Золотая дева (СИ)
Болтухин пожал плечами и выбрался из контейнера.
— По-моему, он гонит, кэп, — произнёс лейтенант, когда поравнялся с Антоном. — Телефон как телефон. Разве что проводочки какие-то…
— Взрывное устройство с дистанционным управлением, — донёсся голос Звонова. — Самодельный пластит граммов сто пятьдесят. Всем отойти от контейнера. К вам это тоже относится, капитан.
Антон не сделал и шага, чтобы убраться с платформы и продолжал снимать.
— Не блажи, капитан, — бросил ему Звонов. — Если рванёт, то хоронить тебя по частям будут.
— А ты как же, Алексей Константинович? Может, лучше сапёров?
— Могут не успеть, — отозвался Звонов. — Когда вы вскрыли контейнер, наверняка сработал маячок, и теперь тот, кто оставил такую игрушку, знает об этом. Остаётся надеяться, что он, точнее, она, не сразу станет давить на кнопку. А обо мне, капитан, не беспокойся: я таких самоделок в Чечне повидал не один десяток.
Звонов замолчал, склонившись над старинными часами. Затем он снял пиджак, аккуратно пристроил его на дощатую крышку ящика и, опустившись на корточки, медленно запустил обе руки в ворота бутафорского замка. Время остановилось. Болтухин, спрятавшись за баррикаду ящиков, бормотал что-то бессвязное. Должно быть, сутру из кодекса Бусидо, соответствующую моменту. Антон снимал происходящее без остановки, стараясь унять дрожь в пальцах.
Наконец, Звонов неторопливо вынул злосчастный телефон из часов и поднялся.
— Вот и всё, — буднично сказал он, выходя из контейнера. В одной руке он сжимал телефон, в другой — нечто, напоминающее кусок хозяйственного мыла, из которого торчали два проводка. Оба предмета он аккуратно положил на ящик. Со лба и впалых щёк Звонова струйками стекал пот.
— А кто-то меня уверял, что контейнер осмотрен на наличие бомбы? — не без горькой иронии бросил ему Антон.
— Никто ничего и не осматривал, — устало ответил Звонов. — Из министерства культуры дали понять, что груз особый. Надо пропустить под зелёный свет.
— Узнаю почерк графини, — усмехнулся Антон. — Подмазала кого надо. А бомбу оставила на случай провала. Если б её прищучили, успела б нажать на кнопку. Докажи потом, после взрыва, что она пыталась клад во Францию вывезти.
— Кстати, капитан, бомба сделана весьма умело, с дополнительным контуром, — заявил Звонов. — Это, наверняка, не шпана подзаборная.
— Есть у нас на примете один ботаник, — подал голос Болтухин. — Наверняка, он, паскуда, и заморочился.
В этот момент ожила рация одного из поверженных бандерлогов.
— Звонов, что у тебя там? — осведомился скрипучий голос. — Взяли этого полоумного?
Звонов переглянулся с Антоном и жестом потребовал передать ему рацию. Охранник, злобно зыркая на несостоявшихся арестантов и морщась от боли, проковылял к платформе.
— Полоумного взяли, господин Копейкин, — доложил Звонов в принесённую рацию. — И бомбу, про которую говорил вам этот полоумный, мы тоже нашли.
Звонов сделал театральную паузу и подмигнул Антону. Через несколько секунд рация снова ожила:
— Ты уверен? Может, просто муляж?
— Сто пятьдесят пластита, телефонный взрыватель. Всё честь по чести. Если бы рвануло в воздухе, фрагменты самолёта разнесло бы на километры. Надо брать музейную дамочку.
— Парижский борт на рулёжке, — проскрипела рация. — Да и с министерством скандал…
— Останавливайте борт, или это сделаю я, — твёрдо произнёс Звонов и рация отключилась.
— Копейкин, он и есть Копейкин, — вздохнул Звонов, возвращая рацию охраннику. — Тот ещё премудрый пескарь. Всё за кресло своё трясётся.
— У вас, стало быть, всё то же самое, — вздохнул Антон и протянул пистолет Звонову.
— Те же яйца, только в профиль, — усмехнулся Звонов, пряча оружие. — Ну что, пойдём смотреть ваши сокровища?
Первым прошмыгнул внутрь контейнера лейтенант. Антон протянул ему нож, и Болтухин принялся азартно откручивать им хорошо смазанные винты. Очень скоро лейтенант с победным видом открыл заднюю крышку часов, подавшуюся с протяжным петельным скрипом. Победное выражение на лице лейтенанта тотчас сменилось недоумением: место часовых шестерней, удалённых Костей Тагариным, занимала большая голая синеглазая кукла…
14
— И вот за этим голышом мы и охотились целый месяц? — спросил Болтухин разочарованно.
Антон и сам ожидал увидеть что-то иное.
— Может быть, кукла антикварная? Или имеет историческую ценность? — пробормотал он.
— Да какая там ценность? Видно же: «made in china».
— А ну, лейтенант, дай-ка мне эту куколку, — потребовал Антон. Он ощутил смутную догадку, и его сердце на миг замерло.
Болтухин протянул руку за куклой — и тотчас лицо его просияло.
— Есть, кэп! — закричал он. — В ней что-то лежит!
С видимым трудом лейтенант поднял куклу.
— Тяжеленная, килограммов десять, — весело сообщил он и передал куклу Антону.
Антон принял голыша, как долгожданный приз. Кукла и в самом деле была неожиданно тяжела. Уже веря в случившуюся удачу, Антон перевернул куклу и увидел распоротую спину голыша. Разрез был залеплен прозрачным скотчем. Нетерпеливо скользя ногтями по непослушной плёнке, Антон вскрыл порез и распахнул его. Внутри голыша обнаружился упакованный в плотную бумагу свёрток. Антон одним жестом рванул упаковку — и, солнечно блеснув, появился на свет огромный золотой самородок. Антон с волнением выхватил его из чрева куклы и победно поднял над головой.
— Не может быть, капитан! — зачарованно произнёс Звонов. — Это же не просто золото! Это уникальнейший самородок! Такое чудо на миллион баксов потянет!
Антон опустил самородок и внимательно его рассмотрел.
— Так вот почему они называли его девочкой… — прошептал он.
Самородок и в самом деле при должной фантазии напоминал формами юную деву.
К платформе, забыв о недавних травмах, подошли оба охранника и, жадно вытянув шеи, разглядывали находку. За их спинами маячил таксист. Он спрятал ненужный пистолет и теперь, сдвинув кепку на самый затылок, с весёлым интересом следил за происходящим в контейнере.
— Кэп, тут в кукле ещё кое-что, — сообщил Болтухин, обшаривая внутренности голыша.
Он поднял протянул Антону пожелтевший, сложенный вчетверо лист. Антон нехотя расстался с тяжестью самородка, передав его Звонову. Листок был старый, ветхий, потёртый на сгибах. Антон бережно развернул его и прочёл вслух, скользя глазами по крупным витиеватым буквам:
«Милая моя, Сашенька.
Дела министерские понуждают меня остаться в Петербурге на срок неопределённый. К Рождеству, однако, поспеть обещаюсь. Кланяйся от меня Алёшке и Софьюшке, а скорее их, близняшкам нашим Петруше и Павлику.
Шлю им ко дню ангела подарок особенный. С нарочным человеком прибудет самородок с Ленского прииска, где в прошлом годе моим благословением обустроена была ветка железная.
Самородок редкостный, весом в полпуда с фунтом. При нынешней цене за золотник по шести рублей, почитай, целое состояние. За особливые формы нарёк я его „Золотой девою“.
Положи его, душа моя, в хорошее место. А как близняшки наши войдут в возраст разумный, пусть станет сей предмет их памяткой и капиталом.
На том прощаюсь и кланяюсь.
— Это, должно быть, письмо Алексея Павловича Бобрищева к жене Александре, — произнёс Антон, сглотнув невесть откуда образовавшийся в горле ком.
На него молча уставились пять пар глаз, и пришлось дать деловое пояснение.
— Друзья, — сказал Антон, обращаясь ко всем. — Мы только что обнаружили уникальный исторический самородок. Он является частью клада графов Бобрищевых. Остальное находится здесь же, в контейнере.
Снова ожила рация, не позволив Антону продолжить речь.
— Звонов, Алексей, где ты там? Отзовись немедленно! — раздался визгливый голос.
Звонов пружинисто спрыгнул с платформы и вырвал рацию у охранника.