Сидящее в нас. Книга первая (СИ)

– Конечно, боюсь, – проворчал Шамек, надувшись. – А ты как хотела? Представь только, я уже разомлел в предвкушении… 
– Не смогу представить, – поспешно оборвала его Таюли, не сдержав улыбки. – Я никогда не млела в предвкушении. 
– Что, ни разу? – опешил поэт, мигом позабыв про душевные муки. – Не так уж и юна, – приценился он к гостье взглядом знатока. – Лет двадцать уж точно есть. Иные в твои годы детей имеют. Что, вправду ни разу? Ах, да! Прости, не сообразил. Вы же… как это… Ну, словом, вам это ненужно. Ах, какая жалость! Бедное дитя! – красочно посочувствовал Шамек, и по его щеке поползла слезинка. – Толком и не пожив. Не изведав всей сладостной полноты жизни… 
– Достопочтенный, – хитренько сощурилась Таюли. – Ты что, меня соблазняешь?  
– Соблазняешь? – поэт с маху налетел на её вопрос, будто на стену. – Пожалуй, что так, – растерялся, было, он, но вдруг расхохотался: – Рассказать кому, решать, что сбрендил! Обольщать демона! Это я тебе скажу!.. 
Они ещё поболтали и посмеялись, хотя Таюли и покоробило при мысли, что смерть двух девушек просвистела мимо души поэта птичкой, хвостик которой он не запомнил. Да, этот паразит обожал себя так пламенно и всеохватно, что на любовь к прочим существам его просто не хватало. Надо думать, он вполне искренно огорчился гибели любимец. Но их судьба играла тут самую последнюю роль: это он понёс потерю, это его напугали и расстроили. Это он чуть не умер – что там какие-то чужие жизни, когда тут такое творится?! 
И все пути ведут по собственным следам... Возможно, такому, как Шамек, трудно не прощать наплевательство на чужую жизнь – раздумывала Таюли, любуясь, как он разливается перед ней театральным певцом. Нет, она бы ни за что не стала иметь с ним дело! Хотя ей симпатичен этот очаровательный негодяй с отнюдь не злым сердцем. 
Какие встречи ей дарит судьба с тех пор, как она отправилась шляться в демонских няньках! Где бы она ещё познала стольких людей не просто из окошка комнаты в доме мужа. Или на рынке, прохаживаясь под присмотром компаньонок, зорко оберегающих хозяйскую жену от происков соблазнителей. 
Шамек оказался настолько крепким на сердце засранцем, что самолично вышел проводить мистических гостей, позабыв, как умирал от горя. Он почтительно поддерживал под ручку ту, что ещё час назад наводила на него ужас, и стрекотал хором цикад. Он цвёл улыбками и строил ей глазки, выводя на двор, где… 
Сразу три щупальца запеленали его в пламенный кокон! И через несколько мгновений швырнули на землю обгрызенной костью. Немногие провожающие остолбенели. Таюли, за которой шлейфом волочился заспанный Улюлюшка, обалдела. Прийти в себя ей не дали – домочадцы Шамека только и увидали, как те же щупальца захватили её с мальчишкой, взвились под небеса и умчались полыхающей кометой. А она успела заметить совершенно хладнокровное лицо Даймара, проводившего её пристальным взглядом.
– Ты по всякому злишься, когда так злишься, – в сотый раз попрекнула её Челия, бодренько топая рядом. 
Таюли и в этот раз не ответила, но больше от вредности, чем злясь: у неё давно уже отлегло от сердца. Выходка этой демонической парочки – ЗУ и дурочки – чувствительно выбила её из колеи. Но слишком долго сердиться на паразитов она не умела. Это и нелепо, и бесполезно.
– Вот сама не знаешь, а выделываешься, – бубнила на ходу Челия самым взрослым своим тоном. – А я видела. А ты не видела. Потому, что тебя там не было. А я была. 
– Где там? – не поняла Таюли.
– Так говорю же: под домом. Ну, как там, где мы выкопали Улюлюшку. 
Тот снова сидел на щупальце в ногах у няньки под плащом и что-то усердно расковыривал. Услыхав о своей былой темнице, он мигом запахнул плащ и запричитал очередное фыр-фыр-фыр.
– Видишь, как ему страшно? – трагически провыла Челия, тыкая в дружка пальчиком. – А тому, думаешь, не страшно было? А ещё и больно. 
– Почему больно? – пыталась сосредоточиться на её упреках нянька. 
– Конечно, когда кожу сдирают. Тебе, небось, тоже бы стало больно. 
– Какую кожу?! – опешила Таюли, чуть не сверзившись с демона. 
 
– Так обычную. Кожаную. Знаешь, как он мучился? 
– Так! – шикнула нянька и спрыгнула со щупальца, увлекая за собой шмякнувшегося на землю Улюлюшку: – Немедленно объясни всё толком! 
– О! Какая же ты непонятливая! – закатила глазки и затрясла перед собой руками демонюшка. – Я же объясняю толком: он велел сдирать с него кожу. С живого. И не сразу, а долго. 
– С кого с него?
– Так с того парня, что висел под домом. Ну, там у них в подземле. Вот там он и висел. Это он велел, чтобы его наказали.
– Кто он? 
– Так этот твой поэт. 
– Шамек? – застряло в горле Таюли обмершее сердце. – Не может быть.
– Как не может, когда Даймар сказал?! – возмутилась Челия и топнула ножкой: – Я тебе, что ли совсем уже дурочка? Я же помню, что спросить надо, как лучше. Ну, чтобы опять неправильного не натворить. 
– А что ты делала в том подземелье? – мигом пришла в себя Таюли при упоминании племянничка Шамека. – Там сыро, так что ЗУ там вряд ли понравилось. Как ты туда попала? 
– С Даймаром, понятно. Чего мне туда самой лезть? Он сказал: пойдём, чего-то покажу. А мне же интересно, что там ему так интересно? Сыро – это, конечно, мерзость. Но мы с ЗУ потерпели. Там недалеко было идти. Ну, вот, пришли, а там это. Парня без кожи пришлось сразу пожалеть. Он сильно мучился, а умереть пока не мог. У него ещё немного кожи ободрали…
– Не надо, – попросила Таюли, борясь с тошнотой. 
– Потом я нашла двоих, что его обдирали. Смешные такие! Думали, что я за дверью их не найду. Потом Даймар и говорит: это его дядька повелел ободрать. Он только придуривается, будто хороший. И тебя обманывает. А на самом деле вон, какое дерьмо сволочное. Сейчас этого повелел ободрать, а потом и мою няньку прикажет. Я же не могла ему позволить! – упрекнула непонятливую няньку Лиата. – Я быстренько глянула, нашла тебя, а ты уже с ним идёшь. И он тебя лапает умордище дерьмовое! Что же мне, терпеть было? Ну, чего я опять неправильно сделала? Знаю же, что неправильно. И ЗУ знает. 
– Погоди, – взмолилась Таюли, бессильно опустившись на недвижное щупальце рядом с набычившимся Улюлюшкой. – Я сейчас. Я… Челия. Солнышко моё. Давай вместе подумаем. Вот Даймар тебе показал… Ладно, он тебе сказал, что Шамек велел замучить того парня, так? 
– Ага, – насторожилась демонюшка, отодвигаясь от собственного щупальца, будто тому могло взбрести в голову предать хозяйку. 
– Но, ты сама не видела, как Шамек приказал его мучить? 
– Откуда? – удивилась девчонка. – Я же сначала в деревню летала. Охотиться. Потом в другую, потом Шамека напугала, – добросовестно перечисляла Лиата. – Потом от тебя пряталась, чтобы ты не сердилась. Когда мне было? 
– Но, Даймару ты поверила? – вкрадчиво поинтересовалась нянька. – А почему ты его словам поверила, а в невиновность Шамека не поверила? 
– Ну, мы же с Даймаром вместе пришли, – не поняла, чего от неё хотят, бестолковушка.
– А ты хорошо слышала, что думал Даймар, когда рассказывал о дяде?
– Конечно хорошо: он плохо о нём не думал. Думал, что дядька у него дурак. Что-то там ещё про поместье. Про то, что оно развалится скоро. Он на Шамека не злился, чтобы хотеть убить. А почему ты думаешь, что верить нужно было Шамеку? Он мне не нравится. Я из-за него плохо поохотилась. И тебя опечалила. Я не люблю тебя печалить. 
– Понимаешь, – Таюли решила довести дело до конца. – Я думаю, Даймар тебя обманул. Когда он пришёл, чтобы рассказать о… твоей неправильной охоте у Шамека, я ему сказала, что тот от страха ненадолго умер. А ты его оживила. И Даймар не обрадовался, что его дядя остался жить. Ты не знаешь, кто приказал мучить того парня. Даймар ведь об этом не думал? 
 
Челия уверенно замотала головой.
– Он мог свалить на Шамека чужую вину, зная, что демон накажет его за злодейство. То, что Даймар думал о поместье, это подтверждает. Возможно, он хотел, чтобы дядя умер, а поместье досталось ему.