Боевой маг (СИ)

Я все это знаю точно. Ведь очень долго я сам являлся частью Леса, отдавал ему свои чувства и эмоции - себе оставлял только ярость.
Ярость – вот что движет всеми ночными зверями. И чем она сильнее, тем скорее обратившаяся в ночного обитателя Леса душа из крохотной зверюшки превратится в Зверя. Но и тот – не предел для роста. Дальше, в самой чаще, куда никогда не проникали охотники – и уж во всяком случае, не возвращались оттуда живыми – обитают те, кого опасаются даже Звери.
Так вот, Хорки, я не помню, как долго бегал ночами по Лесу, пытался выплеснуть на кого-нибудь свою ярость. Но помню, как впервые увидел в лесу ту девочку.
Это странно: я знаю, что встречал в Лесу людей и до нее, убивал их – и охотников тоже. Не помню, скольких я убил – много. Но при встрече с девочкой моя ярость схлынула… и Лес позволил мне вспомнить: другого ребенка с такими же белыми волосами, с похожими ямочками на щеках, которого я когда-то обнимал, носил на руках – гибель которой и служила основным источником моей ярости.
Тогда я снова убил. Но не девочку. Разорвал на клочки тех ночных зверей, что посмели к ней подойти.
Лес меня за это не наказал. Кажется, мой поступок пробудил в нем любопытство.
Девочка бродила по Лесу до самого утра. Под моей защитой. Унесла с собой пучок ярких цветов.
И вернулась снова. Не знаю, через сколько дней - я не считал. Но ждал ее. И дождался. Я следил за ней и убивал всех, кто осмеливался явиться в тот участок Леса, по которому она гуляла.
Не знаю, почему тот ребенок очутился в Лесу ночью впервые. Но все последующие разы девочка приходила уже с определенной целью – за цветами. И уносила их с собой столько, сколько позволяли силы.
А однажды она явилась в компании взрослых мужчин.
Но ушла одна. Понимаешь, пусть я тогда еще не стал Зверем, но силы мои росли стремительно, с каждой одержанной победой – и над пришлыми, и над ночными зверями.
Чужаков на своей территории я терпеть не собирался. Мужчин я убил. Уже следующей ночью души спутников девочки стали частью Леса.
После этого девочка долго не приходила.
Я ждал. Хотел увидеть ее снова - ведь без нее меня не посещали воспоминания. Я погружался в пучину ярости. Кружил по ночному Лесу, убивал, становился сильнее… но продолжал ждать.
И однажды я отправился ее искать.
Ты говоришь, Хорки, что ночные звери не покидают Лес. Ты ошибаешься. Они делают это, если у них есть причина.
У меня причина была.
Деревню девочки я нашел без труда. И дом на ее краю, почти у самого Леса. Он находился совсем близко к той территории, на которой я безраздельно властвовал.
Девочка была в доме – я чувствовал это. Но заходить туда не стал. Потому что столкнулся на пороге с женщиной – хрупкой, остроносой.
Она не закричала. Думаю, она остолбенела от испуга.
Какое-то время мы с ней разглядывали друг друга. Потом я развернулся и ушел. Я не убил ее. У меня не возникло такого желания: не моя территория, не Лес – возможно поэтому.
А следующей ночью девочка снова пришла за цветами. Ее возвращение вернуло мне воспоминания – о той, другой, моей. Я радовался им. И с еще большей яростью набрасывался на всех, кто посягал на мой участок Леса, привлеченный появлением там человека.
Под утро, когда провожал нагруженного охапкой ночных цветов ребенка, снова увидел остроносую женщину. Она встретила девочку, обняла. Кажется, она плакала.
Потом, когда девочка ушла, женщина не сразу последовала за ней. Она подошла к деревьям, поклонилась. И сказала:
- Спасибо, Зверь, что уберег сиротку. Я буду встречать ее на этом месте. Всегда. И если ты захочешь отобрать ее жизнь – не делай этого. Возьми мою. Очень тебя прошу.
Она встречала девочку каждый раз, когда та возвращалась из леса. Иногда что-то приносила, оставляла на плоском камне – пироги, посуду с молоком… Я все это рассматривал, но не трогал – к тому времени мой голод могла утолить только кровь.
Я ее получал. Ежедневно. Становился Зверем.
И стал им – понял это, когда на запах девочки явился другой такой же, как я, страж Леса – Зверь. Я убил его. Не без труда. Но моя ярость, усиленная обрывками воспоминаний, помогла мне.
 
Так продолжалось не день, не год. Я убивал, она собирала цветы. Цветы ночного Леса ценятся у скупщиков в городах – должно быть, к тому времени девочка и ее опекуны, кто бы они ни были, стали состоятельными людьми. Но я об этом не думал: наслаждался обрывками воспоминаний, что дарили мне визиты уже не ребенка - девушки, провожал ее до того места, где ее ждала припорошенная сединой остроносая женщина.
Все закончилось, когда девушка снова пришла в Лес не одна.
Ее спутник – тоже молодой, примерно ее возраста, не выпускал ее руку, не отходил от нее ни на шаг. Я не убил его. Не смог проделать это, как обычно: не на ее глазах. И парень стал являться вместе с ней каждый раз.
Возможно он и вызвал недовольство Леса.
Когда парочка появилась в ночном Лесу в пятый или шестой раз, я почувствовал вторжение на мою территорию противника.
С подобным мне до тех пор не приходилось сталкиваться. Но я-часть Леса знал об их существовании – такие, как он хозяйничали в глубине Леса.
Я понимал, что ярость пришельца превосходит мою. Это был уже не Зверь – кто-то более сильный. Охотники и люди не встречали таких ночных зверей и не придумали для них название.
Я настиг его, когда он подходил к людям. Он не таился – знал, что убежать и спрятаться от него невозможно. И не ждал сопротивления. Волны его ярости расходились по округе, заставили девушку и ее кавалера замереть на месте.
Такого страха на ее лице я раньше не видел.
Он и придал мне сил. А решительности у меня и до того хватало.
Я бросился на пришельца.
На виду у людей.
И одолел его.
Не буду тебе рассказывать, чего мне это стоило. Скажу лишь, что впитав чужую ярость, понял, что не просто лишился сил – если бы не являлся частью Леса, решил бы, что умираю. Понимаешь, я упал, не мог даже пошевелиться.
Но был доволен. Не смог защитить ту, которую помнил, но спас эту.
Девушка и ее спутник ушли. Обошли меня по дуге, убежали.
Я лежал, дожидался рассвета. Знал, что исчезну днем, но сомневался, смогу ли появиться следующей ночью. Как отреагирует Лес на мой поступок?
Но утра не дождался.
Шаги я услышал давно. А потом открыл глаза и увидел женщину – ту самую остроносую, теперь совсем седую. Не представляю, как она смогла пройти так далеко в Лес. Хотя… возможно моя битва с обитателем чащобы распугала всю мелочь – некому было нападать на старуху.
Она подошла ко мне, упала передо мной на колени и долго-долго о чем-то говорила. Я не прислушивался к ее словам. Помню, за что-то благодарила меня.
Быть может, женщина была сумасшедшей. Не знаю.
Вопрос, который задал ей Лес, услышал и я. Он спросил, не хочет ли женщина спасти меня ценой своей жизни. Согласна ли она занять мое место в шкуре ночного зверя.
Я не сомневался, что Лес разумен. Но тогда он впервые при мне заговорил.
***
- И что она ему ответила? – спросил я.
- Согласилась, - сказала Мираша. – Больше ничего не помню. До того, как очнулся утром в лесу. Вот таким: в теле старухи. Я вспомнил всю свою жизнь – прошлую. В памяти оставались и воспоминания женщины – они исчезли из теперь уже моей головы примерно через сутки. А то, что я знал и видел, будучи частью Леса, забыл почти сразу – все, кроме того, что было так или иначе связано с бродившей по ночному Лесу девочкой. Не буду тебе рассказывать, Хорки, какой это ужас стать женщиной-человеком после того, как почти сорок лет прожил мужчиной охотником. Как это – столкнуться с брезгливым, презрительным отношением окружающих, помня о том, что раньше тебя уважали, а кто-то и восхищался тобой. И как странно и неудобно терпеть боль и самому лечить недуги, не имея возможности исцелить себя обращением. Думаю, ты и сам начинаешь это понимать.