Игры на раздевание книга 2 (СИ)
Почему моя принимающая рука так дрожит, разве не этого я хотела? Всего несколько белоснежных, утоптанных мелкими чёрными буквами страниц и одна изящная, как и всё, что делают его руки, подпись: Кай Керрфут.
Мы обошлись без суда. Но не потому, что я не претендовала на раздел имущества, а потому, что он был готов отдать всё сам.
В моих руках не те жалкие два листа, которые подготовил мой адвокат. Вместо них - пять страниц, детально описывающих моё нынешнее материальное положение. И оно выглядит завидным - я понятия не имела, что у нас есть столько всего.
Я не понимаю, что произошло. Меньше суток назад он держал меня за руку… или я держала его, но он точно хотел меня, ждал. Кай не привык быть тем, кому нужна помощь, роль слабого и нуждающегося для него в новинку… или же за ним уже есть кому ухаживать?
- Один вопрос: мисс Дженне Хоуп разрешено посещать моего мужа?
- Боюсь, мы не можем разглашать информацию такого рода.
Она смотрит в глаза, и я замечаю отсутствие дежурной улыбки. Ещё секунду спустя медсестра совершает лёгкий, едва заметный утвердительный кивок головой. В моих ушах свист, скрип тормозящего на полной скорости поезда, скрежет разогретого до искр металла.
Я разворачиваюсь и выхожу.
В себя прихожу только на улице. Вспоминаю о пакете с едой, принесённой для мужа, теперь уже бывшего, и, не задумываясь, с чувством швыряю его в мусорный бак.
И, наверное, судьбе было мало театральности в этом жесте, потому что мне навстречу она посылает тех, кого я меньше всего хочу видеть – Дженну и мать Кая. В моих руках его ноутбук - любая вещь должна возвращаться к хозяину, поэтому я молча подхожу к ним и отдаю компьютер, Дженна принимает, но не так безмолвно, как Камилла:
- Спасибо, - тихо благодарит.
Глава 36. Лети птица, лети. Теперь ты свободна
Sigur Ros - Svefn-g-englar
Tony Anderson - Darkest Night (Extended Version) ft. James Everingham
Мне снится сон: Порше 918 цел, невредим и сверкает своей чёрной глянцевой краской. Машина отрывается от тротуара, вначале медленно, затем всё быстрее и быстрее отдаляется, однако на безжалостно прямой дороге ещё долго не скрывается из вида. Я смотрю на её вызывающе красивые, дерзкие линии, прикованная взглядом, будто под гипнозом: он уезжает, покидает меня. Едет к НЕЙ.
Спешит ли?
Что именно его там ждёт?
Как сильно он в этом нуждается?
Я просыпаюсь, и не сразу, а постепенно раскрываю свои глаза полностью – мир вокруг стал непривычно ясным и чётким, определённым. Я ощущаю ход времени, и он, оказывается, неумолим.
Лети птица, лети. Теперь ты свободна.
Стена, за которую я цеплялась и пряталась едва ли не всю свою жизнь, растворилась, и вот теперь мир развернулся передо мной, играя красками и возможностями, но ледяной ветер его враждебности заставляет дрожать и ёжиться, лихорадочно искать утраченную защиту, ставшую за годы привычной, а потому никогда не ценимой.
Я вижу свои ошибки. Понимаю, что проживала свою жизнь в темноте и подчинении, и управлял моими мыслями и поступками не Бог и не дьявол, не человек, и даже не я сама. Это был страх. Мутный липкий страх получить от жизни новый удар. Новое разочарование.
Я не знаю, почему этот город постоянно мне о нём напоминает. Его нет ни в поездах, ни на улицах, ни в кафе, но он везде. Майра - моя сотрудница сказала, что счастлива избавиться от мужа, почему мне не становится легче, почему?
Потому что… любовь?
С нынешними ценами на аренду Ванкувер оказался мне не по зубам, даже будучи штатным ассистентом Walk-in-clinic, поэтому я переселяюсь в квартиру поновее в современной высотке, но также в Бёрнаби. Теперь мне нужно подумать и о парковке. Оказывается, об этом тоже нужно думать! А это несколько дополнительных тысяч к моей годовой плате за аренду.
И даже при существующем раскладе я догадываюсь, что моё новое достойно оплачиваемое место – невидимая забота Кая. Она всё ещё есть, всё ещё со мной.
Адити крутит пальцем у виска и твердит, что деньги нужно брать, пока их дают. Все мои карты работают и регулярно пополняются. Но как можно брать деньги у мужчины, с которым расстаёшься? И которому изменяла. Все его достижения и деньги принадлежат только ему, они даже в большей степени принадлежат Дженне, но только не мне.
Каждое утро я прохожу мимо забегаловки Denny`s и удивляюсь людям, забивающим столики в такую рань. Глядя на жирную жареную пищу в их тарелках, мои внутренности теряются между брезгливостью и позывами к рвоте - за годы жизни рядом с Каем я приучилась к здоровому питанию. Да, именно так: не я, врач по образованию, а он, программист и предприниматель, приучил нас к здоровому образу жизни.
А ведь счастье в заботе. В осознании нужности, а если повезёт, то и необходимости твоего существования для другого человека. Счастье в приготовленном утром завтраке, сваренном кофе, в согретых ногах, в подоткнутом под твои бока одеяле, в тёплых руках и объятиях, в поцелуе при прощании на несколько часов. Счастье в продуманном и подготовленном за месяц до твоего дня рождения подарке, во взгляде, ожидающем твоей реакции при виде билетов в Париж, Рим или Токио.
По ночам у меня бывают судороги: правая голень сводит с ума. Я жду, пока отпустит, нервно сучу ногой под одеялом, стараюсь уснуть и заспать приступ. Кай, когда был рядом, в такие моменты разминал мои мышцы, массировал, гладил ладонями, пока не расслаблюсь и не усну.
Теперь только я понимаю: не было у нас заботы друг о друге, это Кай заботился обо мне. Его забота жила во всём, в каждой мелочи, даже в мебели и утвари нашего дома. Я пила из высоких и узких чашек, потому что люблю только горячий кофе, и именно такая форма посуды сохраняет температуру лучше всего. Я машинально брала их из шкафа на кухне, никогда не задумываясь о том, кто, когда и почему их там поселил. Но ещё чаще горячий свежесваренный именно по моему рецепту кофе уже ожидал меня по утрам в самой удобной чашке. Завтрак всегда готовил только Кай, на мне были ужины, большую часть из которых мы выходили в рестораны.
Как, например, в тот недавний мартовский вечер, когда мы, двое супругов, погружённых в молчание, запутавшихся в собственных порванных сетях, сидели за крошечным столиком на импровизированной террасе итальянской кафешки Джованни, которая выставляет маленький жёлтый мотоцикл у входа. Это был один из тех весенних дней, когда солнечная и тёплая погода подаётся природой с закуской в форме непредсказуемого порывистого ветра: ты сидишь или идёшь, нежась в первых и таких долгожданных солнечных лучах, и вдруг совершенно неожиданно, словно ниоткуда нагрянувший ветер уже рвёт твои волосы и шарф, обжигает арктическим холодом.
Мои голые ноги в балетках так сильно замёрзли, что я, не отдавая себе в том отчета, с силой вжимаю их друг в дружку, как будто это может мне хоть чем-нибудь помочь. Неожиданно Кай наклоняется, и через мгновение моя щиколотка уже не только в его руке, но и в совершенно иной дислокации - на его коленях. Не удостоив меня ни взглядом, ни словом, он быстро скидывает лаковые балетки на тротуар, прижимает мои ступни к своему животу и накрывает полами куртки. Тепло его тела - чистейший непревзойдённый кайф. Расслабляющий. Успокаивающий. Оберегающий.
По тротуару мимо нас проходит молодая пара с ребёнком. Совсем юный отец несёт годовалого малыша, усадив его на своё бедро и удерживая одной рукой. Одетые очень скромно, они улыбаются друг другу счастьем, болтая о несущественном, и освещают мир вокруг себя своим внутренним светом.
Эта семья - младенец и его родители, вчера только сами бывшие детьми, надламывают мою воссозданную на лекарствах и терапии выдержку. Я даже могу слышать её хруст. Ведь такая картина - простота, бедность и счастье - один из возможных, но безвозвратно ушедших сценариев нашей с Каем жизни. Он давным-давно заработал свой первый миллион. Первый быстро стал сотым или двухсотым (я не знаю цифр, потому что мне никогда не было до них дела), но он не принёс нам простого счастья, не дал света. Что было бы, роди я тогда в двадцать три? Родился бы ребёнок здоровым?