Ржавое золото (СИ)
— Сдается мне, наш молодой друг все-таки переутомился. Не мешало бы…
— Не мешало бы вам заткнуться!
Последовала пауза продолжительнее предыдущей. Виола смотрела на Контика с ужасом, Матильда — с тревогой, Черт слегка сморщил нос, что являлось у него признаком надвигающегося раздражения, один де Спеле оставаться невозмутимым:
— Юноша, вы забываетесь.
— Отнюдь нет! — Контик вскочил на ноги. — Мне просто хочется вас убить!
Черт рыкнул, но Матильда затолкнула его обратно под сиденье. Рене задумчиво дернул ус:
— Чем же я навлек на себя такую немилость?
Заглушая навязчивый свист в ушах, Контанель почти закричал:
— Вы слишком самодовольны! Вы всегда все решаете за всех! Вы всегда правы, потому что за вами сила! Вы любите быть благодетелем, но только тогда, когда вам это выгодно! Мне надоело быть игрушкой в ваших руках! Играйте без меня!
Он рванул на себя дверцу кареты, но она не поддалась, дернул сильнее, но она устояла.
— Если бы вы были более наблюдательным, — сказал де Спеле, — то заметили бы, что дверца открывается в другую сторону.
Контик в бешенстве толкнул препятствие и едва не вывалился в открывшийся проем. Рука Рене вовремя ухватила виконта за шиворот. Раздался пронзительный женский визг, и в карету хлынула черная вонючая жижа, заливая дорогие ковры. Женщины инстинктивно подобрали под себя ноги и принялись лихорадочно спасать юбки. Ноги Контанеля по колено оказались погруженными в вязкую жижу, а руками он едва не касался болотной грязи.
— Стоять! — рявкнул де Спеле так, что у его спутников чуть не полопались барабанные перепонки.
Карета остановилась, но грязная вода продолжала с бульканьем заливать ее нутро, растекаясь по отсекам и просачиваясь в щели. Рене втащил обратно растерянного Контика, а сам вскочил на дверцу экипажа и, покачиваясь на ней, обозрел унылую болотную равнину с редкими кустиками и чахлыми деревцами. Гагат стоял по брюхо в воде и помахал хвостом, методично разбрасывал стороны куски грязи.
— Скотина безмозглая! — выругался Рене. — Чего тебя сюда занесло?!
Лошадь проигнорировала замечание и ударила копытом, без малейшего труда вытянув ногу из грязи и опустив ее туда же со звучным плеском. Без сомнения, Гагат готов был пересекать болото вброд.
— Отвлек меня пустой болтовней, а какая-то свинья на пути болото подсунула! — с досадой сказал де Спеле Контику.
Таник ничего не ответил. Он смотрел на унылую топь с каким-то странным блеском в глазах и жадно втягивал в себя пропитанный болотными испарениями воздух.
— Разворачивайся! — приказал Рене Гагату и спрыгнул на порожек.
Конь послушно стал забирать вправо, отчего карета колыхалась, и в нее влилась новая порция вонючего субстрата. В этот момент какая-то тень метнулась из глубины кареты и звучно плюхнулась грязь.
— Нель! — Виола ударилась о могучую грудь Рене.
— Хватит одного, — сказал господин де Спеле и через плечо посмотрел на погружающегося в трясину виконта.
На лице Контанеля не было и тени волнения, хотя он угодил в гибельную ловушку болота, напротив, казалось, Контик испытывает удовольствие от того, что трясина затягивает его в свою утробу.
— Вы загнетесь здесь, виконт, — предупредил де Спеле.
— Ну и что? — Нель с наслаждением окунул подбородок в грязь. — Здесь чудесно.
Виола отчаянно зарыдала и забила кулачками окаменевшего де Спеле.
— Рене, спаси его! — подала голос Матильда.
Рене затолкнул Виолу обратно в карету, а сам соскочил с порога и захлопнул дверцу. Карета обернула вокруг своей оси вслед за неутомимым Гагатом и неторопливо повлеклась вон из болота.
Рене прошел до тонущего Контика, не замарав сапог, присел около него прямо на колышущуюся поверхность топи:
— Чего ты добиваешься, виконт?
— Ничего! — Контанель хлебнул жижи и закашлялся. — Ты мне надоел, Рене!
— Ого! — де Спеле одобрительно покачав головой. — Начинаешь повышать голос.
— Ты мне противен. Ты жесток и добр одновременно!
— Все таковы.
— Но тебя я видеть не хочу! — Контик погрузился с головой, но де Спеле немедленно запустил руку в грязь и извлек собеседника на поверхность:
— Мы еще не договорили.
Контанель зашелся кашлем, Болотная жижа лилась у него изо рта и носа, он хрипел и никак не мог отдышаться:
— П-подлец!
— Это я-то? — удивился де Спеле.
— Ты упиваешься своей властью над людьми! Играешь с нами, как кот с мышью! Мы для тебя ничтожества!
— Ты недалек от истины, — холодно усмехнулся Рене. — Хотя вы немногим ничтожнее остальных. В тебе, например, вдруг ни с того ни с сего, проснулось чувство собственного достоинства. К чему бы это, виконт? Дворянская честь заговорила?
— Издеваешься? — Контанель попытался нырнуть, но Рене не дал.
— Издеваюсь. Ты меня забавляешь, сопляк. Ты говорил, отец приказчик? Что-то он тебя воспитал неважно. Гонора больно много.
— Отец всегда был слишком занят. Меня воспитывал Эрнесто Лут, бывший королевский астроном.
— Как же, как же… Встречал я этого старикашку, только, прости, не на этом свете. — И Рене дернул щекой, изображает тик.
Контанель притих в своей луже, и пара светлых капель, сорвавшихся из-под ресниц, утонула в ряске.
— Чтоб ты скис, всезнайка! — наконец вскричал он. — Что ты копаешься в душе?
— Из любопытства. — Рене щелчком пришиб гигантскую пиявку. — Я от природы любознательным уродился. Вылезай из грязи, виконт, это тебя Цепь туда тянет, она в болоте проезжала… долго. А ко мне не цепляйся, я не лучше, чем я есть, и лучшим уже не буду. И вообще! — де Спеле неожиданно рассердился. — Кто к кому в душу лезет, еще разобраться надо, щенок! Вообразил невесть что, а теперь претензии предъявляешь! Нашел жизненный идеал: труп ходячий! Вылазь, я сказал!
Контанель забултыхался, попытался выбраться, но только еще раз хлебнул жижи. Рене схватил его за ворот и рванул так, что Контик пулей вылетел из трясины.
— Топиться он задумал, ящерица болотная! Ты сперва человеком стань, мокрица, а потом топись! Ты мне сперва Ключ отыщи, а потом нырять будешь, звездочет лопоухий! Как до дела дошло, так он топиться надумал? Улизнуть решил? Не выйдет! Ты у меня, как герой-победитель прошествуешь, кучу золота огребешь, детей наплодишь с десяток, а потом топись, чтобы я не видел!
Перемежая свою речь совершенно невероятными ругательствами, господин де Спеле тащил вымазанного наподобие болотного черта Контанеля за собой, да так ходко, что тот не успевал проваливаться в бесчисленные «окна». Просто удивительно, что тяжелая карета прошла здесь, хотя должна была бы утонуть мгновенно.
Водворив истекающего грязью виконта в объятия осчастливленной Виолы, Рене повернулся к Матильде:
— Тильда, сделай милость, прибери немного. Чует мое сердце, неспроста это болото на пути попалось, но деваться все равно никуда. Не хочется мне засвечивается раньше времени.
Однако, вопреки мрачным предчувствием де Спеле, они благополучно выбрались на тракт, миновали несколько селений и к ночи въехали в великолепный дремучий лес, наподобие того, который оставили по ту сторону перевала Юселен.
Глава 21
— О нет, мой юный коллега, вы положительно неисправимы! Ваш лексикон… Впрочем, выражайте свои мысли, как вам угодно. При нынешнем упадке традиций и удручающем засилье массовой культуры разве способны люди оценить чарующее благородство старинных наречий?
Бедняга Контанель! Его поведение, на первый взгляд необъяснимое, вполне естественно и закономерно. Ведь до встречи с Рене у него не было старшего друга, учителя, наставника. Отец погряз в торговых делах. Старшего брата не было. Отставной астроном, скорее, астролог, был милейшим и добрейшим существом, но он позабыл волнение и порывы молодости и со страстью мог толковать только о светилах, кометах, метеоритах, словом, о явлениях прекрасных, но бездушных. Среди студентов и преподавателей не выбрала юная душа образца для подражания. И разве стоит удивляться, что господин де Спеле занял вакантное место? А к идеалу всегда предъявляют повышенные требования, пытаются его воспитывать, сделать еще идеальнее, пренебрегая мудростью Великого Хайяма: