Тарпея (СИ)

Зима в этом году выдалась непривычно холодной. Сугробов намело едва ли не под два, а то и под три метра на радость волчатам. Маленькие непоседы прыгали в них всем телом с разбегу, торчал только хвост. Молодые родители знатно поволновались в эту зиму, вытаскивая своих недовольных чад из снежных ловушек.
С первым днём весны тепла, конечно же, не ощущалось. Стая знала, что после таких холодов снег не сойдёт ещё долгое время. Запасов еды на оба периода года было достаточно, и от этой мысли спалось легче и слаще. Чонгуку уж точно.
Наступал поздний вечер, холодало. Чонгук, сидя на холме, наблюдал, как вся стая уходила на покой, омеги загоняли волчат в тёплые дома, а пожилые пары неспешно брели по протоптанным дорожкам. На охрану периметра заступала ночная смена. Альфы, перекинувшись в волчьи обличия, неспешно разминали бока после дневного сна. Они приветствовали вожака наклонами голов, в ответ получали такой же знак. От присутствия Чонгука всем вокруг становилось спокойнее и легче. Волчата, уходящие домой, поворачивали свои мордочки в сторону Чона, виляя хвостами.
Хосок, лидер охраны, остановился рядом с вожаком, встав по правую сторону. Это место его и только его. Хосок был для него лучшим другом и братом, пусть не кровным. Чонгук всегда знал, что может положиться на альфу, доверить самое дорогое и сокровенное, и сам Чонгук всегда готов был протянуть руку помощи. Во времена отсутствия Чонгука, главным всегда оставался Хосок, и никто не смел этому перечить. Его в стае уважали не меньше самого вожака.
Когда солнце зашло за горизонт, волки выдвинулись вглубь леса, разделившись на несколько групп. Сегодня Чонгук пошёл с ними. Этого требовал волк внутри него. Тот целый день был нервным, и эта нервозность едва ли балансировала со злостью. Волк рычал, бил лапами и бегал из угла в угол. Это настораживало, такое никак не могло быть хорошим знаком.
Снег приятно хрустел под тяжёлыми лапами, Чонгук шёл впереди, принюхиваясь. Скоро начнётся оттепель, волчата научатся перекидываться, а некоторые омеги родят. Хосок с его мужем, Донмином, тоже ждут первенца, и Чонгук по-настоящему счастлив за пару.
Если сегодня повезёт, то возможно они смогут поймать оленя или лань, и завтра на обед будет свежее мясо.
Мысли прерываются яркой белой вспышкой перед глазами. Ощущение чужака на собственной территории сравнимо с острой иглой под ногтем, глубоко воткнутой до дистальной фаланги.
Чонгук первым срывается с места, оставляя в снегу глубокие рыхлые следы. Холодный ветер свистит в ушах, дыхание тяжелеет с каждой секундой. Страха нет. Есть раздражение от присутствия чужака. Словно бы назойливая муха перед глазами, которую тянет прихлопнуть. Чонгук чувствует и слышит, как сзади бежит Хосок и Стивен, ещё один человек из охраны. Волк внутри отчего-то покладисто садится, мирно вдыхая полной грудью и, черт возьми, успокаивается! Чонгук практически запинается о собственные лапы из-за поведения зверя. Это ещё что за сюрпризы?!
Они выбегают к самой границе. Ночная тьма застилает бескрайние заснеженные поляны, только звёзды освещают им путь. Запах крови бьёт по чувствительным носам в одно мгновение. Чонгук настораживается, припускает морду к земле и принюхивается сильнее. Присутствие проникшего чувствуется каждым из стаи, но глаза ничего не видят, даже силуэта. Вожак напрягает лапы, готовый броситься в сражение в любой момент, но, черт бы побрал этого зверя, волк внутри заваливается на спину и лениво моргает, мол, нет опасности, расслабься, человек. Чонгуку взвыть хочется на этого упрямца.
Альфы позади прислушиваются к звукам, становятся в такую же боевую готовность, что и вожак. Чонгук уверенно идёт вперёд. Из-за холмов снега трудно видеть всё пространство, поэтому уши и нос сейчас сконцентрированы на все двести процентов. Запах крови усиливается и усиливается, гонимый сильными порывами ветра. Чонгук понимает, что чужак притаился за одним из холмов. И либо ранили его, либо ранил он. Слышится тихое хриплое дыхание и сумасшедший стук сердца, незнакомые до этого момента. Вожак обходит холм и не подаёт виду, что удивлен, как минимум, на девять из десяти.
 
Перед ним лежит белоснежный, как только что выпавший снег, волк. Если быть точнее, то доминантный омега. Вся его шерсть в больших багряных пятнах свежей крови. Омега не шевелится, но дышит и в сознании. Он поднимает морду, и Чонов волк скулит. У чужака разные глаза: один ярко-лазурный, другой — тёплый янтарный. Омега склоняет голову в уважительном и мирном поклоне. Хосок и Стивен позади Чонгука ждут приказа, внимательно следя за ситуацией, но чувствуют по внутренней связи, что опасности нет. Хотя, здесь и чувствовать не обязательно, всё видно.
Чон подходит к омеге ближе, и тот, словно бы дождался, прикрывает глаза, проваливаясь в обморочное состояние. Видимо, долго держался, гадая, когда найдут.
Дарована милость. Чонгук отдаёт приказ нести омегу в поселение.
***
— Что происходит? — Сокджин, кутаясь в тулуп, выбегает из дома, чуть ли не падая на скользких ступенях.
Омега сонный и с помятой щекой от подушки, трогательно кутается в верхнюю одежду, спасаясь от жуткого мороза. Щурится от сна и ветра и еле-еле продирает глаза, плохо соображая. Джин мыслями всё ещё в нагретой постели видит пятый сон.
Который смывает в долю секунды, стоит ему увидеть, как Хосок и Чонгук держат белоснежного волка, покрытого кровью до самых ушей.
Чужак.
— Заходите.
Сокджин больше не говорит ни слова, молча пропуская вожака и главу охраны в свой дом. Проклинает себя в сотый раз, что вообще сунулся стать лекарем. Давно бы пора привыкнуть к таким ночным визитам, но нет, не получается никак. Хотя сегодня визит необычный, если так вообще можно сказать. Раньше к Джину приводили всех своих в разной степени тяжести ранений, но сейчас под покровом ночи в его дом приволокли чужака. Да не просто чужака, а доминантного омегу, чтоб их! Белому волку не нужно даже быть в сознании, чтобы другие могли это понять.
— Куда его? — кряхтит Хосок, поджимая губы от тяжести веса. Всё-таки, оборотни не весят, как пушинки.
— Чёрт, — ругается лекарь, наконец, отмирая. — Дайте мне минуту, не хочу, чтобы полы впитали в себя кровь, потом дерево не отмыть!
Омега подлетает к шкафу, достает с полки первую попавшуюся под руку простынь и стелет на пол.
— Хотя мне её подарили, — тянет задумчиво он, смотря на узорчатую вещь. Жалко же.
— Я тебе таких десять куплю, — Хосок краснеет и несдержанно хмурит лицо. — Мы кладём!
— Только аккуратнее! — умоляет Джин.
Лекарь косится на вожака, что непривычно молчит с тяжёлым взглядом и нечитаемым выражением лица (не то чтобы по Чонгуку вообще когда-либо легко было понять, что у него на душе).
— Всё в порядке? — тихо уточняет Сокджин.
В тишине, повисшей в маленьком деревянном доме, слышится только тяжёлое дыхание Хосока и треск поленьев в печи. Чонгук в ответ коротко кивает и переводит взгляд на чужака.
— Осмотришь?
— Для начала принесите горячую воду из бани, — командует Джин, понимая, что большего он сейчас не услышит. — А я пока прокипячу в чайнике. Шерсть нужно отмыть.
— Хорошо, — отвечает Чонгук.
Ответа не ждёт, уходит на улицу, плотно закрывая за собой дверь. Весь в раздумьях. Сокджин провожает его взглядом.
В свои тридцать два года Чонгук всегда отличался характером и нравом от других вожаков. Чонгук был мудрым, спокойным, любящим по отношению к своей стае. Он гордо называл их семьёй, и всегда был рядом для каждого. Будь то волчонок или пожилой, не понимающий, что же ему делать со своей жизнью. Чонгук всегда говорил с молодыми альфами и омегами перед их совершеннолетием. И всегда мирно отпускал их создавать свои собственные стаи, если те того желали. Обратно не принимал, но готов был оказать помощь. Внимательность, забота и внутренняя сила вожака воодушевляли всех в их поселении. Все, от самых маленьких до самых взрослых, старались на благо поселения.
 
Здесь правило уважение. Простые, но важные порядки, которые установил Чонгук, встав на роль лидера.