Наследница Бабы-Яги (СИ)
Вдаваться в подробности не стала. Меня это не касается.
Сказ двадцать первый. Витязь, рыцарь и Петрушка
За окном царила глубокая ночь, и тем удивительнее оказался стук в дверь. Меня зазнобило — вдруг кто-то видел произошедшее? Или я плохо асфальт помыла? Могла ведь и не заметить чего, под фонарями-то…
— Ты открывать будешь? — Кот потянулся, спрыгнул с подоконника, явно не очень довольный. Недолго он повалялся. — Не переживай, это с нашей стороны стучат.
— С нашей? — не сразу поняла, что он про Навь. — Вообще-то, там не моя сторона — никаким образом.
— Чего? — Петя подскочил, быстро дожёвывая. — Из Нави?
Вот, у этого сомнений нет, какая «его» сторона.
— Ты чего так всполошился? А, точно… — для него это первый стук с той стороны. Ой, это он ещё про деревню не знает!
С тяжёлым вздохом пошла открывать.
Открыла. Свет из зала разбил навью тьму и осветил бугая на крыльце. Мнётся, перила пинает, опустив голову.
Меня хватанули за плечо, утаскивая из проёма, я даже не поняла, что это такое, только крякнула.
— Эй!
Петя было обогнул меня, собираясь перетереть с витязем Витькой, но я хлопнула по перекрывшей мне весь обзор спине.
— А ну! Уйди! — рявкнула, снова встала в проёме и больше не расслаблялась — вдруг этот ответственный и заботливый решит снова за меня решать, где мне стоять и с кем здороваться? — Чего пожаловал? — обратилась к Витьке.
— Переговорить надо, госпожа, пару вопросов уладить. Староста послал, — он шмыгнул, перестав пинать перила, поднял голову.
— А чего тебя?
— Мне почём знать?
Думается, Степановна подсобила. «Охальника проклятущего» не жалко через весь лес с Яге-людоедке. А я ведь запретила им ночью в лес соваться, дисциплина у местных — нулевая.
Степановна. Что-то как будто слышала уже где-то…
Ой-йо-ой, вот это комедия!
Я вдруг расхохоталась, да так, что Витька соскочил с крыльца и ещё на пару шагов отступил, подобравшись, словно защищаясь.
От смеха воздух не проходил в лёгкие, на глаза слёзы навернулись, живот заболел. Ноги еле держали, пришлось к косяку прислониться, чуть на пол не сползла.
— Жуть, — выдал Алек, и я наградила его размытое слезами инквизиторство насмешливым взглядом.
Истерика. Как есть истерика.
— Воды ей принеси.
Петя тут же метнулся на кухню, Алек продолжил наблюдать, Витька притих где-то в темноте двора.
— Ой… блин… — я глубоко вдохнула, вновь взорвалась смехом, снова вдохнула, подавилась, закашлялась, засмеялась, икнула. Под нос сунули стакан, взяла трясущимися руками, задышала чаще, отпила ма-аленький глоточек. Проглотила. — Простите… Фух… Боже! — снова отпила, уже увереннее. — Жесть. Нельзя так смеяться, у меня чуть селезёнка не лопнула. Извините. Фух!
Отдала Пете стакан, вытерла глаза, выпрямилась. На вопросительные взгляды ничего не ответила. Не объяснять же им, что меня так развеселило? Ну, Степановна — гроза деревни. И тут, в Яви, тоже Степановна — Лена Степановна, мама Пети, гроза кооператива. Ну, смешно стало, и что? Такое совпадение!
— Витя, ты там ещё? Выходи, я витязей только по средам ем.
— Так среда уже наступила, время за полночь, — донеслось из темноты.
— Эх! Значит, баню топить придётся. Что ж, Витька, раздевайся, разувайся… Сапоги хорошие?
— Хорошие… — ответили обречённо.
— Сапоги в хозяйстве всегда пригодятся! Я бы тебя, конечно, до следующей среды подержала, откормила, с жирком больше люблю, но, раз дело такое…
Что-то бухнуло. Глухой стук был нехорошим, обморочным, но он бальзамом разлился по моей израненной душе. Нагадь ближнему своему, и сразу жизнь наладится — эту истину каждый знает.
Не позволила себе долго радоваться — хорошего понемножку. Спустилась в Навь и безошибочно нашла тело: тьма уже не казалась такой беспросветной.
— Эй, — осторожно пнула витязя по сапогу. — Вставай давай. Разлёживаться перед зазнобами своими будешь, мне тут не надо кисею разводить.
Полное игнорирование.
Эх, жизнь моя жестянка!
— Вставай, говорю, — пнула посильнее. — Вставай! Или гусям скормлю. Честное слово!
Не подействовало. Даже хуже стало — Витя захрапел.
Меня потянули назад. Обернулась — Алек.
— Не пинай бедолагу, — он отпустил мою руку. — Сейчас разбудим.
— А если не проснётся?
— Ну… Ты как хочешь? Можем с Петрушкой его в дом затащить, можем тут оставить. Ночи тёплые, не простудится, — и посмотрел на меня таким долгим взглядом, что даже неловко стало.
— Ну как-то не по-божески на улице… — осторожно проговорила, следя за реакцией. Мой ответ инквизитора не устроил, пришлось спешно добавить: — Ну ты буди, может, проснётся. Это наилучший вариант!
Алек покачал головой, уверена, ещё и глаза закатил, только я уже не видела — он присел перед бессознательным Витькой и начал что-то с ним делать.
— А-а-а-а! — заорал Витька через несколько секунд, вскочил, невообразимым образом доставая свой меч. Вот что за дела, откуда он его вытащил? Разве он с ним приходил? Что за богатырские фокусы?
И быть мне с острием у носа — в очередной раз, — но вместе в Витькой и Алек подскочил, задвинув меня к себе за спину.
Один витязь, другой рыцарь, третий… Петрушка. Что за жизнь?
— Утро доброе, — буркнула Витьке, да только лица его всё равно не видела. — И прежде, чем ты тут начнёшь разводить истерики, предупрежу — есть я тебя не собираюсь. Ножик свой убери, будь добр.
Тишина. Пара секунд, и слышится мерзкий скрежет — это ножик в ножны спрятался. Ну, хорошо.
— Алек, — похлопала его по спине, — можешь уже отойти.
Я, честно, и сама бы его обошла, только с обеих сторон меня придерживали инквизиторские руки. Что сказать — и правда опасная ситуация была, так что можно и простить такую наглость.
— Так зачем пожаловал? И почему ночью? Разве я не наказала ночью в лес не соваться?
— Так мне нечисть не страшна…
— Когда это? — одновременно с Витей спросили Алек и Петя.
— Сегодня. В деревню как раз приходила, порядки наводила.
— Ага, — пробормотал Алек, явно что-то для себя фиксируя. — Значит, с местными в контакт уже входила…
— Так что там за история? Деревня? Что за деревня? — Петя сел на крыльцо, явно задолбавшись стоять. Надо в дом, что ли, зайти, а то стоим тут в темноте.
— Что за деревня? — переспросила у витязя.
— Озёрная. Раньше Кукобоем звались, да пчтиники карикатуры разные придумывали, стишки каверзные, так что решили переименоваться, единогласным решением.
— Птичники?
— Деревня через лес, по западной стороне. Тетерей зовётся.
— Ну и названьице…
— Вот-вот, наше-то всяко красивше было, да устали уже от них. Морды бить — так битые, привыкшие; какие против них дела строить — так с ними же, с ближайшими, вся торговля идёт — не выгодно.
— А что за стишки?
— Не при госпоже будут читаны.
Вот интриган! Интересно же!
Мой испытующий взгляд витязь проигнорировал. Надо же, когда надо, и выдержка присутствует, и принципы!
— Марина, ты прекращай перья пушить, рассказывай, что за фигню учудила? Какая деревня, какие птичники?
— Озёрная. А птичники — это соседи, из Тетери.
Ответила с милой улыбкой. Я ему, петуху такому, перья ещё припомню. Если не забуду. Петрушка, блин. Вообще дискредитирует меня перед подданным! Правда, не совсем Витька и подданный, точнее подданный, но не мне, но сам Витька-то об этом не знает!
— Госпожа Яга, а кто эти мужики? Не видел таких, да и на витязей путных не походят.
Спасибо, Витя, вон, как лица мининские вытянулись. Неприятно, видать, слышать, что непутные.
— Да так, из Яви товарищи, помогают мне, — еле сдержала улыбку. Держим лицо, госпожа хозяйка! — Больно любопытные, видишь?
— Вижу, — Витька оглядел моих товарищей смурым взглядом витязя, бороду почесал, но разбираться не стал. Наверняка редко тут незнакомцев видят. — Этот на Кощеевых походит — белый, тощий.
— Ты за словами следи, Витька, — хмыкнул Алек, ничуть не оскорбившись. Жалко, думала, его заденет. Ну и ладно.