Партизаны полной Луны (СИ)
— Тело брать живое?
— Инструкция говорит, что мертвое, а с живыми я не пробовал. — Нет, определенно "янычар"… — Так. Давай посадим его на стул. Ребра прикрывает рука, мы ее убираем. Теперь смотри, удар идет сюда, в край реберной дуги. Снизу вверх и слева направо. Так. — Пластикат намного лучше стандартного муляжа, но все же хуже человека, нет того живого сопротивления; впрочем, для задачи сойдет. — Нижнее ребро ломать опасно. Берем пятое. Раз, два. Пощупай.
— Закрытый перелом?
— А зачем нам открытый? Теперь повтори с другой стороны.
А у него и руки неплохие. Плохой у него глазомер.
— Ты сместил два. Пощупай сам. Сдвинься наверх и повтори.
— Спасибо.
— Для себя стараюсь. — Нет, он не подстава. Для подставы он наделал кучу совершенно непростительных ошибок — подошел при свидетелях, потом явился в общежитие, причем без малейших признаков "глушилки"… Он просто очень, очень хороший мальчик. И им придется заняться, он здесь пропадет. — Отлично, Король.
Винницкий придержал руку, понимая, что удар сейчас пошел бы совершенно не в ту степь. Что за король? Почему король? Полчаса поиска по базам данных ничего не дали. Значит, ох, придется искать дальше. Потому что правильно отозваться нужно не позже чем завтра.
— Но это уже работа со шкурой медведя. А главный вопрос, — улыбнулся Габриэлян (часть рассеченной губы поехала не в ту сторону), — это как медведя на нужное время обездвижить, чтобы до этой шкуры добраться…
* * *
"И тут же выпустил на волка гончих стаю…"
Поправка — на лося. Габриэлян в своем защитном тренировочном комбинезоне походил именно на лося — хотя вроде бы ни ростом, ни комплекцией никого из первокурсников особенно не превосходил.
— Время пошло, — сказал Васильев, нажимая старт секундомера. За два дня почти привычным стало зрелище (точнее, позорище) бездарной атаки вразнобой, участники которой в конечном счете оказывались на полу, наименее удачливые — с вывихами.
В качестве "бревна" Габриэлян не имел права наносить ответные удары — только блокировать и бросать. Но уж это он делал весьма лихо и не без удовольствия. Вчерашние попробовали отправить его в нокдаун, и самый везучий достал ногой по лицу. Не очень им это помогло. Избивать Габриэляна было бесполезно — чтобы обездвижить его таким манером, нужно отменить или трехминутный лимит времени, или запрет лупить в "пояс смерти" в полную силу. Набивкой мышц он занимался еще до поступления в училище, а болевой порог, похоже, завышен от природы. Гуттаперчевый мальчик.
Из трех групп только одной — сообразившей навалиться разом — удалось припечатать противника к мату. Но вот зафиксировать его в нужной позиции так и не вышло. Все остальные дружно падали в одну и ту же яму: как бы вопреки общей жесткой установке на командную работу, дополнительные очки были положены только тому, кто нанесет удар; естественно, тут же начиналась толчея, претенденты мешали друг другу — и в результате заваливали зачет всей шестеркой. К концу семестра они запомнят: сначала задача, все остальное — потом, каков бы ни был пряник, но пока что…
На сей раз — Васильев надеялся — все будет не так. Но чтобы настолько не так, даже он не думал. Шестерка — явно по команде, хотя никакого звукового сигнала не было — рассредоточилась, взяв Габриэляна в кольцо.
Тот продолжал спокойно стоять и даже ухом не повел, когда Винницкий, стараясь двигаться очень аккуратно, зашел ему за спину. А потом, одновременно и согласованно, четверо из шести бросились на противника. Это было почти похоже на настоящую атаку, какой она должна быть: Анохина покатилась вперед, рассчитывая сбить объект с ног, Винницкий попытался взять на удушающий, Мойсейкин и Рамзаев с боков, — зафиксировать ноги "бревна". То есть так они это себе планировали.
На самом деле вышло следующее: Габриэлян позволил Винницкому схватить себя за шею, подсел под него и упал вместе с ним вперед, прокатившись по Анохиной, которая кинулась в ноги. Та придавленно вякнула под сдвоенным человеческим весом, а Винницкий запаниковал и разжал захват. Не сделай он этого — все было бы закончено в полминуты, а так Габриэлян вылетел из переката, не давая команде ни мгновения, чтобы опомниться, схватил Рамзаева и через плечо швырнул его на Мойсейкина, после чего опять перекатом ушел в противоположный угол, откуда секунд пять с доброжелательным интересом созерцал то, что называется "куча-мала".
На подготовку к новой атаке, судя по предыдущему опыту, должно было уйти еще как минимум столько же очень ограниченного времени. Но первокурсники — вопреки ожиданию и к большому удовольствию инструктора — на такие глупости ни секунды тратить не стали. Клубок покатился на Габриэляна, рассоединяясь на ходу. На этот раз, при меньшей слаженности действий — а значит, и меньшей предсказуемости — все вышло гораздо лучше: кто-то без всяких мудрствований вцепился Габриэляну в правую ногу, кто-то из положения лежа пнул под левую коленку — ага, это все та же Анохина, хоть и не смогла подняться, оказалась молодцом, — и сохатый не устоял, повалился лицом вниз, а дюжина рук тут же вцепилась ему куда попало.
Но лицом вниз — это было все-таки не совсем то. Теперь группе предстояло перевернуть брыкающегося Габриэляна. Или они все-таки рискнут бить со спины?..
Рискнули. Растянули третьекурсника "рыбкой" на полу — двое сидят на ногах, один встал коленями на руки. Винницкий сделал шаг назад, словно художник, оценивающий картину, и сказал:
— Вера, давай его правым боком кверху. Сдвинься ему на левую руку — и держи голову.
То, что произошло дальше, больше всего похоже было на взрыв. В ограниченном пространстве. Видимо, Вера переместилась как-то неудачно и дала Габриэляну точку опоры. Веру толкнули снизу, да так ловко — прямо в прицеливающегося кулаком Винницкого. Бросать же разрешено? Разрешено. А если кто не думал, что это можно трактовать и буквально…
На полу опять образовалась каша. Только вот с видимым усилием выпрямившееся "бревно" почему-то не думало принимать стойку.
— Брэк, — сказал Васильев, остановив секундомер. — Габриэлян, что у тебя?
— Не могу пока понять, — медленно ответил третьекурсник. — Не то закрытый перелом, не то трещина.
Вдох через нос, слова на выдохе.
— Иди сюда.
Габриэлян пошел вперед, на ходу расстегивая верх комбинезона и спуская его с правого плеча. По щеке от виска ползла капля пота.
— Перелом, — сказал Васильев, пробежавшись пальцами по его ребрам. — В медпункт. Группа, зачет. Винницкий, как ты думаешь, по справедливости — сколько дополнительных очков ты заработал?
— Я их вообще не заработал, — мрачно сказал Винницкий. — Минута пятьдесят пять секунд. А если бы я еще повыпендривался…
— Десять очков, Винницкий. Группа, каждому по пять — за хорошее взаимодействие.
Группа снова повалилась на татами, образовав кучу-малу — на радостях.
На ногах остались Винницкий и Габриэлян.
— Миша, дополнительный вопрос. Как ломать ребро, чтобы наверняка и с наименьшими сопутствующими повреждениями, — сам додумался?
— Нет, конечно, — спокойно ответил Винницкий. — У него спросил.
— Пять очков — за честность. Габриэлян, я же сказал — в медпункт.
— Одну секунду. — Третьекурсник повернулся к Винницкому. — Посвящать по ходу дела "бревно" в свои планы не обязательно.
— Ага, — улыбнулся Винницкий. — Беня говорит мало, но Беня говорит смачно.
— Главное, чтобы он не говорил лишнего.
Так, подумал Васильев. Винницкий — уже его. Он сам этого не знает, но уже…
После медпункта Габриэлян зашел в кабинет — подписать увольнительную. Маленький бонус работы "бревном" — для курсантов, не для заключенных — состоял в дне отгула и в недельном освобождении от боевой подготовки.
Васильев подмахнул бумажку, предназначенную куратору (сволочь все-таки у него куратор, наказал парня за то, за что поощрять бы, и поощрил то, за что бы вешать), передал ее Габриэляну и спросил: