Княжич Олекса. Сказ второй (СИ)

— Проклятыми? — переспросил Александр с любопытством. — И как же так?
— Есть омуты тут, около Вороньего острова и дальше, до самого Желачка, где и зимой и летом опасно проходить. Летом лодки сами по себе опрокидываются, а души христианские как камни ко дну идут. А зимой там лёд черный и слабый, того и гляди провалишься — ну а в теплые зимы вода там и не замерзает вовсе. Да и само озеро как будто живое — ширится оно, разрастается! С каждым годом наступает оно всё больше на острова и берега, затапливает их и приходится людям сниматься с насиженных мест, бросать дома и строиться выше по берегу, куда озеро еще не добралось. Чудные здесь места, словом!.. — Козьма Василькович приостановился и отер пот с лица. Он успел сопреть от натуги, в то время как до вершины скалы еще оставалось четверть пути. Переведя дыхание, он решил, что, возможно, показался княжичу чересчур суеверным, и потому поспешил добавить: — Ну про ведьму да проклятие — то сказки народные, княже! Ты спросил, а я рассказал, как слышал от здешних старожилов.
Княжич глянул на воеводу снисходительно и вдруг произнес:
— Порою и сказки оказываются былью.
Они вновь зашагали по витиеватой рубленной лестнице наверх, к вершине.
Мусуд, двигаясь следом за княжичем, задался вопросом: не припомнилась ли Александру анчуткина чащоба и свинорылый бес, с которым столкнулся их отряд четыре года назад? Тогда они не прислушались к предупреждению лесных жителей, отговаривавших их ехать в тот день через чащобу и угодили прямиком в лапы к нечистой силе. То, верно, стало для Александра уроком и теперь он куда серьезнее относится к басням о проклятых местах!
Вот и дозорный помост. При постройке острога вершину скалы выровняли и покрыли её крепким бревенчатым настилом, а по бокам настила установили массивные опоры, на который поставили крышу, защищавшую дозорных от непогоды. Тут денно и нощно несли службу двое ратников, обязанных подать тревожный сигнал, коли разглядят они приближающуюся опасность.
Оказавшись наверху, княжич неспешным шагом прошел вдоль бортов помоста, разглядывая открывающиеся с высоты окрестности на юге, севере, западе и востоке. Да, Мусуд был трижды прав, когда сказал, что место для острога выбрано удачно — Вороний камень главенствовал над всей округой, выше него не было на этих землях ничего!
Отсюда, с вершины Вороньего Камня, были видны острова Озолица и Желачек, лежащие на севере, мимо которых отряд проехал прежде, чем достигнуть Узмени. Видел Александр и западный берег озера, хотя он, должно быть, находился не менее чем в семи верстах от Вороньего острова. На востоке находилось устье реки Желча, впадающей в Чудьское озеро и несколько деревенек, прилепившихся к озерному берегу. А повернувшись на юг, Александр мог убедиться в том, что узкая протока — Узмень — тянется далеко, так, что и не видно, где Чудьское озеро снова раскидывается вширь. Отсюда, с вершины Вороньего камня, можно было и зимой и летом издали заприметить приближение врагов — пусть бы они плыли на лодках или шли по льду!
— То место, где вы прошли с отрядом, — воевода Козьма ткнул пальцем на пространство между островом Желачек и гористым мысом на восточном берегу, — зовется Большими воротами. Чрез него проходят все, кто двигается по Чудьскому озеру. Здесь те, кто отправился на ливонские земли, поворачивают в сторону Омовжи, а те, кто на Русь идет, сворачивают на юга к Пскову или на восток к Новугороду.
Александр пригляделся: сверху отчетливо было видно, что лёд Чудьского озера местами покрыт большими темными пятнами. Одно такое пятно находилось у самой отвесной стены Вороньего камня, несколько таких же пятен темнели севернее, возле Озолицы и дальше, у острова Желачек. Рядом с одним таким пятном княжеская дружина проехала, когда направлялась к острогу, но даже не заметила его! Разницу в цвете льда можно было заметить только с высоты.
— Это что там за пятна? — спросил княжич острожного воеводу.
— Я же говорю — черный лёд! Его здешний народец «сиговицей» зовёт, — пояснил Козьма Василькович. — Омуты там бездонные! Вода летом крутит как бешеная, а зимой промерзает еле-еле.
 
Александр оперся руками на борты помоста, не сводя глаз с сиговицы, черневшей под скалой. Всё его существо вдруг охватило неприятное — и уже знакомое! — чувство чьего-то незримого присутствия. Так уже было с ним в анчуткиной чащобе! Как только княжич с дружиной вышел на лед Чудьского озера, он ощутил, что нечто невидимое человеческому глазу пристально следит за ним. И чем ближе он оказывался к Узмени, тем сильнее становилось это чувство — оно нарастало, заставляя Александра постоянно пребывать настороже. Однако, не желая, чтобы Мусуд да и все прочие догадались о его тревоге, княжич заставил себя отвлечься от созерцания черного льда.
— Что ж, теперь можно и подкрепиться, — сказал он, повернувшись к телохранителю и воеводе.
Спустившись вниз, в острожное дворище, княжич убедился в том, что ратники уже расседлали коней, укрыли их попонами и задали им корм. Дом, отстроенный для проживания в ней сторожевого отряда, не мог вместить в себя всех княжеских дружинников — и потому тем пришлось расположиться на ночлег в конюшне, дворовых пристроях и бане. Тут же, во дворище, развели несколько костров, чтобы обогреться и приготовить еду — ведь острожная поварня не могла прокормить за раз столько ртов. Для Александра и его телохранителей накрыли стол в избе, а Козьма Василькович объявил, что уступает княжичу свою светелку, дабы тот мог выспаться со всеми удобствами.
За вечерней трапезой княжич заговорил с воеводой о деле:
— Как снабжает вас Псков довольствием и оружием? Всего ли вам хватает для службы? Часто ли случаются стычки с разбойниками и соседями с западной стороны?
В ответ воевода Козьма вздохнул тяжко и покачал головой:
— Хотел бы сказать, что не на что жаловаться — да не могу! Довольствие урезали, оружия нового не подвозят — приходиться в деревенской кузне самим чинить испорченные мечи да топоры. Бойки(1) для стрел приходиться лить из чего попало. Выручает нас Узмень — место многолюдное, торговое, можно здесь выменять у купцов железо для наших нужд. А что до стычек… А куда без них? Сами видели, что в северной стороне остроги брошены! От того обнаглели ушкуйники совсем!
— А латиняне?
Козьма Василькович сердито фыркнул, как бы говоря: а то как же!
— Это племя только и дожидается, когда ослабнем мы совсем, чтобы можно было подмять эти земли под свою пяту! Для чего еще им строить крепости по ту сторону озера? Оттуда они и ходят на русские земли, веси грабят да жгут. Но ходят пока кругом Чудьского озера, через Нарову, где нет больше острогов. Боятся идти напрямик через озеро, знают, что не пропустим. Потому дают кругаля и заходят вглубь русских земель оттуда — и таким же путем возвращаются. А мы что?.. Нам псковские бояре строго запретили цепляться с латинянами, покуда они не покушаются на наш острог.
Говорил он то же, что Александр уже слышал от других острожных воевод!
— Великая надежда у нас на батюшку твоего, князя Ярослава Всеволодовича! Чаем мы, что наведет он порядок в псковщине! — проговорил меж тем Козьма Василькович. — Слава о ратных делах и мудрости его гремит на земле русской — и только он сумеет научить уму-разуму псковских бояр! Только его они боятся и только его волю они будут исполнять!
Княжич, довольный хвалебными словами в честь Ярослава, благосклонно кивнул ему:
— Я тут для того, чтобы разведать о делах здешних и доложить обо всем отцу, — ответил Александр с достоинством. — Благодарю тебя за честность и прямоту, Козьма Василькович! Рад я, что остались в псковской земле воеводы, ратующие за процветание родной земли!
После трапезы Александр ушел в светелку. Мусуд пристроился на лавке рядом с дверью светелки — словно сторожевой пес приготовившись караулить сон своего хозяина. Ратники из числа личной охраны княжича устроились в трапезном зале, тем самым полностью перекрывая подходы к светелке, где отдыхал Александр.