Алая сова Инсолье (СИ)
— Он был дохлым при первой нашей встрече. За тобой шляется кадавр, не знала? — Может, хоть теперь-то сообразит, во что вляпалась?
— Что такое кадавр? — Она по-настоящему удивилась, но тут же прикусила язык, словно ляпнула лишнего. Хм… Ах да. Откуда святой знать классификацию тварей, которую используют некроманты внутри своей системы?
— Нежить, девочка. Так что в принципе жители были не так уж неправы, посылая тебя на костер. Может, вернуть им тебя, раз ты так стремишься самоубиться?
— Хрюша хороший, и он никому не делает зла. — Она пожала плечами. Тьфу, святая же, что с нее взять.
— Докажи это церкви и своим сжигателям.
— Зачем? Ты ведь уже доказал.
Ну да, в логике этой бессовестной заразе не откажешь. Упырь на площади воет от души, пару раз отрыгнул пряжки от поясов тех невезучих пьяниц, которыми закусил ночью. Все сразу увидели, что «Хрюша» ни при чем. Особенно когда я пообещал ноги выдернуть каждому, кто снова начнет попусту молоть языком.
— Уже начинаю об этом жалеть.
— Врешь. — Она улыбнулась. И от этой улыбки мне стало не по себе. Потому что неправильно, с чего бы мне сейчас хотеть улыбнуться в ответ? Да не дождетесь!
— Сейчас отнесу в кровать, привяжу, и будешь спать! Завтра свою нежить сможешь понянчить, ничего ему не сделается, даже если пару ног на холодец пустят.
Девица опять возмущенно дернулась.
— Я сказал, привяжу! Чтоб неповадно было чужие штаны воровать, — добавил мстительно, пинком открывая дверь в трактир.
Глава 15
Алла
Да, неловко получилось. Но кто же виноват, что у спасительного головореза такие подозрительные приятели? К тому же они все впятером светились нехорошим настроением, а те двое, что зашли ему за спину, еще и двигались как-то очень вкрадчиво.
— Теперь вся команда будет ржать как ишаки, отсюда и до зимы. Это ж надо — их командира украла какая-то баба! Слепая! Это ж, блин, даже не спишешь на любовь с первого взгляда! — то ли схохмил, то ли выругался он, сердито топая по всем скрипучим ступенькам.
— Лучше пусть смеются, чем хоронят, — несмотря на чувство неловкости, виноватой я себя не считала. Я ведь не пакость ему сделать хотела, а помочь. И в этом случае перебдеть — оптимальное решение.
— Штаны отдай, спасительница, — меня довольно бесцеремонно сгрузили на кровать в том самом номере гостиницы, откуда я совсем недавно ускользнула, и дернули за означенный предмет одежды. — Спать! А то вправду привяжу.
— Я уже несколько суток только и делаю, что сплю.
— Потому что это самое безопасное состояние, в котором ты вообще способна существовать! Как для тебя самой, так и для окружающих!
Забавный парень. Я не чувствую в его прикосновениях пошлой похотливой липкости. Скорее он злится, беспокоится и… бережет. Так странно, ярится вовсю, шипит, ворчит, полыхает возмущением. И ни одним движением не передает эти чувства телу. Обращается, как с драгоценной поклажей. Еще и ревностно охраняет, порыкивая на каждого, кто приблизится.
Может, и правда поспать? Тем более, что спаситель и не думает на этот раз уходить, оставляя меня. Уселся на пол возле кровати, откинувшись на нее спиной, сопит. Расслабленно. Сам уснул, что ли?
Нет, не уснул. Стоило мне попытаться тихо привстать — вскинулся и забурчал, как потревоженный сторожевой пес:
— Еще одно движение и мне станет плевать, что ты якобы больной человек. Вырублю рукоятью меча по темечку. Тем более, не думаю что это как то навредит, может даже наоборот — от встряски извилины на место встанут.
— Прости. Мне надо в уборную.
Ой… кажется, я сказала что-то не то. Иначе почему он застыл, только ресницами своими мультипликационными моргает. И дышит странно. Здешней святой не положено признаваться в таких низменных потребностях? Она как принцесса — не какает?
Но я-то не святая. И не принцесса. Мне надо. И что делать? Кстати… пока я тут лежала почти без сознания, как с этим делом обходилось? Не помню…
— Ну ладно, и богам может приспичить, — буркнул куда-то в пол мужчина и с тяжелым вздохом поднялся. Ушел, потом опять пришел, поставил с грохотом принесенное, и, что-то ворча под нос, ногой выдвинул из под моей кровати ночной горшок, специально звякнув крышкой.
— Прибор, ширма, развлекайся.
— Выйди, пожалуйста.
— Я уже вышел один раз!
— И все же. Пожалуйста, — я повторила последнее слово настойчивее.
— Хорошо, — согласился тот, но перед выходом зачем-то закрыл ставни на окнах, подперев те чем-то.
Смешной. Зачем мне в окно убегать. Если я захочу — уйду через дверь. Просто я не хочу пока. Спина снова разболелась…
— Служанка потом все уберет, ложись, — он словно дождался, пока я заберусь обратно в постель, влетел в комнату, самолично утрамбовал меня в одеяло и озадаченно застыл над кроватью, явно не зная, что делать дальше.
Он него веяло усталостью. Если бы мы были в моем прежнем мире, я без задней мысли предложила бы спасителю прилечь рядом и отдохнуть. Просто прилечь и отдохнуть, ничего такого. Но здесь подобное скорее всего расценят как откровенное приглашение к разврату. Лучше не пробовать.
— Спи быстрее, — и добавил с ядовитым сарказмом: — Пожалуйста. А то олухи на городской площади совсем обоср… околеют от страха. Там упырь в силовой клетке, а она подтаивает у всех на глазах. Мне надо прийти вовремя, когда бургомистр готов будет заплатить втрое. А не тогда, когда его уже сожрут. Упырь за ужин точно ни монеты не даст, еще и побегать придется, чтобы снова поймать.
— Если я дам слово, что не буду выходить из комнаты, это тебя устроит?
— Ты? Слово? — что смешного я сказала? Почему он решил, что… — Устроит, конечно. Давай.
Никакой логики в словах и действиях. Такой… странный.
Через пять минут скрип ступеней под его сапогами окончательно затих. А я расслабилась в ворохе подушек, тщательно следя, чтобы не перевернуться на больную спину. И стала думать, что делать дальше. И что мы имеем прямо сейчас.
Хрюшу он обещал навестить на обратном пути. И даже передать ему недоеденную лепешку. Еще раз подтвердил, что «в порядке твоя дохлая свинья».
Так вот о чем я. Если он говорит правду, и хрюша — зомби, то это значит, вон те фиолетовые линии внутри кабана, те самые, которые я завязала красивым бантиком в районе желудка, означают смерть. Они просто так хищно шарили за пределами моего друга, пока я их не поймала, что мне не нравилось.
И точно такие же линии есть в самом спасителе. Но он — совершенно точно живее всех живых. И его фиолетовые нити нигде не шарят, завязывать не надо.
Выводы из всего этого получаются многозначительные…
Первое мое предположение было достаточно забавным. Мой знакомый — вампир. Да-да, я не забыла те странные для человека клыки, которые обрисовали мои нити. Но вот жажды крови и боязни солнечных лучей я за ним не замечала. Хотя, это ведь другой мир — откуда мне знать какие тут особенности у вампиров и сколько им этой крови надо. Да и нужна ли вообще.
И потом, он явно не боится разоблачения. Имеет знакомства среди «охотников на нечисть» — так он назвал тех пятерых подозрительных мужиков из переулка. И он их командир. Странно было бы, если бы вампир или какой другой немертвый местного разлива командовал охотниками на себя самого. Или нет? Просто такая хитрость? Как сложно-то.
Здесь без долгого наблюдения не разобраться. Пока я слишком мало знаю. И о парне, и о мире вокруг. Нейронные связи в голове настоящей Имран оживают только когда в спину уже кол вогнали. В крайнем случае и если очень напрячься — когда надо траву сварить для лечения. А отвлеченной информации либо не сохранилось, либо у меня нет к ней доступа.
Вот так за мыслями сама не заметила — заснула. И проснулась только утром. Уже не в трактире. Вообще неизвестно где. Это неизвестно где легонько поскрипывало и пахло свежей соломой.
— Вот, дочкино платье, — бормотал какой-то мужчина совсем рядом. — Меньше нету, разве что детские вещи какие. Хотя на нее может и сойдет…