Золотая дева (СИ)
Однако Костя Тагарин, присоединившийся к остальным после вахты за пультом, общей отваги не разделил.
— Не нравится мне эта история, — нахмурился он. — Привидения, ныряльщики… — он озабоченно посмотрел на Дашу.
— Вот поэтому надо идти всем вместе, — горячо повернулась к нему Даша. — И ты, и Бен.
— Сегодня никак не могу, — Костя покачал головой. — Завтра утром артисты уезжают, я к утру обещал им смонтировать фильм. Так что всю ночь буду сидеть. А вы, девчонки, лучше не суйтесь туда вообще. Кто знает, что там за типчик таскается. Может, больной на всю голову. Оглоушит ещё чем-нибудь… Договорились, Даш? Чтобы я за тебя был спокоен. А то буду дёргаться, запорю фильм… Ну, обещаешь? Мне странно, что ты народ туда повела. Тем более, Луизу, иностранную гражданку. Вдруг, правда, что-то случится с кем-то? А хоть и просто травма. Кто будет отвечать, сама подумай? Иван Степанович ведь.
— Ну, ладно, — недовольно согласилась Даша. — Прав, как всегда.
— Вот, — повернулась она к Луизе, когда Костя удалился в свою капитанскую рубку. — Правильно я говорила, что от мужиков в таких делах толку нет. Отвратительный материализм.
— Так мы идём или нет? — спросил Веня, с трудом отрывая взгляд от Маши.
— Костя не идёт, — расстроенно сказала Даша. — А я бы пошла.
— Тебе же сказали: не ходи, опасно, — напомнила Маша.
— Ну и что? Что тут опасного? Я кругом каждый кустик знаю.
— Каждый кустик знаешь, а кто с лодки нырял, не узнала, — сказала Маша.
— А что, кто-то с лодки нырял? — заинтересовался Веня.
— Ой, да кто там нырял… — отмахнулась Даша. — Мальчишки с вершами. Их гоняют-гоняют, а они всё равно пробираются.
— А свет под водой? Ты говорила: видела свет.
— Ну, подумаешь, телефон утопили, — уверенно сказала Даша. — Вот и прыгали, доставали, чтобы отец дома не прибил. Фигня, в общем…
— А правда, — сказал Веня. — Версия с телефоном правдоподобная. Я раз маленьким телефон в унитазе утопил. Достали, конечно, но влетело мне…
— И вот из-за этого нам теперь не ходить? — возмущённо спросила Даша и посмотрела на Луизу. — Ты ведь тоже расстроилась?
— Я рассказала по скайпу своим французским друзьям, что ловлю здесь привидение, — улыбнулась Луиза. — Они завтра будут ждать моих дальнейших рассказов. Притаив дыхание, — она засмеялась.
— Затаив дыхание, — машинально поправила Даша. — Тогда без вариантов, надо идти, — она вскинула голову. Нельзя уронить честь предприятия перед лицом иностранных граждан.
7
Вечером, во вторник, сразу после ужина, на электронный адрес Луи Кастора пришло письмо из Парижа. Письмо содержало файл с фотографией и короткую приписку от жены.
Сher Louis, — писала Франсуаза Кастор, — J’ai tellementpeur que toi et Louise ayez froid dans ce pays horrible. N’osez pas boire de la vodka avec les russes et manger de la viande crue. Je t’envoie ce que tu as demandé.
P.S.Avez-vous rencontré ce Monsieur étrange en Russie? [6]
Луи Кастор ещё раз перечитал послание супруги и расстегнул ворот рубахи: в номере было душно, несмотря на раскрытое окно. Упоминание о странном господине его озадачило. В самом деле, не он ли побывал здесь ночью? Кому ещё могло понадобиться письмо столетней давности? Только тому сумасшедшему, что обещал за него две тысячи евро. Помнится, получив отказ, господин этот впал в ярость и ругался, как последний клошар. Впрочем, это было в Париже, месяц назад. Неужели тот сумасшедший ради письма приехал сюда, в Россию?!
Скачав файл на флешку, Луи Кастор закрыл ноутбук и, не найдя у себя Луизу, отправился искать Громова сам, уповая на удачу и скудный запас русских слов.
Громов нашёлся в фойе.
— Пгошу извинит, — вмешался Кастор, кланяясь. — Я получить письмо.
Громов тотчас подхватил француза под локоть.
— Дорогой Луи, пройдёмте в кабинет к Ивану Степановичу. Он весьма заинтригован и ждёт вас. Только, прошу вас, ни слова о краже.
В кабинете с медной табличкой «Директор» за массивным наркомовским столом сидел Иван Степанович Дольский и сквозь очки изучал «Музейный вестник» позапрошлого года.
Увидев вошедших, хозяин кабинета просиял:
— Илья Евгеньевич, господин Кастор, друзья мои, как я рад, — нараспев произнёс Дольский, поднимаясь из-за стола. — Проходите, прошу вас. Дорогой Луи, присаживайтесь вот сюда. Это подлинное кресло второй половины восемнадцатого века.
Иван Степанович подвёл француза к старинному креслу, похожему на обветшалый трон, и собственноручно усадил гостя. — Чудом уцелело после революции и войны. На нём, наверняка, сидел кто-то из ваших предков.
Луи Кастор не понял и половины сказанного, но был исключительно тронут расположением Дольского.
— Иван Степанович, мы не с пустыми руками, — сообщил Громов. — Помните, я говорил о письме?
— Как же, как же! — всплеснул руками Дольский. — Письмо Петра Алексеевича Бобрищева к брату Павлу. Отлично помню. Жаль, что копия. Так бы пригодилось для экспозиции.
— Ничего, — заверил Громов. — Распечатаем на цветном принтере, будет как настоящее.
— Пгошу вас, — Кастор вынул из кармана флешку и протянул Дольскому.
— Увольте, голубчик, — замахал руками Иван Степанович, — я — человек из прошлого. Мой удел — перо и бумага.
— Как человек сегодняшний… Позвольте? — Громов достал и включил смартфон, деловито завладел флешкой, и вскоре на экране появилось изображение листка бумаги, снятого с двух сторон.
Дольский покосился через очки на чудо техники и покачал головой.
— Нет, не для моих глаз. Читайте-ка вы, Илья Евгеньевич, — обратился он к Громову.
Громов начал читать:
Дорогой брат, пишу к тебе с отчаянным сомнением в сердце: увидимся ли мы под этим небом.
Дела в губернии обстоят хуже некуда. Днями был в имении обыск. Вывезли всё подчистую — и посуду и картины со стен, и мебель. Таков нынче порядок в России. Называется сей грабёж экспроприацией. Кабы всё это на дело пошло, я так бы не сокрушался. Только растащат всё да пропьют, горлопаны проклятые. Последние времена, Павлуша, отчизна наша любезная доживает.
Впрочем, сами в том виноваты — свободы и равенства, видишь ли, захотелось.
Liberté et égalité.
Вот и вляпались в эту либерте по самое причинное место.
Но, пишу тебе, Павлуша, вовсе и не об этом. Помнишь, подарок папенькин, что нам мать передала на шестнадцатилетие? Его и ещё кое-какие безделицы припрятал я в тайном месте. Ежели, не судьба нам свидеться, знай, что всё схоронено в графском пруду, аккурат там, где тебя в детстве за ногу до крови рак цапнул. Это место показал я и на холсте, что передаст тебе надежнейший человек. Художник я, право, никудышный, да и само полотно, как ты должен помнить, отроком мной написано, то есть, без мастерства достойного, но берёзки на берегу те самые остальное в догадках твоих не нуждается. На том, обнимаю тебя, брат Павлуша, и уповаю на небеса, чтобы судьба была к тебе милостива.
P.S.
К письму прилагаю список того, что мне удалось спасти:
— кулон аметистовый в золоте;
— колье жемчужное с подвесками;
— серьги жемчужные (в виде капель);
— браслет «Серебряная ящерка» с изумрудами;
— табакерка, золото, перламутр, рубины;
— ложка именная, золото, бриллиантовая крошка;
— стопка именная, золото, рубины, шпинель;
— бриллианты разного достоинства — 27 шт (всего 32 карата);
— изумруды уральские необработанные (фунт с четвертью);
— империалы золотые — 12 шт.;
— орден Святой Анны 2-й степени;
— орден Святого Станислава.
Всё упаковано по-отдельности и сложено в медный сундук, отчего вес его получился не менее трёх пудов. «Девочку», подаренную нам тятей, поклал я в отдельный ларь.