Твоя безумная «фанатка» (СИ)
Пылаева, к его изумлению, согласно кивнула. Такая откровенность ей нравилась. Именно этого ей и не хватало в общении с ним. Сложно выставлять собственные недостатки и светить закидонами, когда оппонент слишком уж идеальный.
— Ты прав. Поехали.
Майера застали врасплох.
— Куда?
— К тебе.
— Это шутка?
— Какая шутка? Хочешь секса — поехали. Я тебе его реально задолжала. Рассчитаемся и распрощаемся.
Максим долгим тяжёлым взглядом всматривался в неё, пытаясь понять, говорит ли она всерьёз.
— Чего ты добиваешься?
— Хочу подтвердить догадку.
— Какую?
— Не так уж сильно я тебе нравлюсь. Тебя просто задевает то, что ты так и получил желаемое.
Собеседник резко встал на ноги. А небольшой круглый стол на две персоны с вытянутыми металлическими ножками с грохотом завалился на бок. Всё, что стояло на нём улетело на пол. Немногочисленные в этот час посетители в шоке уставились на смутьяна.
— Мы знакомы два года. Два ёб***х года. Очень жаль, если ты действительно так думаешь, — холодно бросили оцепеневшей и вжавшейся в спинку кресла Нелли.
Пока не начались разборки и поиски охраны, Максим, бросив бариста на стойку крупную купюру и буркнув: «это за неудобства» вышел из кофейни, оставляя её одну. Вот и поговорили.
На репетицию Пылаева опоздала. Ненамного, но достаточно, чтобы лишний раз вывести из себя и без того нервного Никитича, у которого потихоньку от перенапряжения начинал дёргаться глаз. Их сверхэмоциональному преподу давно пора подмешивать в коньяк по рюмочке пустырничка. Нельзя шутить с давлением в чего-то возрасте.
— Надо же, наша Примадонна явилась! — встретили её саркастично, пока на сцене оттачивались диалоги Распутина и летучей мыши Бартока. — Я уж думал, вы, мадмуазель, окончательно зазвездились и решили, что наша скромная песочница недостойна такой персоны!
— Простите, — миролюбиво извинилась Пелька.
То ли вид у неё был совсем убитый, то ли по лицу было заметно, что похмелье не успело дойти до конца и соображалка сейчас работала туго, то ли она просто втайне была его любимой ученицей, но Чудик смягчился.
— Ваши подростковые проблемы когда-нибудь доведут меня до инсульта. Один с раскрашенным лицом является за неделю до мюзикла, другая вовсе начинает прогуливать. Иди, переодевайся. Твои пропущенные сцены отыграем в конце.
Нелли послушно поспешила за кулисы, игнорируя прожигающий взгляд Матвея. Да что толку. Следующие несколько часов он не отпускал её, вплоть пока всю актёрскую труппу, включая позаимствованных для вступления детишек, отпустили с миром, велев завтра явится в том же составе.
Дальше оттягивать было нельзя. Бондарев подстерёг Пылаеву у выхода из костюмерной, в целях искоренения нравственного упадка поделённую на мужскую и женскую.
— А ну стоять! — поймал он её, попытавшуюся под шумок улизнуть с остальными на ужин. Нелли бесцеремонно затолкали обратно, в обитель вешалок, блёсток и попугайских расцветок. Замешкавшиеся девчонки, только заканчивающие переодеваться, сердито шикнули на незваного гостя, но на них обратили внимания столько же, сколько на пушистую фигню, которую обычно наматывают на себя трансвеститы. Нелли затолкали за стойку с нарядами, отгорождаясь от остальных, и припёрли к стенке. — Сдавайся, малявка. Получишь условку.
— Ты о чём?
— Где была? С ним, да?
— С чего ты взял?
— Слишком моська раскаявшаяся. Что, извиняться ходила?
— Давай не сейчас? — она попыталась выскользнуть, но Пельку заарканили блестящим шарфиком с пайетками на манер лассо, притягивая обратно.
— А когда? Долго это будет продолжаться? Или у тебя время находится только на него? Я уже всё, не в приоритете?
— Не говори глупостей, — мягкий скрежет петель оповестил, что свидетели ушли от греха подальше, оставляя их одних. — Эй, что за фокусы? — Пылаева ошарашенно уставилась на свои запястья, которые бесцеремонно начали связывать.
— А не видно?
— Видно. Совсем оборзел?
— Так ты ж по-человечески не хочешь.
— А ну развяжи!
— Развяжу, когда всё обсудим. Будешь брыкаться, ещё и ноги замотаю. Не извивайся, кому говорю! — шикнули на сопротивляющуюся Нелли, пытающуюся высвободиться или хотя бы пнуть его, но закончилось всё тем, что они оба повалились на стойку со шмотками и вместе с ней рухнули вниз. Горизонтальная плоскость играла в пользу Матвея. Он проворно уселся сверху на брыкающееся тело, предотвращая саму возможность лягнуть его коленкой. — Пылаева, не доводи до греха. Я и без того на взводе. У меня со вчерашнего так и чешутся руки тебя отлупить. А потом поцеловать. А потом снова отлупить. Для профилактики.
Барахтающееся в тряпках девичья фигурка, чьи руки задрали над головой и зафиксировали, замерла. Перламутровые веки изумлённо моргнули.
— Я не поняла. Тебя вообще не колышет то, что произошло?
— Ты о своём блондине? Да плевать, — он полез в карман и к ещё большему её изумлению достал знакомый чёрный маркер. Не такой же, но похожий. Зелёный свитер с мордочкой медведя задрали, оголяя предстоящее поле деятельности. — Но на всякий случай копирайт поставить не помешает.
— Только попробуй…
Ещё как попробовал. Меньше, чем через минуту на её животе красовалась очередная надпись: «СОБСТВЕННОСТЬ М.Б. Не смотреть, не дышать рядом и не лапать во избежание потери конечностей!!! Я предупредил»
— Ну вот, — довольно залюбовался результатом Бондарев, оставляя ниже, у кромки белья размашистый автограф. — Слушай, а давай набьём тебе постоянную татуху? Ну чтоб по десять раз не переписывать.
— Ну дураааак…
— Может быть. Зато ты моя, — его лицо нависло над ней. — Сколько бы твой дружок не крутился рядом, я тебя никуда не отпущу, — он лишь едва коснулся её губ кончиками пальцев, а у Нелли моментально всё внутри завязалось в узел от обострившихся чувств. Сбившееся дыхание только подтвердило, что оборона давно пала. Всё её естество тянулось к нему. И Матвей это чувствовал. Потому и готов был бороться. Ровно до тех пор, пока видел ответный блеск в глазах. Такой, как сейчас. — И только попробуй что-то вякнуть про расставание. Откушу язык, поняла? Удумала.
— Но… ай, — ей задрали ноги и смачно шлепнули по заднице.
— Сказал, только попробуй вякнуть. Никаких «но». Иди сюда, — её рывком притянули и усадили на себя, перекинув связанные руки себе через голову, так что теперь Пылаева невольно обнимала его. Её лицо оказалось рядом. Такое растерянное, такое любимое, и такое милое. — Но впредь, надеюсь, ты больше не будешь никого целовать. Это неприятно. По меньшей мере.
В ответ неуверенно кивнули, разглядывая его гематому с радужными подтёками.
— Ты ведь понимаешь, что он тебя пощадил? — спросила она. Чисто женский подход: не хочешь отвечать на вопросы — меняй тему. — Если бы Макс хотел, он вырубил бы тебя с одного удара.
Матвей сконфуженно скривился.
— Понимаю, но стараюсь не думать об этом. Чтобы не растерять остатки мужской гордости.
— Не бойся. Её у тебя столько, что бедные ослики и за сутки не вывезут.
— Почему ослики?
— Не знаю. В Бременских музыкантах тележку ослик возил.
Бондарев уткнулся ей в ключицу, не сдержав смеха.
— Бременские музыканты? Правда? Сейчас? — от дразнящих поцелуев, в следующие несколько секунд проложивших дорожку от её плеча до подбородка, тело в предвкушении выгнулось дугой. — Я женюсь на тебе, — прошептали ей на ухо, вызывая ещё больший спектр всех оттенков удовольствия.
— Рано пока говорить о женитьбе, — то ли промурлыкали, то ли простонали в ответ, тая от происходящего.
— Мой отец сделал предложение матери через два месяца знакомства. Мы уже переплюнули срок, так что не вижу проблем, — желанные слова и тёплое дыхание по коже кружили голову не хуже вертолётов, от которых она страдала с утра. Но сейчас это были другие вертолёты. Те, которые меньше всего хотелось прогонять. Если бы Нелли могла, она бы впилась ногтями ему в спину, но скованные запястья не позволяли хоть как-то шевелить руками.