нами. Весь мир зациклился на нем. Какой космос, какая станция, какой Джанбоб! Ничего этого не существовало. Выдумка, фантазия, которой компенсировали отсутствие ребенка. Даже Айрис призналась, что ей совсем неинтересно теперь думать о прежней жизни, даже как-то стыдно за глупые мысли, владеющие ее сознанием в прошлом.
Наступила весна, вторая половина мая. Природа расцвела, заблагоухала цветущими садами. Никас подрос, оформился в забавного толстощекого малыша. Мы решили съездить в деревню, пожить у родителей неделю, чтобы сын подышал чистым воздухом, да и самим отдохнуть от городских стен. Я взял миниотпуск на десять дней. Рано утром мы забили багажник машины всем необходимым и отправились не спеша в деревню к родителям. Для уставшей от однообразия Айрис, эта поездка была сравнима с путешествием за семь морей. Она жадно рассматривала придорожные пейзажи, комментировала их и восторгалась, будто мы ехали среди инопланетных красот.