Игры Бездушных. Живая улика (СИ)

— У нас сегодня были важные состязания, поэтому практически все поверенные Виттории, почти вся прислуга, в том числе и сама Виттория, находились на площади у спортивного комплекса Ариосто, поэтому мало кто мог тебя услышать, — Багира подошёл к кровати, я ещё сильнее вжалась в мягкое изголовье. — Но одному адопту всё же было поручено тебя два раза накормить, — сердце ёкнуло в груди, когда я подумала, что вероятней всего этим «одним адоптом» и была Лина.
Внезапно что-то очень жуткое всколыхнулось в зелёных радужках бездушного. Дмитрий резко повернулся и направился к двери. Испуг и страх за подругу заставили мгновенно соскочить с кровати и в три больших шага преодолеть расстояние до Багиры.
— Не надо, — схватила бездушного за руку, Дмитрий тут же её отдёрнул, но остановился, застыв в полуобороте. — Я солгала, я вовсе не голодна, пожалуйста, не надо её наказывать, — взмолила Багиру, на что тот развернулся, и, окинув меня внимательным, тягучим взглядом, приказал:
— На колени, Скиф.
— Что? — обняла себя одной рукой. В этом неглиже я себя ощущала ещё более обнажённой и незащищенной, чем без него.
— На колени. Анна. Иначе я буду вынужден проучить адопта.
И, больше не раздумывая, опустилась на колени, уставилась в ноги бездушному. Дмитрий отошёл от двери, и я слышала, как он сел на кровать.
— А теперь повернись и ползи, — приказал Багира и мне ничего не оставалось, как подчиниться приказу.
— Медленно, — и я замедлила темп. — Опустись на локти и прогнись в спине. Ещё сильнее. И взгляд, Анна, на меня смотри, — и я посмотрела на Багиру, и в этот момент мне просто захотелось вдавить его надменное лицо, а следом, размазать эту, подавляющую волю, самодовольную полуулыбку, но мне точно также, хотелось придушить себя за то, что посчитала момент полного подчинения интригующим, волнительным, хоть и диким, низким.
Дмитрий подхватил меня за плечо и усадил на колени, как только я оказалась у его ног. Вплёл в кудри пальцы и натянул, заставив сильно выгнуться, а меня невольно испустить стон.
Руки Дмитрия забирались под тонкую полупрозрачную ткань, но сейчас они были ещё более жёсткими, истязающими, отчего тело местами просто изнывало и полыхало от его пыточных касаний, но, тем не менее, даже в этот раз, причиняемая боль Багирой казалась сущим раем по сравнению с той, что пришлось перенести во время наказания. Тело реагировало непривычно-остро, и в какой-то момент мне дико захотелось, чтобы Дмитрий снял перчатки, и продолжил эти болезненно-упоительные пытки уже без них.
Мне кажется, в этот раз я окончательно потеряла контроль над телом, поскольку моему сознанию оно больше не подчинялось, но зато покорно отзывалось на любые манипуляции бездушного, будь то сжимание бёдер, груди, любых других мягких участков тела или отзывалось на болезненные, но не менее приятные поцелуи, после которых на теле оставались глубокие маленькие ранки. Я просто утопала в потоках упоительного удовольствия — дикого, непривычного, уничтожающего. А где-то в глубине моего сознания истинная, рациональная часть меня, словно птица в клетке, отчаянно билась, пытаясь предупредить и напомнить об опасности, вырваться наружу…
========== Глава 12 ==========
Все следующие дни я будто бы находилась во сне, в чужом сне. Багира продолжал приходить и брать то, что он считал ему по праву принадлежит. По сути, возможно, так оно и было. Он продолжал истязать моё тело, и он меня пил — долго, жадно, подводил к той самой черте, на острие которой приходилось опасно балансировать, затем наполнял кровью и снова пил, порой, растягивал удовольствие до самого утра. А затем весь последующий день будто бы обращался в вечность, тело моё превращалось в один сплошной изнывающий кусок плоти, рассудок затуманивался мучительными ожиданиями и желанием вновь ощутить на себе его пыточные руки, кожу пронзающие поцелуи. Я просто сходила с ума, и ничего с этим не могла поделать, бросала всю работу и начинала слоняться по коридорам в поисках своего сладостного мучителя, даже угрозы Григория меня вновь сильно наказать не пугали, а гипноз так и вовсе не действовал, хоть я и не возводила никаких барьеров.
А в последний раз, мне кажется, я даже явилась на тренировки к бездушным и упала Дмитрию в ноги. Тот, схватив меня за волосы, привлёк к себе, впился и начал осушать пряма там, в тренировочном зале, и мне было плевать, что у всех на глазах. А потом, кажется, я лежала на красных матах и молила Багиру о продолжении…
Иногда бездушный сам объявлялся среди белого дня, подлавливал в коридорах, и тогда он казался менее сдержанным. Дмитрий просто срывал с меня пол униформы и жадно вонзался в шею или в грудь, а порой, по пояс задирал подол платья и впивался во внутреннюю часть бедра, закинув ногу себе на плечо, и меня вновь, после очередной пронзающей боли, накрывало волнами всепоглощающего наслаждения, уносило куда-то за пределы разума.
Но даже, не смотря на сильную одержимость и зависимость, которые практически полностью овладели телом и разумом, та настоящая, рациональная часть меня всё же иногда вырывалась наружу. В те моменты мне просто хотелось содрать с себя кожу: словно кошка своими полукогтяшками скребла места, где на теле ещё оставались свежие маленькие ранки от поцелуев. Хотелось неимоверно сильно избавиться от мучительно-ноющего ощущения в теле, с корнями выскрести эту разрушающую одержимость бездушным.
А однажды Багира велел Григорию срезать мне по самое основание ногти, но это не помогло, я продолжала расцарапывать себе кожу только уже тупым столовым ножом, который очень даже кстати оказался у меня под кроватью — да, тот самый нож, который в тот самый первый вечер его визита должен был послужить защитой против бездушного. И тогда Дмитрий меня наказывал, когда замечал на теле царапины, местами порезы. Туго обвязывал руки длинной верёвкой и подвешивал к потолку, в очередной раз срывал униформу, оставляя висеть всего лишь в одном белье. Садился в кресло напротив и долго и томительно на меня смотрел.
— Пожалуйста, — начинала молить Дмитрия, когда разгоревшийся пожар во всём теле достигал самого пика, а тело моё буквально начинало извиваться под натиском его холодного, но тягучего взгляда. — Пей меня.
Но Дмитрий не спешил подходить, он продолжал сидеть и прожигать взглядом до тех пор, пока я не изводилась, а в конец вся в слезах и изнеможении не отключалась пряма у него на глазах.
Вновь я оставила всю работу напарнице, и нет, с того самого момента, Григорий нас вместе с Линой больше не распределял, поэтому мы с девушкой в последнее время виделись только во время обеда или ужина. Мне показалось, что в Лине тоже что-то сильно изменилось, и девушка даже стала меня избегать. «Чёрт!» Мысленно я уже проклинала Дмитрия, но тем не менее, я опять брела по коридору, и мыслями уже находилась в его объятиях.
Дверь в кабинет Багиры была открыта, я зашла внутрь и подошла к столу, на котором лежали стеклянные шары. На столе также стояла бутылка с дорогим алкогольным напитком и наполненными фужерами.
— Люблю контактное жонглирование, — вздрогнула от неожиданности, когда Дмитрий подошёл со спины. От его хрипловатого голоса по телу вновь пробежалась томительная дрожь. — Так как оно приносит умиротворение, — потянулся к шарам, плотно прижавшись грудью к спине, от чего у меня просто перехватило дыхание и тело начало заполняться уже знакомым жаром.
Дмитрий был в этот раз без перчаток. Было очень непривычно и волнительно одновременно, а следующие манипуляции его рук буквально ввергли меня в приятное оцепенение.
Его длинные пальцы перекатывали шары с руки на руку и делали это так ловко и умело, словно казалось, будто стеклянные шары жили своей жизнью. Я была заворожена волшебными действиями его пальцев, а о том, что эти руки могли ни только доставлять болезненное удовольствие, но и убивать и думать вовсе не хотелось, вообще не хотелось, хотя нужно было.
— Но, другое дело ты, Анна… — и вот он уже касался губами моего уха в то время, как левая рука его распускала волосы и зарывалась в пряди моих кудряшек, а правая рука блуждала по телу, привычно болезненно пальцами впиваясь, и в этот раз я могла сквозь ткань ощущать от руки исходивший холод. — В особенности твоя кровь, Скиф — никакого умиротворения, лишь только неутолимое желание её вечно поглощать, — натянув волосы, резко завёл голову назад и впился в горло, и я вновь растворилась в потоках безмерного удовольствия…