Я Распутинъ. Книга вторая (СИ)

Обезвредить адскую машинку Антонову помог – сюрприз-сюрприз! – Александр Гурьев, который был не только газетчиком, но еще и секретарем Витте в период его премьерства. Уже одно это насторожило публику.
Прибыли стражи порядка, сверток с большими предосторожностями вынесли на двор и вскрыли. Там обнаружили деревянный циферблат, какие бывают у дешевых кухонных часов, и массу, похожую на манную кашу или на крупный песок – впоследствии выяснилось, что это нитроглицерин. Градус страха поднялся еще выше, когда в соседней печи обнаружили точно такой же «подарок». Оказалось, что бомбы могли сработать как от удара молоточка, прикрепленного к часовому механизму, так и от топки печи – опасность была нешуточная.
Полиция стала выяснять, каким же путем адские машинки попали в дом. Постоянно дежуривший на парадной лестнице швейцар божился, что мимо него никто не смог бы незаметно пронести столь объемные предметы. Если же злоумышленник рискнул пробраться в особняк с черного хода, то ему пришлось бы пройти через множество обитаемых комнат, так что и этот путь был маловероятен. Получалось, что террористы по ледяным крышам, словно акробаты перебрались с соседнего дома и опустили адские машины в трубы.
Следствие «установило», что взрывчатку заложили революционно настроенные рабочие якобы по указанию Александра Казанцева, который, по предварительной версии следствия, был агентом охранного отделения (второй сюрприз!) и одновременно членом «Союза русского народа».
Правда, расследование вскоре застопорилось, поскольку Казанцев внезапно был убит одним из исполнителей, Василием Федоровым, нашедшим прибежище во Франции.
Витте начал активно намекать, что заказчиком покушения были вовсе не революционеры, а Столыпин.
Правительственные газеты мигом ответили карикатурами, на которых граф сидя на коньке печной трубы собственноручно спускал на веревке бомбу к себе в квартиру.
– Я готов к встрече, – это единственное, что я произнес, когда мне доложили о прибытии Гурьева.
Тот поклонился и мигом испарился из кабинета. А уже через час за мной прибыл наемный экипаж. Полчаса по пыльным улицам и вот я на месте.
Привезли меня в какой-то пустой загородный ресторан. Пока ехали, я заметил, что пролетку пасут – далеко позади ехал закрытый экипаж. Ясно. За Витте и его помощниками, скорее всего, следит охранка. Но мне это даже на руку.
В отдельном кабинете, за накрытым столом сидел сам экс-премьер. Постаревший, обрюзгший. Витте явно нужно было скинуть десяток килограмм.
Мы поздоровались, я уселся за стол, положил очки на скатерть. Сергей Юльевич поежился от моего взгляда, собственноручно разлил коньяк по рюмкам.
– Я бы хотел, чтобы это встреча осталось между нами – предупредил граф.
– В газетах не сообщат – неопределенно ответил я.
Тихо постучавшись, вошел официант. Поставил горячее. Это были жульены. Витте тут же начал свое дело:
– Григорий Ефимыч, я давно наблюдаю за вами. И могу сказать вот что. Между нами много общих точек. Я точно также как и вы, начал с низов – инженером-путейцем. Поднялся в горние выси, но не удержался, рухнул вниз. Меня задвинули на чердак, словно старую мебель. А ведь я столько сделал для России!
– И что же ты хочешь? – я демонстративно зевнул.
– Уверяю вас! Царь очень скоро разочаруется в Столыпине. И вспомнит обо мне!
– Хочешь ускорить дело?
– Никаких бы денег не пожалел!
Витте достал кошелек, вытащил из него десять сотенных купюр. Подвинул пачку ко мне.
Дешево покупает. Я рассмеялся, кинул деньги на пол.
– Полмиллиона.
– Что?!?
– Пятьсот тысяч! И ни рублем меньше.
– Милостивый государь! – Витте вскипел – Это огромная сумма…
– Кою ты быстро отобьешь, когда станешь обратно премьером.
Граф внимательно на меня посмотрел, мигом остыл. Да… ушлый товарищ. Настоящий финансист.
– Но у меня нет таких денег! – попытался поторговаться Витте.
– Ой, не ври, граф! Про тебя такое рассказывают… Проценты за французские и немецкие кредиты, коими ты отяготил бюджет, тебе чемоданами носили в кабинет!
 
– Как вы смеете, сударь!
– Еще как смею! – я встал, направил палец на экс-премьера – Я вашу породу насквозь вижу! Будешь торговаться – цена станет мильон. Уразумел?!?
Граф подувял. Не привык, что ему тыкают и в лицо кошмарят. Как тут себя вести?
– Шла война! Стране нужны были финансы…
– Но и себя ты не обидел, правда? Вот и поделись!
Витте задумался, побарабанил пальцами по столу. Потом собственноручно поднял купюры.
– Но у меня нет с собой такой суммы наличными!
– Нешто мы совсем дремучие? Чек пиши. В банку.
– А гарантии? Какие гарантии? – граф сдался, достал чековую книжку.
– Сей же час поеду к царю. Буду молить за тебя. Ежели не сработает, пойду к царице. Она меня слушает, нашепчет ночью Никсе, что потребно.
– Ладно, держите, – Витте с большим сожалением расстался с чеком. – Я очень жду!
* * *
Графа я почти не обманул. Тут же поехал в Царское село. Увы, Николая на месте не было – он плавал в шхерах на своей яхте Штандарт. Я метнулся к Аликс. Та была занята детьми, но вошла в мое положение, дала приказ дворцовому коменданту. Тот позвонил в Петергоф, где стоял паровой катер.
Красоты дворца посмотреть не удалось – меня с поклонами сразу провели на пирс. К счастью капитан знал, где плавает царь и сразу туда направился на всех парах. Я стоял на носу, вдыхал свежий морской воздух. Темнело. Солнце закатывалось в море.
Балтика была спокойна, волн почти не было. Не штиль, но около того.
– Ого, миноносец пригнали. Пернов, кажется – капитан приложил к глазам бинокль – Да, он. Знакомец мой там служит. Поди кого-то привезли к царю то…
Корабли обменялись сигналами ратьера, мы подплыли к Штандарту. Нам кинули конец, корабли сошлись борт в борт. Я перешел на яхту, велев капитану ждать меня и никуда не уплывать.
На палубе появился личный камер-лакей Николая латыш Трупп. Он невозмутимо проводил меня в капитанский салон яхты.
К моему удивлению я там застал Столыпина. Он о чем-то жарко спорил с Николаем. Точнее выговаривал.
– …упала крыша. Прямо на места левых. Те взвыли, подстроено мол!
Ни премьер, ни царь меня не заметили в дверях, склонились над ворохом газет.
Я понял о чем идет речь. О скандале в Думе.
Как водится в России, деньги выделенные на ремонт Таврического дворца – разворовали. И в здании рухнула часть крыши. И прямо на места левых фракций. Те, разумеется, посчитали, что все подстроено и правительство хочет избавиться от неугодных оппозиционеров таким диковинным способом.
– Кто-то пострадал?
– Нет, все случилось в перерыве.
– Слава Богу! – Николай широко перекрестился.
– Нет, не Слава Богу! – Столыпин ткнул пальцем в газеты – Во время исполнения гимна, левые отказались вставать. Это беспрецедентный демарш! Ваше величество! Дума должна быть распущена.
О как! Дело то идет к концу.
Николай увидел меня, обрадованно подошел:
– Григорий, сам Бог послал мне тебя. Надо помолиться вместе.
Столыпин нахмурился, отбросил газету.
– Зачем вы здесь, отче? Помолиться можно и потом.
– Вот зачем! – я кинул на стол чек – Имел беседу с Витте. Похотел график подкупить меня, дабы я интриговал против тебя, Петр Аркадьевич.
Премьер увидел сумму в чеке, ахнул. Следом охнул Николай. Его тоже впечатлил размер взятки.
– Невообразимо!
– Очень даже вообразимо – Столыпин тихо выругался – Ваше величество! Витте надо удалить из пределов империи. Я не могу работать в таких условиях! Граф встречается с великими князьями, вашей матушкой… Вот добрался до Распутина.
– Нет, нет – помазанник испугался – За графа просил кузен!
Я понял, что тут не обошлось без кайзера. «Немка гадит». Премьер начал давить на Николая, тот отнекивался. Разговор пошел на повышенных тонах.
– Послом его – мне в голову пришло простое решение – Подалее отсюда. К узкоглазым. В Китай!