Работает полиция Чартауна (СИ)
— Ливингстон-Ливингстон! — не сдержала довольную усмешку — Заходите на чай, она будет рада, с тех пор как я уехала, ей о-о-очень одиноко! Места себе не находит.
— Она приглашала? Меня? — Камарат кажется дыхание задержал от волнения. Эх, была-не была!
— Так точно! Очень ждет! — выдала я и вышла за дверь, не прощаясь. Комиссар погрузился в свои мысли и слишком нежно поглаживал листья своего подопечного фикуса. Может случайно, а может и визуализирует, кто знает?
Я шла по узким коридорам министерства, раскладывая всю полученную информацию по полочкам. Правда, очень сложно привести в порядок мысли, которые постоянно разбегаются в разные стороны. Пропавшие родители, Шторм с артефактом, который фигурирует в деле. Еще нужно ехать в банк, разобраться с револьвером… Что связывает Мэй с комиссаром, в конце концов?! Как отключить этот бессвязный поток? Голова сейчас взорвется!
Линдар Хадари.
Моя звериная сущность сделала выбор. Впервые за всю мою жизнь, хищник жаждет одну единственную и воротит нос ото всех остальных. Не могу даже смотреть на других женщин! А я уже поверил в то, что россказни форсов о безумной привязанности — плод воображения, фантазия, глупость. Как животное что прячется внутри, может жить отдельной жизнью? Я думал, что победил и зверь полностью в моей власти, просыпается только по моей воле, слушается, подчиняется, но придётся принять факт, что он не мой домашний питомец, мы — единое целое. Потому что теперь я сам веду себя как безумец, но борюсь с диким желанием потакать инстинктам хищника.
Не могу спокойно сидеть на месте. Зверь бьется внутри, пытается вырваться, защитить девчонку, утащить, спрятать от всех. А все потому что она нервничает, волнуется, даже паникует. Я все чувствую. Но нельзя. Нельзя выпустить хищника и позволить ему делать все, что ему вздумается. Я знаю, она справится. Она честная, искренняя, настоящая. Она смелая, сильная. Такая нежная и притягательная. Она свела меня с ума!
Когда я вижу ее, вокруг все становится серым, бесцветным и, кажется, есть только одно яркое пятно в моей жизни. Тамина. Хочется касаться ее бархатной кожи, целовать, обладать, оставить свой запах, чтобы все вокруг знали — моя. Так сильно, как будто без этого я перестану дышать! Я испытываю такие же эмоции, как взбесившийся хищник внутри меня. Он требует, жаждет, не может терпеть. Но в отличие от зверя, я могу держать себя в руках. Могу. Хотя тоже близок к провалу.
От его метаний становится жарко, кожа раскаляется до предела, умоляет меня сдаться, отпустить его.
— Сделайте что-нибудь с кондиционером. — рычу на секретаршу, которая списывает мое поведение на банальное волнение — Жарко.
— Капитан Хадари, я вынесла вам всю воду, что у нас есть. — раздраженно выдыхает она — А еще кофе, чай, шоколад, пастилу и карамельных…
— Я не просил. — перебиваю, не повышаю голоса.
— Пастилу и карамельных петушков! А теперь давайте пройдемся по вашим просьбам! — распаляется женщина — Открыла окно, закрыла окно, замучала кондиционер, вынесла лед, позвонила в службу обслуживания кондиционеров, напомните, почему?
— Слабо дует. — вряд ли я сгорю заживо, но ощущения не из приятных. Логично, нормальная температура тела моего зверя сорок два градуса, что для человека — смертельно опасно. Хорошо, что я человек только на половину.
— Нормально дует! На улице теплейшая зима, а у нас здесь Северный полюс! Так может быть все-таки согласитесь на чашечку успокоительного? Или заберите этот чертов пульт и дайте мне поработать в тишине!
— Пожалуй, подожду на улице. — там действительно прохладнее — Вы сегодня не в духе.
— Да вы…! Вы…! — судя по тону она сейчас взорвется.
— Капитан Хадари, я освободилась! — Тамина шагает в общий холл и зверь довольно мурчит, успокаиваясь, видит что с нашей девчонкой все в порядке.
Тамина Ливингстон.
— Капитан Хадари, я освободилась! — выхожу в общий холл и виновато улыбаюсь, секретарша правда на пределе.
Надо спасать бедную женщину. Или капитана. Не очень понимаю, кто в большей опасности, поэтому просто беру Линдара за руку и тяну в сторону выхода, на ходу извиняясь перед раскрасневшейся дамочкой. Чем быстрее мы покинем помещение, тем быстрее секретарь начнет восстанавливать свою нервную систему. Уже на крыльце Хадари останавливает меня и осторожно сжимает плечи, рассматривая мои изумленные глаза. Его зрачки затягиваются изумрудной зеленью и передо мной снова всплывает кабинет комиссара…
— Эй, не подсматривай! — я быстро опускаю ресницы, облизав пересохшие от волнения губы. Ему пока не стоит знать о нашем разговоре. — Сама расскажу.
— Даже не сомневайся. — хрипло говорит Лин, — Со всеми подробностями.
— Кстати, твой пробный допрос был ничуть не похож на этот! — хотела, чтобы звучало как претензия, но больше похоже на интересный факт.
— Радует. — совершенно серьезно отвечает капитан — Какой тебе понравился больше?
— Хм… — я посмотрела в светло-серое зимнее небо и прикусила губу, раздумывая, что ответить — С одной стороны, комиссар был вежлив и не распускал руки, но…
— Никогда не слушай то, что говорят до слова “но”. — Линдар пробирается руками под пальто.
— Но… твой был немного приятнее. — а я немного вру. Гораздо приятнее.
— Как-то неуверенно, Тамина. — тихо произносит капитан — Давай напомню.
Он обнимает так, что воздух выбивает из легких. От пряного аромата его кожи кружится голова. Впивается в губы, нежно прикусив чувствительную кожу и ноги подкашиваются. Только сильные руки моего капитана не дают упасть. Прямо у дверей министерства, на глазах у случайных прохожих, он исступленно целует меня, заставляя дрожать, пробуждая дикое, выворачивающее наизнанку желание, не давая даже вздохнуть.
— Хочу. Сейчас. — рычит Хадари, с трудом оторвавшись от моих губ.
— Пятнадцать суток. — шумно втягиваю воздух, пытаясь восстановить дыхание.
— Что? — хмурится капитан.
— Арест до пятнадцати суток, за нарушение общественного порядка. — пытаюсь сдержать улыбку, но выходит плохо — Или штраф. Заняться любовью здесь — явное неуважение к обществу.
— Если хорошо постараться, получится отличное представление. — от этой ухмылки мурашки бегут по коже, крупные такие, активные — Дотерплю до машины, не переживай.
Если запрыгнуть на переднее сиденье, удастся отложить повторный допрос. Совсем не хочется устраивать отличное представление не то что для всей улицы, даже для одного молчаливого водителя. Генеральная репетиция, конечно, уже была, в нашу первую встречу я не стеснялась этого милого мужчины, который иногда, кстати, подвозит меня. В свое оправдание могу добавить, что я была пьяна и, неожиданно, но одета.
— Ливингстон! — слышу знакомый голос и очень медленно поворачиваю голову, потому что…
— Рейман! — невозмутимо привалился к капоту, метрах в пятнадцати от нас.
И он достаточно далеко, чтобы рассмотреть мое лицо, выражающее крайнюю степень отчаяния, но слишком близко, чтобы не заметить как Хадари целовал меня секунду назад. Сегодня отличный день, так что есть шанс, что напарник внезапно ослеп, буквально на пару минут и вот только что прозрел. Есть же?
Глава 24
— Детектив Рейман, что-то случилось? — Хадари улыбается, как ни в чем не бывало и, наконец, выпускает меня из объятий.
— Все в порядке капитан, хотел украсть свою напарницу! — весело говорит Рэн и подмигивает мне — У нас сегодня много дел, надо поторопиться.
— Не задерживаю. — одобрительно кивает капитан и, одарив меня крайне выразительным взглядом, тихо добавляет — Еще немного и случайные зрители меня не остановят. До скорого.
Я вытянулась и собравшись с силами, бодро зашагала к напарнику, нарочито громко попрощавшись с капитаном, как того требует мое положение. С почестями. Чувствую себя, как нашкодивший ребенок! Вот и все. Мне снова семь и мальчишки во дворе узнали мою страшную тайну. Теперь лучше не выходить на улицу, засмеют. Под ногами хрустит влажный снег, ногти больно впиваются в нежную кожу ладоней, оставляя глубокие лунки, а я стараюсь дышать ровно и принять неминуемое. В уголках губ Реймана прячется насмешливая ухмылка и он терпеливо ждет, как обычно. Сначала будет делать вид, что ничего не произошло, давая надежду, что он не заметил. Потом в самый неожиданный момент ляпнет что-нибудь эдакое, неоднозначное, тем самым заставит сомневаться и, наконец, выдержав паузу добьет. Замечанием в лоб. Это не человек, это бомба замедленного действия.