Отказаться от благодати (СИ)

Договор. Очередной, и, если повезет, мне удастся заключить еще один пакт об альянсе. Скади – сильное племя, а кто знает, что может произойти в ближайшем будущем. Случись плохое, ясновидцы заручатся поддержкой моего племени. А если слухи правдивы, и их предводитель действительно умеет передавать свои знания другим, в случае альянса скади никогда не придется голодать…
Перспектива выглядела радужно, и я мысленно похвалила себя за своевременно придуманный план. Хвалить себя я научилась, и это, бесспорно, стало главным моим достижением.
Мы въехали в небольшой поселок, и Ника припарковалась у аккуратного деревянного забора, за которым виднелся двухэтажный дом, сделанный из свежего сруба. Во дворе пахло хвоей и древесной смолой, под ногами раскинулся ковер из свежих опилок, в него проваливались ноги чуть ли не по щиколотку. Сквозь ковер этот то тут, то там отчаянно пробивались редкие клочья травы. Неистово шумела бензопила, и новый слой опилок стелился поверх старого, слегка утоптанного, влажного и потерявшего первоначальный цвет. На крыше полуобнаженные мужчины стучали молотками. В дальнем конце дворика женщина средних лет развешивала сушиться белье, то и дело прикрикивая на троих детей, решивших поиграть в лады.
Идиллия сельской жизни, и эта идиллия мне нравилась.
Ника беззастенчиво вела меня мимо удивленных, я бы даже сказала слегка ошарашенных наглым нашим вторжением ясновидцев, оторвавшихся от рутинных дел и провожающих нас взглядами. Даже бензопила перестала жужжать, делая нас с Никой более приметными. Я их понимала – вряд ли они рады были видеть меня здесь. Но, успокоившись тем, что не собираюсь причинять никому зла, а потому имею полное право воспользоваться предложением Ники, я взглядов избегала. Шла. Вдыхала воздух – свежий и пряный, слушала пение птиц, шелест деревьев, впитывала кожей невероятное спокойствие этого места, уют его. И старалась не зевать, потому как зевающий нежеланный гость – вопиющая наглость.
Ступени. Крыльцо и терраса, уставленная вазонами, в которых буйно разрослись разжиревшие драцены. Столики, укрытые клетчатыми скатертями, плетенные кресла, на одном из них жмурился от солнца жирный полосатый кот. Кот на наше появление отреагировал вяло, открыл правый глаз, пошевелил усами и, видимо не сочтя нас достойными внимания, отвернулся.
Скрипнула дверь, выпуская из дома молодую и стройную девушку лет восемнадцати. Она поздоровалась с Никой, окинула меня скептическим взглядом и небрежно поинтересовалась:
– Та самая?
Ника кивнула.
– Хм… – задумалась ясновидица. – Какая-то слишком… холеная.
Прозвучало как упрек, но я решила не обижаться – все же именно мне сейчас нужна помощь.
– Какая есть, – ответила за меня Ника и толкнула входную дверь.
Гостиная, залитая светом, и пятна его же на свежевыкрашенном полу. Кофейного цвета мебель, винтовая лестница в углу, запах меда и корицы, перемешанный с едва различимым запахом мебельного лака. Широкий стол и вереница стульев, обступивших его. Журнальный столик, на нем вязаная крючком салфетка. Коридор широкий, уходящий вглубь дома.
Ника увлекла меня за собой, не позволяя ничего рассмотреть, распахнула передо мной дверь какой-то комнаты и сказала:
– Жди здесь.
А потом оставила одну в компании высоких, под потолок стеллажей, плотно уставленных книгами. Помимо стеллажей в комнате стояло всего одно кресло – оно было повернуто к окну, из которого открывался вид на лужайку за домом, густо поросшую травой. Трава была высокой, с редкими синими вкраплениями васильков. Над ними жужжали толстые шмели, присаживались, прогибая гибкие стебли и засовывали головы в ароматную пыльцу. Небо – ярко-голубое, насыщенное, с разводами белых облаков – плескалось светом.
– Нравится?
Я не слышала, как открылась дверь, оттого вздрогнула. И на голос обернулась не сразу, потому как нелепо он прозвучал именно здесь… именно сейчас, потому что я… не ждала. Давно перестала ждать – пустые надежды лишь отнимают время. Но голос был. И вопрос, ожидающий ответа, а, когда я все же повернулась, в глазах Богдана читалась насмешка. И сам он выглядел как-то не так, по-новому. Или я просто забыла?
 
– Что… ты тут делаешь?
Голос хриплый и не мой словно, и сама я будто не здесь, потому что нереальным кажется эта встреча, несвоевременной, потому как я не готова, и вообще…
– Живу.
– Здесь? – уточнила я, хотя и так понятно было.
Кивок. И последовавшее за ним молчание. Богдан заговаривать не торопился, рассматривал меня излишне пристально, изучающе, а у меня вообще горло перехватило. От неожиданности, как пить дать. От чего же еще?
Я решила не теряться и рассмотреть его в ответ. Все равно молчим…
Изменился. Не столько внешне, хотя и внешне тоже – гладко выбрит, новая стрижка, которая, к слову, ему очень шла, костюм льняной, светло-серый, как раз для жаркой погоды предназначенный. Серебряный браслет на правой руке, на котором болталась подвеска в виде защитной руны ясновидцев.
А сам Богдан повзрослел, движения стали плавными, спокойными, лишились прежней угловатости и резкости.
Смотреть на него было… сложно. И жарко как-то стало в комнате, душно, вернулась мигрень, накатывая волнами, ослабляя.
– Выглядишь плохо, – заметил Богдан.
Он незаметно оказался близко – неприлично близко, я бы сказала. Ладонью по щеке провел, усиливая мое смятение. Не для этого я приехала, не…
Странно все. Энергетика странная, непривычная, чужая даже. И былого адреналина нет. Защитная реакция организма на охотника сломалась?
– Ника сказала…
– Тебе тут помогут, – кивнул Богдан. В груди стало горячо, а дышать – еще труднее. Я ведь искала его, хотела объясниться, а потом, когда не нашла, смирилась. И вот он тут…
– Ты…
– Я.
Жарко. Выйти бы, убежать, но взгляд не отпускает. И не только взгляд – желание, дикое, почти не контролируемое, на грани срыва, и я изо всех сил стараюсь на грани этой удержаться. Я голодна, мне бы совсем чуть-чуть взять, самую малость. Коснуться руки, впитать живительный кен, наполнить жилу, которая ноет – невыносимо ноет, с каждым днем все сильнее. Я устала быть слабой. Да и не должна.
Рука сама потянулась, нашла его ладонь, сплела пальцы. Вот, сейчас…
– А ты не стесняешься!
Насмешка отрезвляет. И выдох вырывается стоном. Что это вообще было? Понимание приходит секундой позже.
– К…как?!
– Если есть ритуал, дающий благодать, почему, думаешь, не может быть обратного?
– То есть ты… ты…
– Больше не охотник.
– Зачем?
– А сама как думаешь?
Как я думаю? Да никак я не думаю! Вообще не понимаю, что тут происходит – театр абсурда какой-то. И место это, и сам он… другой. Но, наверное, выбор этот чем-то обусловлен, а значит, нужно принять. Осознать. Смириться. Богдан теперь другой, сдал квартиру, живет в клане и, похоже, прекрасно себя чувствует. Все же охотники одиноки. Ясновидцы – другое дело.
– Что ж, рада за тебя.
– Давай тебе поможем. – Он улыбается, и от его улыбки хочется плакать. Говорить – о чем-то важном, но речи, которые я готовила, давно забылись. Потому я молчу, кусаю губы, когда он находит мою руку.
– Теперь я сам могу это сделать, – шепчет на ухо. И, словно в подтверждение, сладкий, такой необходимый кен выплескивается. Усталая, сухая жила впитывает его быстро, жадно. Изголодалась. И сама я изголодалась, потому обнимаю Богдана, жмусь к нему, не стесняясь – в конце концов, он уже видел меня слабой.
А все-таки уютное кресло, и вид из окна прекрасный, умиротворяющий. Или это потому, что Богдан меня обнимает? Дышит в волосы, приходит в себя – все же ясновидцам, даже с особым даром, это нужно. А я привыкаю к мысли, что он другой. И понимаю, что так даже лучше. Правильнее, что ли. Но мне все равно, потому что… хорошо. Хочется просто сидеть и обниматься.
 
– Я тебя искала, – вырвалось против воли. Наверное, просто нужно было услышать его голос, поверить, что это происходит на самом деле. А молчание затянулось. – Ты квартиру сдал.