П 4 (СИ)

Ну пять минут в свободном состоянии нельзя сравнить с необходимостью работать руками и ногами. Так что, время нахождения под водой уменьшалось более чем в два раза. И Михаил это прекрасно сознавал. Поэтому и не ставил перед собой невыполнимых задач. Главное уйти за поворот реки, до которого не так чтобы и далеко.
Он все время старался держаться левого и греб настолько быстро и настолько долго, насколько это вообще было возможно. Наконец настал момент, когда легкие горели уже так сильно, что это становилось проблемой даже при отстранении от тела. Можно конечно и полностью отключить все болевые ощущения. Но в этом случае он терял способность двигаться.
Даже сейчас его движения затруднены и дезориентированы. Самое близкое сравнение, это онемевшая от обезболивания губа. Когда она абсолютно не ощущается и не получается даже элементарно сплюнуть.
Резко выныривать он не стал. Как не хотелось ему выдохнуть обжигающий легкие газ и вдохнуть полной грудью чистый воздух, он все же не потерял контроль над своим телом. Поднялся над поверхностью ровно настолько, чтобы снаружи оказались ноздри. Одновременно с выдохом осмотрелся по сторонам.
Порядок. Он сумел уйти за поворот из-за которого доносятся тревожные крики. Товарищи пытаются обнаружить утопленника. И вскоре начнут смещаться вниз по течению. Послышались и другие голоса. Не иначе как присоединились другие рубаки. Причем, эти на двух лодках, и у них имеется невод, который они наверняка начнут заводить в поисках несчастного.
– Пора валить, пока ветер без камней, – подбадривая самого себя, произнес Михаил.
После чего налег и в несколько сильных гребков оказался под сенью плакучей ивы. Ее ветви свесились до самой воды и полностью укрыли беглеца. Из под корней деревьев он извлек обычную рубаху, с куском веревки вместо пояса, порты и поршни. На первое время пойдет. Опять же, если кто его и приметит, то простой крестьянин не привлечет внимания. Чего не сказать о ком-о одетом более богато.
Все что мог, Михаил вызнал. Теперь время работало против него, и нужно было поторопиться донести весть о заговоре до Ростислава. Как бы он его ни ненавидел, тот сейчас единственный кто может погасить разгорающийся пожар предательства.
Но уйти открыто, чтобы не вызвать подозрений он не мог. Когда человек задумывает такое, он становится крайне подозрительным. Уход из дружины одного из тех, кто был причастен к секретным операциям однозначно вызовет подозрения. Лично Михаил не мудрствуя лукаво просто прирезал бы такого отставника по-тихому. Так-то оно всяко надежней. Вот и решил он разыграть свою гибель.
– Ну здравия тебе, утопленник? – смерив его недобрым взглядом, произнесла Ксения.
– И тебе поздорову.
До места встречи со своей сообщницей ему пришлось пробежать порядка пяти километров. Да все больше без дорог. Вымотался донельзя. Ну да, теперь-то будет куда легче. После памятного нападения на караван, ему перепала изрядная доля трофеев. Что было обусловлено не столько количеством лично упокоенных противников, сколько спасением Добролюба. Ну и остальных раненых обиходил любо-дорого.
Официально он свои деньги якобы определил на хранение в банк. На деле же, немалая их часть ушла на то, чтобы закупить пару лошадей, и полного ламеллярного доспеха с вооружением. Ну и на вознаграждение Ксении пришлось потратиться. Она теперь завидная невеста. Если пожелает, конечно.
– К вечеру возвращайся в город и жди вестей, – распорядился он.
Отлучка Ксении никого не должна удивить. Она периодически навещала родню в деревне и своих детей. О том знали многие. Впрочем, кому она интересна. Это он уже на воду дует.
– Дети где не скажешь? – с надеждой спросила она.
– Нет.
– Ить сделала я все, что ты хотел.
– Не все. Теперь следует посидеть тишком. Эвон, с любовниками забавляйся как обычно. А там и я подоспею.
– А ну как сгинешь. Что с детками моими будет?
– Ничего с ними не станется. Ну вырастут сиротками. Но поди не сгинут.
– Верни детей, Михайло! – прижав руки к груди, попросила она.
 
– Ну, будя. Будя. Чего голосить бросилась. Верну. Но после. А коли опаску имеешь, так молись за мое здравие. Глядишь и поможет в трудный час. Все. Пора мне.
Вообще-то сердце кровью обливается смотреть на эту картину. Жалко ее. Да только и выбора у него нет. Слишком уж много стоит на кону. Ни много ни мало, судьба Руси. Не устоит централизованное государство сейчас, и растянется процесс его становления на века. Да все через усобицы, кровь и разорение. Так что, да, противно. Но он от своего не отступится.
По прямой до Переяславля было порядка шестисот километров. С заводной лошадью вполне возможно управиться дней за шесть. Но это по карте. А как там в той песне поется – гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить? Так что пришлось Романову попетлять по лесным дорогам. Прямо, только если проламываться через буреломы, а это занятие глупое и неблагодарное. Опять же, эдак больше времени потеряешь. Так что, на деле получалось более семисот.
За лесами началась степь, где кочевали орды черных клобуков. Вроде и открытый простор, но и тут прямо двигаться не получится. Стойбища куреней лучше бы обходить строной. Да и вдали от них держаться настороже, дабы не нарваться на какой-нибудь отряд.
Кочевники данники великого князя и зависимы от его воли. Но и в самые благоприятные годы не гнушались совершать небольшие разбойные набеги. Что уж говорить о дне сегодняшнем, когда воины потирают руки в предвкушении назревающей усобицы. Серебро их ханам уже занесли, и воины уже готовят к походу воинскую справу.
Но даже без этого, одинокий путник однозначно перейдет в разряд законной добычи. И уж тем более воин. Михаил для них достаточно жирный гусь. У кочевников даже кольчуга дорого стоит, что уж говорить о ламеллярном доспехе, что был на нем.
– Вот тебе бабушка и Юрьев день, – сплюнув, произнес Михаил.
Вообще-то, до возникновения этой поговорки еще добрых пять сотен лет. Как впрочем и до порядка перехода крестьян арендаторов от одного помещика к другому. Сейчас эти самые помещики только-только зарождаются. Те самые надельники.
Отслужив три года на срочной службе, воин оседал на земле, и обзаводился семьей. Через пять лет следовал призыв на год строевой службы. И это время земля либо простаивала, либо возделывалась супругой с помощью соседей. Но уже начинал получать распространение наем крестьянских семей, которые возделывали земли оставшиеся без мужского догляда. В городках хватало вдов, воспитывающих детей павших воев. Земли их не лишали, а ее нужно было возделывать.
Не суть важно. А вот появившаяся тройка всадников, уже совсем другое дело. Низкие степные лошадки, однозначно указывали на то, что это кочевники. Конечно, не исключено, что ребятки догоняют его чисто только чтобы порасспросить о новостях. Вот только в это нечто из области фантастики.
Уйти у Михаила не получится. Он в пути уже четвертые сутки, лошади под ним неплохие, но и только. А потому за это время подустали. Чего наверняка не сказать, о низкорослых степняках. Сходиться же в бою на заморенном животном, глупость несусветная. Он же не дурак и предпочитает сам задавать рисунок боя.
Отвязал поводья заводной лошади и бросил их ей под ноги. Нехитрый способ, который гарантирует, что живой транспорт не убежит далеко. После чего двинулся навстречу троице преследователей.
Подумалось о Ксении. Как там говаривал горбун – баба сердцем видит? Вот-вот. Иди и думай, то ли накаркала то ли материнское сердце чуяло беду. Нет, ну вот что ты будешь делать! Почему беду-то? Можно подумать ему впервой сходиться с несколькими противниками кряду. Ладно бы еще в начале его нынешнего пребывания в этом мире. Но теперь-то он полностью набрал свою былую форму.
 
Пока эти мысли бродили в голове, руки делали привычную работу, без участия разума. Извлек из саадака лук. Наложил бронебойную стрелу. Кто его знает, что там у них поддето под халаты. Так-то доспехи у кочевников редкость, но чем черт не шутит, пока бог спит.