П 4 (СИ)

– Твоими стараниями, – вымучено улыбнувшись с трудом ответил Добролюб.
– Не столько моими, сколько Божьей волей, – возразил Романов.
А и то, поверить в то, что ему удалось вытащить с того света раненого с пробитым легким было мудрено. Однако он это сделал. Сразу же после того, как они большей частью перебили нападавших, а меньшая сумела спастись бегством, Романов поспешил к раненому, оставленному в лесу. Благо других столь же серьезных случаев не было. Не сказать, что все были целы. Но они могли и обождать. Главное, что кровотечение остановлено жгутами и давящими повязками.
Другим везением оказалось то, что ранили Добролюба бронебойной стрелой, с граненым наконечником в форме иглы, без каких-либо зазубрин, и крепко закрепленного на древке. Данные обстоятельства Михаил выяснил изучив стрелы убитого лучника. А потому подготовился, резко выдернул стрелу, и с помощью Звана избавив раненого от кольчуги подступился к ране.
К тому моменту, когда он вынужден был признать, что сделал все возможное, Добролюб все еще был жив. Вообще-то, ему необходим был покой и уход. Но никто ему этой возможности не предоставил. Михаил предложил было остаться с ним, а когда вопрос разрешится так или иначе, самостоятельно вернется в Червень. Однако Горазд отказался ослаблять отряд на еще одного воина. Тем более, что двое щеголяли с серьезными рубленными ранами на руках, а одному стрела насквозь пробила бедро.
Пришлось везти бедолагу в носилках подвешенных между двумя лошадьми спокойного нрава. Романов и без того не верил в благополучный исход. А тут так и вовсе уверился, что часы, а то и минуты воина сочтены. Но случилось то, что случилось. Когда они оказались в предместьях Червеня, Добролюб все еще продолжал дышать. Хотя и выглядел хуже мертвеца.
Романов уговорил Горазда прекратить издеваться над парнем, и позволить немедленно найти для него прибежище. Сам же поскакал вперед и нашел в городище небольшой аккуратный домишко. Проживавшая в нем девица, или все же девка, согласилась принять раненого на постой. Только заломила безбожную цену, обосновав это упущенной выгодой. Михаил заплатил без раздумий. Чем, похоже, серьезно озадачил хозяйку.
Вообще-то, можно было обосноваться и за куда меньшую плату, на том же постоялом дворе. Но у Романова имелись свои причины. Горазду же заявил, что раненому необходим покой и уход. И без того чудо невиданное, что довезли…
Михаил откинул одеяло и присел рядом с Добролюбом. Ободряюще улыбнулся, и принялся снимать бинты. Открыв рану, убедился в том, что края раны выглядят вполне нормально. Сукровица из дренажа сочится чистая и прозрачная как слеза. Произвел пальпацию. Память услужливо подсказывала ему тактильные ощущения, вбитые в подкорку раз и навсегда. По всему выходило, что внутреннего воспаления нет. А значит дренаж можно убирать.
Из сеней послышалась возня. Громкий шепот, хотя слов и не разобрать. Шлепок, не иначе как по упругой попе под легким сарафаном. В ответ же, вместо игривого смеха, который следовало бы ожидать от хозяйки, злобное шипение. Молодец, Ксения. Все же он в ней не ошибся.
– Не знаю, Добролюб, что за ангел хранитель распростер над тобой крылья, но ты счастливчик, каких мало, – заканчивая смену повязки, произнес Михаил.
– Знать, в свои умения не больно-то и веришь, – с трудом произнес парень, от которого осталась хорошо как половина, уж больно исхудал.
– Моих умений, кровь остановить, да рану промыть. Остальное все в божьих руках.
– Я вот гляжу на тебя, Михайло, и диву даюсь. Все-то тебе дается, и все-то ты знаешь. Биться любым оружием мастак. Раны обиходить можешь так, что знатному лекарю не под силу. С того света кого вытянуть, и то тебе подвластно, – войдя в горницу, произнес Зван.
Вид недовольный. Ну или, вернее сказать, разочарованный. Не иначе как думал, подкатить под бочок хозяйке. А она ему облом выписала. Михаил точно знал, что у балагура с ней прежде все бывало ладком. Да и отчего бы нет, коли монета водится.
Ксения баба статная и видная, кровь с молоком, но ни разу не толстая, хотя и имеет двух деток. Овдовела два года тому. Пыталась честь по чести тянуть вдовью долю. Да только несчастья начали сыпаться на нее одно за другим. Год назад, завязала свою гордость в тугой узел, и обосновалась в городище. Сына с дочерью определила к сестре, и помогает ей деньгой.
 
Девка-то, девка, но на самое дно не упала, по кабакам попусту не шляется, вином не злоупотребляет. С кем попало в постель не прыгает. Перебирает. Имеет право, между прочим. Романов лично проверял. Бог весть откуда она все это знает, коли была честной мужней женой, но в этом деле она знатная мастерица.
– Живу давно. Видел много, – хмыкнув, ответил Михаил Звану.
– А сколько тебе уж? А то эдак на вид сразу и не скажешь, – поинтересовался балагур.
– Сорок три годочка, уж, – хмыкнув ответил Романов.
Вранье. Если брать Лешека, то ему только тридцать один. Если самого Михаила, то тут по сути уже за шестьдесят получается. Сорок тут уже почтенный возраст. Хотя старостью его называть не получится, если только в среднем по больнице, где в статистику входит и детская смертность, и от болезней, которых тут хватает. Если же сумел уберечься, то-о… Здоровая экология, натуральные продукты. Словом, стариками это время не удивить.
– Я думал помладше будешь, – заметил Зван.
– Бывает. А что до Добролюба, так он еще там, в лесу помереть должен был. Но Господь не попустил. И моей заслуги в том нет. Ладно, делать нам тут больше нечего. Ну что, поправляйся, друже, – потрепал он раненого по плечу.
– Твоими стараниями, – благодарно произнес тот.
– Пошли, Зван, – поднимаясь с постели произнес Михаил.
В сенях столкнулись с хозяйкой, поклонившейся мужам. Как того и требовал обычай. Михаил задержался ненадолго, уточнил, что именно и как следует делать. Вообще-то, ничего нового. Но, как говорится, повторенье мать ученья. По конец, пропустив вперед Звана, Михаил протянул Ксении пятьдесят копеек.
– Так сполна же уплачено, – удивилась она.
– Это за то, что не путаешь одно с другим, и договор блюдешь, – с самым серьезным видом пояснил он.
Была у него мысль привязать ее к себе влюбив. Она конечно за этот год очерствела, на жизнь взглянул под другому, да обзавелась здоровым цинизмом. Так что, окрутить такую сложно. Но все же возможно. Потому что в каждой женщине подспудно сидит восторженная девочка, ожидающая своего принца.
Вот только времени у него нет. Ну и еще один недостаток. Нет страшнее врага, чем женщина. Если решит, что ты ее предал, не остановится ни перед чем. Поэтому он решил приручать ее методом кнута и пряника. Пока только ластится. Но скоро и твердость выкажет. Когда к вящей выгода, да удерживая за причинное место, так оно надежней получается.
– Где вас бесы носят? – недовольно встретил их Горазд, едва они переступили порог гридницы.
Михаил со Званом лишь переглянулись. С чего бы десятнику яриться, коли они прибыли вовремя. До выхода на тренировочную площадку еще минут десять.
К слову, часы тут все те же водяные, что измыслил Романов, еще в бытность свою в Византии. Усовершенствований ему удалось внести минимум. Минутная стрелка конечно имеется, но точность у них оставляет желать лучшего. Вода испаряется и требует долива, рассчитать перелив воды с очным соблюдением временных отрезков, так и не получилось. Так что, сверять их с солнечными приходится довольно часто.
Поэтому одной из технологий, прихваченных им из своего мира были механические часы. Правда, их он запоминал и потом восстанавливал, по остаточному принципу, оставив напоследок. И уверенности в том, что ему удалось все запомнить должным образом не было. С другой стороны, он отлично помнил устройство прибора для вычисления затмений. И в этой связи у него присутствовала уверенность в том, что ему удастся-таки создать хронометр. Разумеется, когда для этого появится время.
 
– Так мы же к Добролюбу ходили, – разведя руками, напомнил Зван.