Ее превосходительство адмирал Браге (СИ)
Взять хотя бы ресурсы. Хлеб и овощи, свежие и консервированные, поступали в Себерию из Византии и Техаса. Из САСШ через Техас и Тихоокеанский Союз поступало мясо, кукуруза, а также хлопок, железная руда, бокситы, промышленная продукция широкой номенклатуры и кое-какая техника двойного назначения. Но все это следовало доставить получателю, загрузив в трюмы морских и воздушных грузовиков, а их, в свою очередь, требовалось охранять при переходе из нейтральных стран в воюющие. И, разумеется, это была зона ответственности Флота. Так что Флот не только воевал, но и занимался снабжением. А еще он перевооружался, разворачивал новые соединения, укреплял кадровый состав, строился и ремонтировался, наступал вместе с армией и с нею же вместе держал оборону, эвакуировал раненых и обеспечивал тылы воюющих армий, строил планы и разрабатывал операции, вел разведку и охранял свои собственные секреты. Так что, видит бог, Лизе хватало головной боли. Чего ей не хватало, так это времени, а порой и сил. Ведь не двужильная же она, на самом деле!
Однако, куда ни кинь, всюду клин, - имя которому ответственность за страну и Флот, да еще и во время такой тяжелой войны, - и Елизавета впрягалась и тянула, без жалоб и стенаний, поскольку четко понимала, что делает и зачем. При этом Набольший боярин Адмиралтейства адмирал Ксенофонтов исполнял в последнее время исключительно представительские функции, переложив основной груз своих обязанностей на Лизу. Из этого однако отнюдь не следовало, что всегда и везде она обладала полной свободой действий. Время от времени, Ксенофонтов «просыпался» - чаще всего по просьбе некоторых высокопоставленных интересантов в промышленности, правительстве или великокняжеском дворце, - и начинал лезть куда не следует. И, значит, Лизе приходилось еще и объясняться с Самим, уговаривать его и искать с ним компромиссы, чтобы окончательно не испоганить то, что было с таким трудом выстроено. В общем, мало у нее было забот, так приходилось еще разруливать многочисленные ведомственные и межведомственные конфликты. И представительских функций, к слову сказать, никто с нее снимать не собирался, а это значит, что приходилось тратить время еще и на сидение в президиумах, награждение отличившихся в бою и на прочее все. Так что да, последние двенадцать месяцев она крутилась буквально, как белка в колесе, но и не крутиться было нельзя. Обязательства, взятые на себя добровольно и без принуждения, следовало исполнять.
Поэтому и тридцать первого – в Новый год, - она позволила себе взять паузу только в десятом часу вечера. Все-таки ей тоже хотелось хоть немного расслабиться, и Новый Год представлялся для этого великолепным поводом. Но домашнего праздника не получилось. Вадим был на фронте и выбраться домой, как планировал еще неделю назад, так и не смог: поляки активизировались и явно предполагали провести зимнее наступление. Аркадий и Борис учились в военных училищах, куда с началом войны перевелись из своих университетов. Из прочих родственников, так уж вышло, в Шлиссельбурге оставалась одна лишь Полина Берг. Вот с ней Лиза и договорилась встретиться и отметить праздник вместе. Поэтому без четверти десять она подняла телефонную трубку и попросила соединить ее с собственной квартирой на Смолянке.
Полина по случаю военного времени и по тем же обстоятельствам, что и Лиза, зимовала в Шлиссельбурге одна. Являясь действующим хирургом и главным врачом клиники при Старой Лекарской Школе Шлиссельбургской Академии, она и сама работала, как вол. Без выходных и нормированного рабочего дня. Поэтому еще в октябре они сговорились с Лизой съехаться, чтобы не возвращаться после работы в совсем уж пустой дом, и в качестве общего логова выбрали квартиру Лизы в доме Корзухина. Из этого, разумеется, не следует, что ни одной из них, - то одной, то другой, - не приходилось ночевать на Смолянке в одиночестве. Бывало, что уезжала по делам службы Лиза, случалось и Полине остаться на ночь в клинике, на три четверти превратившейся, как и следовало ожидать, в военный госпиталь. Однако конкретно сегодня Полина обещала приехать домой пораньше, купить по пути что-нибудь вкусненькое к праздничному столу, и даже, более того, этот стол накрыть.
- Привет! – сказала Лиза, едва Полина сняла трубку. – Извини, что закопалась. Буду буквально через сорок минут.
- Не оправдывайся, - отмахнулась невестка. – Пока ты на посту, у меня на сердце как-то спокойнее, и не у меня одной. Любит тебя народ, Веточка, - хохотнула, припомнив, как ее собственный муж, долгое время бывший по отношению к Лизе злобным хамом, в конце концов оттаял и назвал сводную сестру Веточкой, как звала ее в детстве одна лишь родная мать.
- Ладно, полковник, - хмыкнула в ответ Лиза, - не выпендривайся, а то живо на губу загремишь!
- Извиняйте, тетенька-адмирал, - хихикнула вредина-сноха, - я больше так не буду, честное скаутское!
- Ладно, не тянись! Скоро буду!
С началом войны, профессор Полина Берг получила звание полковника медицинской службы, чем ужасно развеселила и своего мужа – генерала-лейтенанта Берга, и Лизу, и Рощина, которые вдруг обнаружили, что теперь у них в семье «все подряд» военные, ну кроме разве-что Петра, но он Лизе не брат и не сват, а всего лишь бывший муж. А так, что ж, Иван Кениг – контр-адмирал, его жена Татьяна, приходящаяся Лизе двоюродной сестрой – кадваранг, а Виктор и Дарья Шумские - военные корреспонденты - майор и капитан. Впрочем, хотя звания у Лизиной двоюродной сестры и ее мужа были определенно армейскими, фильмы они снимают только о Флоте, получив аккредитацию в отделе печати Адмиралтейства. По блату, так сказать, но тоже, хоть и на свой лад, воюют.
Пока добиралась домой, пошел снег. Городское освещение было сведено к минимуму – редким синим лампам, - на окнах домов светомаскировка, а на улицах ни души. Просто сюрреализм какой-то, а не новогодняя ночь. Однако и то правда, что за последние пару месяцев город порядком опустел, за два часа до Нового Года, тем более. И не факт еще, что снова не будут бомбить. Великобританцы и франки, в этом смысле, как были подонками в мирное время, так говном и остались. На войне, как в дни мира.
Себерия принципиально не бомбила поляков и франков в Рождество, не собирались портить простым людям праздник и сегодня, но противник, любивший порассуждать о том, какие они утонченные гуманисты и джентльмены, джентельменских негласных соглашений не признавал и бомбил все, до чего мог дотянуться, и когда ему в голову взбредет. Летали франки и бриты из Польши, размеры которой в последнее время несколько сократились, но все еще позволяли бомбардировщикам и корветам, взлетевшим с аэрополей Слупска, Ломжи и Бреста, достигать Ниена, Шлиссельбурга, Пскова и Новгорода, еще недавно считавшихся тыловыми городами. Минску, Вильнюсу и Могилеву приходилось много хуже. Их бомбили постоянно и безжалостно. А в последнее время участились атаки еще и с северо-запада. Великобританцам и датчанам удалось построить аэрополя в Гренландии и на острове Сварвард. Ну, и великобританские и франкские авиаматки время от времени прорывались в Баренцево море и, тогда, их штурмовики и бомберы атаковали то Мурманск, то Архангельск, а то устраивали рейд и на Великий Устюг. Вологду и Ярославль, правда, пока не тревожили. Слишком далеко с любой стороны, что с севера, что с юга. В Вологде, к слову, гостевала сейчас у Ары Бекетовой дочь Полины Анастасия Селифонтова с сыном.
«Тоже головная боль, - покачала она мысленно головой, вспомнив про дом Кокорева в Устье Вологодском и о некоторых его обитателях. – И надо бы как-то выяснить, знает ли Полина, зачем Виктор повадился ездить в Вологду. Если не знает, то, наверное, лучше бы ей узнать, а то…»
«А то, что? – спросила она себя через мгновение. – Настя взрослая девочка и вправе сама решать, с кем и как ей любиться. Замужем была, по факту вдова, сына покойному мужу родила… Если, разумеется, это его сын. Но, если мальчика ей сделал Виктор, то, тем более, пусть уже сойдутся, что ли, и не дурят людям головы. Как говорится, лучше поздно, чем никогда. Так что пусть устраивают жизнь на свой манер, но Полине об этом все же следует знать, причем без всяких «а то».