Несознательный 2.1 (СИ)

Этими мыслями я и поделился директором. А потом пересказал наш вчерашний разговор с Поликарповым. Это что же получается? Николай Николаевич как в воду глядел? А ведь про усилия Наркомата в Казани именно Яковлев отвечал. Так-так! Пока я про разговор свой Кузнецову рассказывал, он на глазах оживлялся, а как дорассказал, так у моего директора как будто новый мотор в грудину вставили. Прошелся он по номеру туда сюда и сказал, что мы едем искать этого казанца. Он может быть только в двух местах. Ну не на конспиративную квартиру его же упрятали.
Повезло с первого раза. Знакомы мы с казанцем не были, но друг о друге слышали. Корочки, да прочие бумажки ему предъявили. И постепенно разговорили. Картина, что нам открылась, была совершенно неприглядной. Вообще-то до перехода на моторы нашей конструкции ихний завод занимался выпуском климовского мотора М-105 разных модификаций. То есть теми, что шли в том числе на истребители Яковлева. С конца весны этого года, уже после того, как Яковлев стал замнаркома НКАПа, с завода приказами Наркомата по 2-3-4 человека начали переводить важных спецов на Уфимский и Куйбышевский моторные заводы. То есть на те, что продолжали дела ть все те же М-105, а потом и М-107. И причины в приказах указывались вполне себе уважительные. Сначала руководство завода терпело, потом начало протестовать, но куда там! Как может воздействовать Наркомат на свои заводы нам только что продемонстрировали на нас самих. Причем среди этих важных спецов были и те, кого обучали наши как на самом заводе, так и у нас. В августе это закончилось. Даже трех человек вернули из Уфы. Почему так случилось — неизвестно. На сегодняшний день Казань делает треть спущенного плана по нашим бесшатунным двигателям. Качество их хреновое. Тут даже главный инженер отнекивался не стал. Причина такого положения тоже понятна. На заводе, конечно, работает ее одна тысяча человек, но есть узкие места, которые очень многое в производстве определяют. Если спецов с них забрать, то заводу мало не покажется. Так мало того. Раз Казань не делает плана по бесшатунным двигателям, им Наркомат вернул часть плана по двигателям М-105ПФ, которые вообще непонятно зачем нужны. Они ж уже устаревшие. Разве что на ремоторизацию старых бомберов или еще на что-то подобное. И главный виновник тоже ясен, хотя и не все так просто. Но основываясь на принципе «кому выгодно было забирать из Уфы спецов» все понятно. А Шахурин его вчера покрывал, видимо, тоже как-то оказался в этом деле замазан. Ну да начальник всегда отвечает за прегрешения своих подчиненных. Причем налицо может быть громкое дело. И если оно пойдет в разработку, то это будет явное вредительство, использование служебного положения и прочая и прочая. Тут могут даже шпионаж в пользу врага пририсовать, если следователей об этом попросят. Если мы будем тупо терпеть и молчать, то еще долго будем виноватыми. А вот если не будем… Вот только для этого нужно выйти на самые верха. На Сталина или на руководство НКВД. Ниже обращаться смысла нет. Для всех, кто ниже, это внутринаркоматовская кухня. На перевод спецов с завода на завод имеет право даже начальник главка. Не то что нарком или его зам. Но ведь смысл в том, что перевод части спецов привел к срыву задания по освоению нового двигателя Казанским заводом. А сейчас это может привести и к более серьезным последствиям, поскольку производство может уже упасть у нас.
Стали думать втроем как поступить. Сразу родилось предложение написать письмо Сталину. И будто бы у Спасских ворот даже ящик почтовый для таких дел есть. Но вот если дело отправят на рассмотрение в Наркомат, то написавшим его сразу писец настанет. Поэтому казанец Тамиров подписывать письмо отказался. А вот дать свидетельские показания, если что, то всегда пожалуйста. Если, конечно, письмо попадет к Самому. Да и куда он нафиг денется? Там кроме правды и сказать то нечего. Переводы спецов на заводы, продолжающие выпускать М-105 и М-107, никак не скроешь. О них весь завод поди знает. Главное, чтоб дошло до таких вопросов. А пока следует выполнять приказ НКАПа и составлять списки тех, кто должен будет поехать в Казань. От этого уже не отвертеться при любом развитии событий.
 
Кузнецов направился обратно в гостиницу писать письмо, а я решил воспользоваться телефоном, что мне вчера дал Судоплатов. Это дело, конечно, совсем не 4-го Управления НКВД, но мимо нашего сигнала ни один сотрудник госбезопасности такого ранга не пройдет. Нашел отделение связи и с него позвонил. Нарвался, естественно на секретаря, который долго не хотел меня соединять со своим начальником. Но как-то его в конце концов уломал. Судоплатов удивился, что это мне вдруг загорелось, да еще столь срочно. Отговорился, что это точно не телефонный разговор, а дело сверхважное и сверхсрочное. И ежели оно таковым не окажется, то готов ответить по всей строгости. Но мне еще рапорт нужно написать, чтоб бумага была. Договорились встретиться в 20–00. Он дал какой-то адрес, куда я должен будут подъехать. Потом была гостиница, писанина… Директора опять было дернули в НКАП, но он отговорился плохим самочувствием. И чтобы соответствовать этому состоянию залег в кровать. К этому времени мы письма уже нарисовали в двух экземплярах. Директор прилег, а я постарался незаметно покинуть гостиницу. Мне сначала на Красную площадь нужно, а потом на рандеву с диверсантом-Легендой.
Меня никто не пас. Я в этом точно уверен, но вот сфотографировать у Спасских ворот теоретически могли. Ну да и ладно. Меня от этого не убудет. Я ведь сам теперь иду в НКВД.
Без десяти восемь нашел указанный мне адрес. Это оказался аккуратный, особнячок в центре Москвы, окруженный хорошим таким забором. Не глухим, но основательным. Явно дореволюционная постройка. Быстро я внутрь не попал. Но все-таки попал. Табельное оружие и документы отобрали еще на проходной, после чего провели в какое-то помещение и сказали ожидать. Ожидание растянулось на минут 40, но все когда-то заканчивается. Закончилось и ожидание. Провели меня через какие-то переходы в кабинет, где обитал Судоплатов. За полчаса он ознакомился и с письмом и с моим не всегда последовательным рассказом. Ну а что? Я волноваться что-ли не могу?
— Ндаа, серьезные у вас там в НКАПе проблемы вылезли. Это, конечно, не наше дело. То есть совсем не наше. Но если все обстоит, как ты рассказал, то ты все равно пришел по адресу. Письмо я завтра передам кому следует и извещу начальство. А ты пока поживаешь у нас. На всякий случай. — говорит Судоплатов. — Условия, правда, у нас тут спартанские. Ну да не в камере же.
Я попытался возразить, что меня обязательно хватятся и наверняка будут искать. Это ведь не хухры-мухры! Пропал главный конструктор авиазавода, а на нем допусков и секретных сведений как блох на собаке.
— Ничего, — ехидно отвечает Судоплатов. — Не впервой. Оформим тебя будто бы за пьяную драку с представителем органов. А по этой причине мы можем держать тебя довольно долго, и никакой НКАП нам не указ. Так что идите гражданин нарушитель. Мой порученец вам шконку определит…
Делать нечего. Сам пришёл, сам сдался. Теперь вот уже и на шконку определяют. И чем я думал? Может не стоило в НКВД соваться. Хотя если сработает письмо Верховному, то все равно пришлось бы долго ходить на допросы.
Проводили меня в какую-то комнатушку. Вроде не камера, и вроде не шконка, но снаружи заперли. Видимо, чтоб не передумал и не сбежал. Может это у них тут что-то вроде внутренней офицерской губы? А и ладно. Через минут 20 принесли порцайку. Пюре картофельное с подливой и котлетой, Подготовки лука и хлеба черного 3 куска. Надо же! У них тут и кухня имеется. Заглотил я принесенное. На вкус очень даже ничего. Не ресторан, конечно, но неплохо кормят обитателей местной губы. Поел, да спать завалился. Сначала думал, что сейчас буду долго ворочаться боку на бок, ан нет. Отрубился почти сразу.
 
Утром проснулся чуть ранее 9-00. Попинал дверь. Пришел старшина, сводил меня воспользоваться удобствами. Потом был завтрак. Спросил бумагу и карандаш. Дали. Я даже не ожидал. Ну теперь хоть будет чем заняться, а не пялиться в потолок или не мерить комнатушку шагами из угла в угол. Я уже ее размеры в моих шагах и так знаю. Правда, пришлось придумывать, чтобы такое «изобретать». Тут подумалось, что ежели я еще какую-нибудь мину или еще что-то подобное им нарисую, то эдак меня долго не отпустят. Ну а что? Сидит узник и рисует для диверсантов очень полезные вещи. Разве ж такого можно на волю отпускать? Он ведь тогда станет для Осназа совершенно бесполезным. Так что хрен моим тюремщикам, а не полезняшка. Правда, пришлось встать и все-таки померить комнатушку шагами до тех пор, пока не придумал, что бы такого рисовать.