Никак иначе (СИ)

Он сел, рядом раскидав на мягком матрасе баночки, мази, и первым делом погладил ушиб.
— Болит?
— Нет, — я удобнее примостила голову на сложенных руках, и повернула на бок, — только когда сажусь, ну ты понимаешь.
Он снова погладил меня вокруг синяка, вызывая при этом приятную дрожь, потому что его пальцы, то и дело смещались ниже, оглаживая ягодицу, проскальзывая по границе внутренней стороны бедра.
Потом он выдавил пахучую мазь и намазал ей синяк, стараясь тоже касаться меня очень нежно. Это было приятно. Я даже стала закусывать губу, чтобы не застонать, как во сне, когда он точно также мазал меня…
Воспоминания обрушилось на меня словно ушат холодной воды. Сразу и всё.
Я резко развернулась, невзирая на боль, и мазь, которая стиралась о покрывало, уставилась на него.
— Это был ты, — выдала я, — ты отлупил меня.
— Шлёпнул раз, для воспитания, — не стал отрицать Кирилл.
— Раз! — завопила я. — Раз! По-твоему так шлёпают, что синяк на всю задницу!
В спальню вбежал Саша, и остановился у двери. Я сидела на кровати, по пояс голая, и полностью злая. Кирилл рядом, с таким видом, словно ничего страшного не произошло.
— И ты знал, и молчал, — посмотрела на озабоченное лицо Саши.
— Света…
— Вы… вы… просто…
— Зеленоглазая, — гаркнул Кирилл, — ты же выпросила. Не успокоилась, пока не выхватила.
— Ах, значит, тебя это оправдывает! — завопила я, и набросилась на него, целясь расцарапать глаза. Пару раз даже успела смазано ударить по лицу, пока Кирилл не скрутил меня.
— Что ж, ты дикая такая? — заворчал он.
— А ты отлупи меня, сволочь, — бесилась я в его руках, и откуда только силы брались.
— Зараза, — зашипел Кир, когда я впилась ногтями в его запястье. — Саня придержи её.
И я перекочевала в руки к Саше.
— Отпустите меня сейчас же, — извивалась я, — садисты!
— Тише, конфетка, — Саша держал меня, прижатой к его груди, спиной, со скрещенными впереди руками, и шептал на ухо, целуя в щёку, — тише, наставишь синяков, дурочка.
— Это ты мне их наставишь, и он, — не успокаивалась я.
Кирилл тем временем смёл с покрывала, все склянки и тюбики, и, ухватив меня за лодыжки, развёл ноги.
— Ты что… Ты что собираешься делать? — задёргалась пуще прежнего.
— Прощения просить, — усмехнулся Кирилл, ныряя ко мне между ног. Я тут же ощутила, как сильные пальцы впиваются в мои бёдра, которые я пытаюсь свести, а губы сухие и горячие скользят и скользят всё ниже.
— Нет, не надо, не надо, — стала бормотать задыхаясь.
А Саша так и продолжал целовать мою шею и шептать слова успокоения, держа при этом крепко мои руки.
Я захлебнулась выдохом, когда на клиторе чувствительно сошлись зубы Кирилла, но он тут же зализал языком остроту ощущений.
— Нет, — ещё на упрямстве шептала я, но дыхание захватывало, и теплые волны возбуждения накрывали тело.
Саша поймал мои губы, и ввинтился в рот языком, перехватывая все протесты, ловя стоны, и обрывки дыхания.
Кирилл продолжал, мягко и нежно оглаживая чувствительные места, посасывая набухшие от возбуждения губки, и проталкивая свой язык глубже.
Мои руки давно уже были на свободе, и одной из них я вплелась в его вихры. Другой обхватила за шею Сашу. Он стянул с моего плеча, домашнюю майку, обнажая грудь, и сжимал и крутил сосок, всё продолжал меня целовать, воруя все мои стоны. Я извивалась и изгибалась в их руках. Ёрзала на упругом матрасе, наплевав на боль в ягодице. Меня сносило в нирвану. Я растворялась между ними, забывая себя.
Кирилл снова всосал мой клитор, и одновременно толкнул два пальца в анус. Я вздрогнула, и забилась в бешеном оргазме, крича прямо в рот Саши. Теперь ему снова приходилось придерживать меня, и сквозь бешеный бой пульса в ушах я услышала, как материться Кир, похоже, я проредила его шевелюру.
— Ну что, я прощён? — Кирилл поднялся выше, когда я просто размазанная лежала на Саше, еле живая после этих сумасшедших эмоций.
— Угу, — все, на что меня хватило.
— Тогда давай на живот, будем твою задницу лечить, ей ещё твои косяки отрабатывать, — сказал Кир, целуя меня в губы.
 
— Садисты, — промямлила я и съехала с рук Саши, перевернулась на живот.
  
17
 
Над головой мерцают миллиарды звезд. Они здесь очень близко, почти на расстоянии вытянутой руки. Шум моря, не заглушить даже самой громкой музыкой, что играет из прибрежного кафе, где мы оказались случайно, возвращаясь из очередной вылазки по древнему городу.
Солёный, сейчас уже прохладный воздух, приятно ложиться на кожу, ласкает, успокаивает, расслабляет.
В голове шумит от выпитого вина, и я кружусь в танце, среди таких же расслабленных лиц, и загорелых фигур, которые на время забыли о своих заботах, и проблемах, отдаваясь полностью отдыху.
На мне лёгкое длинное платье без рукавов. Яркое, коралловое, и тонкие сандалии. На коже загар, и соль от моря. На загорелом лице ни грамма косметики, и волосы выгорели от солнца. И хотя мы всего лишь третий день в Турции, в роскошном Мармарисе, я уже выгляжу так словно мы здесь неделю. Загорелая, непринужденная, одухотворённая, заряженная солнцем и морем, и нескончаемым вниманием со стороны своих мужчин.
Ещё неделю назад, когда только Саша предложил съездить всем вместе на отдых, я отнеслась скептически к этой идее. Но как оказалось при большом желании, можно всё. И передать дела на время недельного отпуска, и уговорить руководство, на новом месте работы, отпустить в отпуск, и собраться быстро, за вечер. Сумасшествие. Спонтанно, и так круто.
Первый день я просто лежала на пляже, в шезлонге, релаксируя, только от одного шума волн. Моим мужчинам то и дело приходилось мне напоминать, что надо переворачиваться и двигаться. Ничего не хотелось. Хотелось впитывать в себя это жаркое лето, это красивое море, бескрайний синий небосвод, и дышать полной грудью, и жить.
Вдруг на моей талии сошлись чьи-то руки, потянули на себя. Сперва я подумала, что это кто-то из моих мужчин, решил присоединиться ко мне в танце, но тут на ухо, мне заговорили что-то по-английски.
— You are a very hot girl! — пропели мне хриплым незнакомым голосом, и я резко развернулась, пытаясь скинуть руки со своей талии, понимая, что это никак ни Кирилл, и ни Саша.
Но к тому времени, когда я возмущенно уставилась на высоко парня, который вздумал лапать меня, его уже без особых церемоний оттеснил от меня Кир. Он просто боднул того головой, не вынимая рук из карманов свободных светлых брюк, и продолжил наступать на него. Парень что-то ещё бормотал, переводя взгляд то на меня, то на набычившегося, на него Кирилла. Его рубашка была распахнута, и давала простор в просмотре многочисленных татуировок, от шеи до рельефного торса. На шее поблёскивала широкая серебряная цепь с крестом. А уж как убивали его серые глаза, когда он в гневе, я знала не понаслышке.
Кирилл впечатлял.
Но досмотреть чем всё это закончится, мне на дали. Подошедший сзади Саша обнял меня и развернул к себе.
На нём, по случаю отпуска, были драные синие джинсы, которые так низко сидели, что, вот-вот бы показались ягодицы, если бы не белая футболка поло, которая прикрывала всё это непотребство. А ещё Саша в кое-то веке отпустил щетину, и был просто неотразим, с выгоревшими, итак светлыми волосами, и поблёскивающей вокруг чувствительных губ небритость. Зелёные глаза блеснули, отразив яркие огни мелькавших в кафе ламп, и я не успела ничего сказать, как его губы тут же накрыли мои. Руки сильнее вжали в одуряющее пахнувшее тело, и звуки потекли медленнее, всё окружающее потеряло интерес. Остались солёные мягкие губы, и настойчивый язык, который кружил в моём рту. Вкус рома, и аромат карамели. И оставалось только хвататься за шею, потому что опоры не было, сносило мгновенно. Хотелось плавиться и растекаться. От всех этих жгучих прикосновений, и откровенных поцелуев.
Не дав отдышаться, и придти в себя меня отрывают от одних губ, и уже другие более настойчивые, и твёрдые, тоже с ароматом карамельного рома, терзают мой рот. Руки Кирилла, как и его губы, более требовательные и напористые. Они скользят по всем моим изгибам, совершенно не стесняясь общественного места, мнут самым откровенным образом, чтобы ни у кого не осталось сомнений кому я принадлежу.