Рандеву

— У нас пока больше нет к вам вопросов, — сообщает мне переводчик. — Сейчас вас проводят в камеру.
Одновременно с его словами, как будто у них телепатическая связь, в комнату входит полицейский в форме.
— Отведите мадам обратно, — приказывает следователь.
  
47
 
Я кинулась в прихожую и открыла дверь. Встала на пороге. Пират крутился под ногами и тянул носом в направлении темного двора. Из черноты арки вышел Мишель. На нем были джинсы, футболка и темная хлопковая куртка. «До чего же хорош!» — подумала я, хотя при виде его наполовину заплывшего глаза у меня перехватило дыхание.
— Что ты тут делаешь? — услышала я свой шепот.
Он не ответил, но бросил быстрый взгляд на дом.
— Эрик уехал?
— Да.
— Дети спят?
Я кивнула.
Взгляд у него был мрачный. Напряжение между нами ощущалось физически, как будто Мишеля и меня окружало электрическое поле. Общее.
Непонятно, кто сделал первый шаг. Возможно, мы оба. Его губы нашли мои. Язык нашел мой язык, захватил его, погладил. Когда мои руки оказались под его рубашкой, Мишель застонал. Чувствуя тепло, я гладила его кожу, мышцы, углубление на спине, там, где позвоночник исчезал за поясом джинсов.
Вдалеке послышался шум мотора.
Эрик?
Эта мысль отрезвила меня. Я повернула голову и с опаской посмотрела на подъездную дорожку.
— Где твоя машина?
— В кустах. С дороги не видно.
Шум замер вдали. Кто-то ехал по трассе.
Я испуганно посмотрела на дом. Комната Бастиана, наискосок под башенкой, выходила окнами во двор. Если лай Пирата разбудил моего сына, он мог нас увидеть. Мишель проследил за моим взглядом, потом взял за руку.
— Пойдем, — прошептал он.
Я застыла.
— Куда?
Он потянул меня за собой. Мы быстро прошли под аркой, повернули направо, по траве, уже достаточно высокой, взобрались на холм. Высоко над нами было темно-синее небо. Тысячи звезд виднелись среди облаков, которые плыли по небу, отбрасывая тени на землю.
Пахло травой, цветами, весной, Мишелем, который шел рядом, ни на секунду не выпуская мою руку, словно боялся, что, если он это сделает, я тут же убегу.
Подойдя к озеру, мы замедлили шаг. Мишель сел на траву и усадил меня рядом. Мы молчали, охваченные ночными звуками и темнотой. От близости его тела, запаха я едва владела собой. Мне хотелось раствориться в этом запахе, прильнуть к этому телу. Все забыть. Жить настоящим, как будто завтра никогда не наступит.
Нет.
Мишель повернулся ко мне, продолжая держать за руку.
— Я очень скучал по тебе там, в Басконии. Каждый вечер думал о тебе. А когда мне наконец удалось дозвониться, ты бросила трубку… Я думал, что сойду с ума.
Я не смела смотреть на него. Если бы посмотрела, все пропало бы. Я не смогла бы больше думать ни о чем. Да и сейчас все мои мысли были об одном… Мне хотелось откинуться назад, умоляя дать мне то, что он мог мне дать.
И он бы дал.
Нет, так нельзя! Нужно взять себя в руки.
Мишель рядом, я должна с ним поговорить. Сколько всего невысказанного! Но слов не было. Как будто мне что-то мешало.
Я глядела только на отражение половинки луны в водной глади.
— Посмотри на меня.
Я затрясла головой.
Он взял мое лицо и заставил посмотреть прямо на него. Я почувствовала, что слабею, как будто мой скелет лишился кальция и стал резиновым. Эластичным.
— Уходи от Эрика, — сказал он робко.
Я высвободила голову из его рук.
— Нет, Мишель. Невозможно.
И сама испугалась того, как решительно все это прозвучало.
— Почему?
Я закрыла глаза, пытаясь сдержать наворачивающиеся слезы.
— Потому что я не хочу.
— Нет, хочешь, — его голос стал решительнее. — Я же вижу!
— Я не хочу разрушать семью.
Слабый и невероятно патетический аргумент, но это было так. Возможно, я могла бы оставить Эрика. Но не детей. Никогда.
Его пальцы отпустили мою руку и скользнули к шее. Гладили и сжимали ее.
— Я же чувствую, — прошептал он, легонько целуя мои губы, нос, щеки, лоб. — Ты тоже это знаешь.
Я отвернулась, подобрала ноги и обхватила колени руками. Что я прятала от него? Это было глупо. Мишель знал каждый сантиметр моего тела. Каждую впадинку. Каждое нервное окончание. Все.
 
— Мне очень жаль, — прошептала я.
Он резко встал.
— Я тебе не верю.
Я беспомощно смотрела на него снизу вверх. Мишель какое-то время возвышался надо мной, потом повернулся и пошел прочь. Я видела, как он поднимает что-то с земли. Камешки на берегу. Он подбирал их горстями и с силой швырял в воду. Это было действие всем телом. Молодым, сильным, отлично сложенным. Камешки щелкали по поверхности воды, и этот звук удалялся от меня.
— Мишель, — позвала я тихо.
Он бросил камешки еще раз. Потом еще. Захватывал их горстью, перебирая пальцами так, что они щелкали друг о друга — казалось, это тикают часы. Потом перекладывал в другую руку, сжимал кулак, сильно размахивался, и, описывая дугу, камешки летели в воду. В лунном свете вздымался фонтан брызг. По воде шли серебристые круги, увеличиваясь, набегая друг на друга.
Мишель вернулся. Он обхватил голову руками, потер лицо и пробормотал что-то, чего я не расслышала.
— Мишель, — снова прошептала я.
И в эту минуту я поняла, что испытывала к нему нечто большее, чем просто плотское влечение. Я, без сомнения, окончательно и бесповоротно влюбилась в этого человека.
И он в меня.
Мы молчали.
Мы не сказали друг другу ни слова, но они были не нужны.
Мы оба знали, что за этим стояло.
Мишель снова сел рядом. Наклонился ко мне. Провел пальцами по моим ногам. Я затрепетала.
— Не надо, — я убрала его руку. — Я хочу… поговорить. Хочу больше знать о тебе.
— Зачем?
— Затем, что я хочу… Хочу знать, что ты за человек. Я ведь тебя не знаю. Совсем не знаю.
— И что же мне со всем этим делать? То ты видеть меня не хочешь, то желаешь узнать получше. Что тебе нужно на самом деле?
Я покачала головой.
— Не знаю. Я…
Что мне было нужно?
— Я есть я, — через секунду сказал Мишель. — Больше, мне рассказать тебе нечего.
Теперь на воду смотрел он.
— Человеку всегда есть что рассказать. Где он родился. Где учился. Есть ли у него родители. Что-то вроде этого.
Мишель искоса посмотрел на меня. Когда он заговорил, в его голосе слышалось раздражение.
— Конечно, у меня есть родители.
— Ты с ними видишься?
— Нет.
— А кто они?
Он потер лицо.
— Я не хочу об этом говорить.
— И все-таки давай поговорим.
Мишель лег на спину и положил руки под голову. Повисло долгое молчание. Я видела, как поднимается и опускается его грудь.
— Моя мать была спортсменкой, занималась плаванием. Отец — ученый, маркетолог или что-то вроде этого. Точно не знаю. Он работал в Силиконовой долине.
— В Америке?
— Да.
— Твоя мать американка?
Он отрицательно покачал головой.
— Нет, француженка, родилась в Бордо.
— А отец?
Он приподнял плечо.
— Американец, канадец, мексиканец, француз, не знаю. Знаю только, что он работал в Америке. Я даже имени его не знаю. И это мало меня волнует.
— Как они познакомились?
— Мать поехала в Америку, чтобы выступать за одну из тамошних команд. Ее спонсировала фирма, в которой работал тот парень.
Мне приходилось делать усилия, чтобы понять, что говорил Мишель. Его речь была невнятной и очень тихой.
— То есть своего отца ты не знаешь? — уточнила я.
Он ответил, но совсем неразборчиво.
— Повтори, пожалуйста. Я не поняла, что ты сказал.
— Соблазнитель, сердцеед… Так говорила мать. А еще она говорила, что я на него похож. Наверное, поэтому она меня так ненавидела… Она забеременела, а этот парень был женат и слышать ничего не захотел.
 
— Где ты родился?
— В Бордо. Матери сделали кесарево сечение, а еще до этого у нее начались проблемы с ногами. Дело кончилось инвалидной коляской.