100 свиданий с ведьмаком (СИ)

— Смею напомнить, это было в завещании: большая часть денег бабушки пошла на обучение Розы в Академии, а моим уделом бабуля сочла дела немагические. Торговлю, — сладким голосом уточнила я.
— Упрямая! Продай землю и поделись с сестрой! — мама стукнула кулаком об стол, у папы залило чаем кусок пирога, от чего он еще больше приуныл.
— Я подумаю, — так же сладко пообещала я.
— Я знаю, за что старая ведьма полюбила Белку, — сестра фыркнула и занесла пальцы над блюдом с пирогом, выбирая кусок порумянее. — Беляна втерлась ей в доверие. Своими «ох, ах!», аккуратными косичками, бантиками и наглаженными платьицами. А я всегда была ей не мила. Я была сорванцом,
Не льсти себе, Розочка. Ты была маленьким, избалованным манипулятором, с ранних лет осознавшим свой козырь — магический дар: о боже, в нашей семье есть волшебница! Кое-кто умело пользовался магией, не стесняясь врать и выставлять лгуньей меня. Хорошо, что бабушка видела всю нашу семью насквозь. Бабуля спасала меня своими частыми приглашениями пожить у нее в Сильверграде. Под предлогом помощи в ее «Лавке Немагических Чудес» я каждые каникулы уезжала в самое прекрасное место на свете.
…— Подумайте, — еще раз посоветовал таможенник, занеся печать над иммиграционным бланком. — Тщательно все взвесьте.
Кусачая нечисть, оборотни или мое славное семейство? Ответ однозначный.
— Благодарю вас, но я решила. Я все-таки попробую, — сказала я, улыбнувшись самой очаровательной улыбкой из всего моего немагического арсенала.
Офицер вздохнул и поставил печать.
Глава 2
Глава 2
Уршурник Елисею достался свеженький, недавно задравший козу главы Торговой Гильдии, а посему быстро отправленный вольными охотниками на заслуженный, вечный отдых. Прихватив "трофей" за заднюю лапу, Елисей шел через зал ресторана тяжелой, усталой поступью натрудившегося героя. Длинный кожаный плащ был обильно заляпан по подолу черной «кровью». (Плащ у Иззы был стильный, цвета жженого сахара, с серебряными заклепками. Кровь принадлежала безвременно усопшей козе господина Динькова). С подошвы грубых ботинок отваливались комки земли вперемешку с потоптанными ночными фиалками (у здания ресторана имелась милая клумба, щедро снабдившая Елисея визуальными доказательствами «охоты»).
Появление Ночного Охотника в ярко-освещенной ресторации, среди расслабленно вкушающих пищу обывателей, вкупе с вонючей темной полосой слизи, тянувшейся за дохлой нечистью от дверей, не оставили посетителей ресторана равнодушными. С аудио-эффектами все тоже сложилось отлично: дохлый уршурник волочился по полу, вонзившись когтем передней лапы в деревянный паркет и издавая тем самым душераздирающий скрежет.
Придется приплатить за ущерб. Вон тот представительный господин, скромно приткнувшийся в нише, не просто метрдотель — правая рука владельца «Стольного дуба». Лицо задумчивое, но не шокированное — стреляный воробей. Решает, что делать: остановить хулигана, устроить скандал… или обратить все к взаимной выгоде. Кажется, решил подождать: сделал знак слегка растерявшимся официантам, те шустро распределились по залу, а по углам добавились угрюмые мордастые охранники. Персонал тут тренированный: и атаки навьих отражать, и буянов утихомиривать… но палку не перегибать. Правильно. Если ведьмаку хочется развлечься, не стоит ему мешать, даже в таком пафосном месте. Сильверград держится на таких, как Веденеевы и… Морановы.
Рядом с отцом, глаза которого медленно наливались гневом и кровью не хуже уршурниковых, сидела эффектная молодая дама. Красивая… словно сама тьма. Волосы будто черное зеркало, глаза синие, бездонные, ресницы — смоляной веер. Морановы. Старый род, нехороший, известный близостью к темной древней магии, но для города полезный. Столько лет сидели в своем замке на Холмах, не особо интересуясь делами Сильверграда, а пять лет назад начали появляться в высшем свете. Сестры Морановы. Марья — старшая. Двадцать восемь лет, финансист компании отца, занимается благотворительностью, ни разу ни с одним явным любовником на публике не засветилась. Младшая сестра редко в свет выходит. Как ее зовут, Еся запамятовал.
 
Семья Морановых спонсировала школы магии, обеспечивая детям бесплатное питание, устраивала благотворительные концерты и ярмарки, основала три приюта для сирот и каждый год выделяла несколько сотен килограммов серебра для сетки от навьих над городскими мостами.
Елисея узнали. Посетители перешептывались, с опаской поглядывая на труп уршурника. Еся свалил добычу у стола, сел, игнорируя пронзительный батюшкин взгляд, вытянул из серебряного кольца льняную салфетку и с глухим стоном замотал ею кровоточащую ссадину на тыльной стороне ладони. Ссадину он получил уже в честной битве — пряжкой от портупеи, когда с боем сдирал с упирающегося лепрекона его сценический костюм.
— Устал, — доверительно «признался» ведьмак, обращаясь к Морановой.
Та сверкнула глазами, Елисей был готов поклясться, что в них была усмешка. Кажется, ведьмак развлек ведьму. Это хорошо, это по плану. Зато отец пылал негодованием:
— Это что за…?!
— Я с Дежурства, — Еся кивнул, сложив губы в усталую, но удовлетворенную улыбку.
— Тебя исключили из Дозора! Три дня назад!
Что ж, следовало ожидать. Чему тут удивляться? Отец так зол, что даже не постеснялся спалить сына перед потенциальной невесткой.
— Можно убрать ведьмака из Дозора, но нельзя убрать Дозор из ведьмака, — Елисей схватил стакан, шумно захлюпал, пуская воду на рубашку.
Ему обидно? Больно? Он пару лет в Дозоре не был, а новость ударила под дых. Вытер ладонью подбородок:
— Пойду. Отнесу его в Рату…
Елисей кивнул на труп и застыл, не договорив. Навий только что лежал не так. Вот та лапа… была подогнута. А теперь… Лапа шевельнулась.
Воскрешение уршурника стало кульминацией и без того интересного вечера. Навий пронесся по залу, попрыгал по столам, взвывая от прикосновения столового серебра, и взвился на стену. Зашипел, готовясь выпрыгнуть в открытое окно, лязгнул окровавленными клыками на подобравшегося ближе охранника.
Вспомнилось давно забытое, из курса по пещерным тварям: гниловики или уршурники могут часами притворяться мертвыми, даже специальную жидкость выделяют.
— Навь левая! — выругался Елисей на бегу, устремляясь за нечистью.
И чего хотел? Поймать? После двух лет сытой жизни без специальных тренировок, стрельбы и жестовой магии?
И все же тело помнило. Ведьмак обнаружил, что стоит одной ногой на столе, второй на пустом стуле, опершись на макушку пожилой дамы и подняв в воздух правую руку. Ладонь была пуста. И ножны на портупее — тоже. На стене подыхал пришпиленный серебряным «жалом» уршурник. Попал, значит, бывший дозорный. Не безнадежен.
— Пардон, — сказал Елисей, убирая ладонь с головы дамы.
Старушка негодующе щелкнула острыми зубами. Оборотень. Скандалу — быть. За спиной Еси Роман Евстафьевич с громким вздохом полез в карман за чековой книжкой. Перфоманс удался.
… Елисей в который раз убедился, что самой мощной и непреодолимой магической силой на свете обладают… деньги. Через несколько минут загаженный останками нечисти угол был отгорожен, а в качестве извинения на каждом столике появились бутылка дорогого вина и блюдо с Алтазанскими устрицами во льду. Даже старушка-оборотень, чью напудренную прическу Еся нечаянно смял до блина, сменила гнев на милость.
Отец уехал, устало погрозив кулаком, мол, поговорим еще, дай срок, и разговор приятным не будет. Елисей переоделся в туалете отеля, упаковал костюм и остался поджидать Изю у входа ресторана. И не только Есю. Она ведь клюнула. Выйдет.
 
Мимо прошли дозорные с трупом уршурника в посеребренном мешке. Кивнули, поздоровались, переглянулись украдкой. Один подошел. Еся откровенно раскрыл старшине дежурной дюжины, химеру Толли Сагусу, свой хулиганский поступок: и где дохляка брал, и как потом его нечаянно укокошил. Сказал, что на отца разозлился. И не солгал почти. Сагус посмеялся в усы, выписал штраф и неожиданно сказал: