С чем вы смешиваете свои краски? (СИ)

— Сам куплю соль и засолю, — пообещал я и, взяв деньги и сетку, отправился в магазин.
Иду себе весь такой в печали, что наш улов не был оценён, свернул за угол и чуть не сбил с ног мужчину.
— Ишь ты! Шустрый какой! — перехватил он меня, чтобы я по инерции не улетел в крапиву.
Поднимаю голову и узнаю Аниськина! Потом сообразил, что это никакой не Аниськин, да и фильма ещё такого нет. На самом деле это артист Жаров Михаил Иванович.
— Ой, здрасте, — всё же отреагировал я, чем насмешил мужчину.
— Здравствуй, здравствуй, ты у нас чей?
— Свой собственный, — ответил я фразой из «дяди Фёдора». — Во-о-он зелёная калитка, это наша дача. Приходите вечером на бабушкины пироги, а я вас за это нарисую.
Жаров расхохотался до слёз.
— Подумаю, — не стал он ничего обещать, и я двинулся дальше в сторону магазина за солью.
На самом деле я не ожидал, что он зайдёт в гости, слишком уж сумбурным было моё приглашение. Даже бабушке ничего не стал рассказывать о встрече. А Жаров возьми и приди.
— Эй, хозяева! — поклацал он калиткой. — Есть кто дома?
— Есть-есть! — обрадовался я. — Бабушка, к нам гости. Дед, сиди, я сам встречу.
— Да это же… — первым узнал артиста дед и поспешил представиться.
Михаил Иванович меня сразу сдал.
— Вот малец обещал нарисовать, если приду на пироги.
— Он такой, намалюет, — подтвердил дед мои слова.
— Как же человек кушать будет, если ты его своими глупостями станешь отвлекать? — немного повозмущалась бабушка.
— Ничего, как-нибудь.
Вечернее чаепитие перенесли на веранду. Пока стол накрывали, я свои художественные принадлежности принёс. Набросок карандашом сделаю быстро, а о полноценном портрете с Жаровым придётся договариваться отдельно. Надеюсь, он согласится.
Взрослые за столом затеяли беседу на тему того, как кто долго здесь на даче живёт. Михаил Иванович быстро выяснил, что наша семья к театральному обществу отношения не имеет, дачу приобрели пять лет назад, но толком ни с кем из соседей не знакомы. Зато мой рисунок Жарова сильно удивил.
— Хорошо мальчик рисует, — заметил он. — Будешь дальше учиться?
— Он уже отучился, — отмахнулась бабушка. — Картины в Манеже выставляли.
Не знаю, поверил ли ей артист, зато пригласил нас к себе через день отобедать, когда жена с дочерьми приедет.
— Федя, ты не помнишь, как жену Михаила Ивановича зовут? — пристала бабушка к деду, как только Жаров ушёл. — Красивая такая артистка.
— Не помню.
— Ну как же, они ещё с Михаилом Ивановичем в фильме «Воздушный извозчик» играли.
— Людмила Целиковская, — вспомнил я.
— Правильно, — похвалила меня бабушка. — А отчество какое?
Про отчество я ответить не смог. Зато решил, что можно начать делать коллекцию портретов актёров и на встречу с соседями взять свой рисовальный альбом. Хотя наличие детей, вернее, двух девочек, меня немного смущало. Старшая, по словам Михаила Ивановича, моего возраста, а младшей Елизавете почти десять. Дадут ли они мне художеством заниматься?
В назначенный день мы, нарядные, с полной корзиной пирожков со сладкой начинкой, отправились в гости к Жаровым. Их дача располагалась на параллельной улице, неудивительно, что раньше мы не пересекались.
— Добрый день, — первой поприветствовала бабушка тех, кто высыпал нас встречать.
— Это Майя, — представил Жаров супругу и дальше дочерей: — Аня, Лиза.
Мы тоже назвали имена и переглянулись между собой. Зря имя Целиковской вспоминали, у Жарова другая супруга. Женщина, безусловно, симпатичная, но я бы предположил, что она младше супруга вдвое. Примерно как мои родители. Уже за столом Михаил Иванович обмолвился, что Майя Гельштейн его четвёртая супруга. И разница в возрасте у них действительно большая. Жаров был на несколько лет старше моего деда.
У нас сразу возникли доверительные отношения с этим семейством. Майя Элиазаровна была художницей. Моё творчество она сразу оценила. И общие темы для разговоров у нас нашлись. Собственно, и у деда с Жаровым, и у бабушки с дочерьми этого семейства.
Теперь каждый вечер мы проводили совместно. То они у нас, то мы у них гостили. Днём, если была хорошая погода, могли дружной толпой выдвинуться на Клязьму. Это были искренние и открытые люди. Майя супруга любила и уважала. Он же в «своих девочках» души не чаял. Позже, когда ему пришлось уехать по делам театра, Майя рассказала бабушке, я случайно услышал (ну хорошо, да, подслушивал) про то, как много Михаил Иванович сделал для их семьи.
 
Когда началось следствие по знаменитому «делу врачей», родителей Майи в 1953 году арестовали. Тогда-то Жаров и проявил себя как человек с большой буквы. Каяться, что не проявил бдительности, он не стал. Когда члены партбюро проголосовали за то, чтобы его освободить от обязанностей секретаря, Жаров просто молча покинул комнату. Об этом стало известно в театре. Многие перестали здороваться с Михаилом Ивановичем, а какие-то хулиганы изводили их телефонными звонками.
— Сейчас эти приятели к нему лезут, руки тянут, — с горечью в голосе произнесла Майя. — Но нам лучше здесь, на даче, подальше от тех лицемеров.
А потом приехал Алексей и мои каникулы закончились.
  
Глава 19
 
До вылета оставалось три дня, дядя Вова лично проверял, что и как готово. Мне заранее пошили костюм. Я его ещё раз примерил, показал, что всё в норме, брюки не короткие, рукава тоже. Белых рубашек с длинными и короткими рукавами я взял четыре штуки и ещё повседневных разной расцветки и запасные брюки. Маман, между прочим, долго возмущалась тому, что «ребёнок летит один». Никого из родителей со мной не отправляли. Полковник считал, что я парень вполне самостоятельный и мне хватит сопровождающего переводчика. Подозреваю, что он из КГБ, поскольку все в курсе, что мой английский безукоризненный и переводчик как таковой не нужен.
Закончив проверку личных вещей, пакуемых в чемодан, полковник извлёк из папки мой загранпаспорт, я расписался и документ был снова убран. Подозреваю, это был первый и последний раз, когда мне дали его подержать в руках.
Кроме вещей, я брал с собой этюдник (специально новенький купили) с полным комплектом красок и к нему коробку грунтованных картонок разных форматов.
Показательное выступление того, как я рисую космос, устроил отдельно для дядя Вовы чуть позже, в мастерской. Активно используя мастихин и сухую кисть, минут за пятнадцать я изобразил некое подобие луны или другой планеты с кратерами на фоне космоса. После побрызгал кистью с белилами, обозначая скопления звёзд, и показал работу.
— Годится, — одобрил комитетчик. — Так и будешь демонстрировать посетителям выставки.
Последний разговор состоялся за день до вылета.
— Сашка, не исключены провокации. Будь готов к чему угодно и не подведи меня.
— Не подведу, — пообещал я.
— Даже если начнут кидать помидорами и тухлыми яйцами в картины, не реагируй.
Представил себе, как кто-то заходит в галерею с тухлым яйцом в кармане, и еле сдержал смешок.
— Далее. Три дня ты находишься на выставке. Предположительно, будут журналисты, возможно телевизионщики. Но не обещаю, смотря как публика заинтересуется твоей выставкой.
Угукнул, не возражая.
— На четвёртый день придёт англичанин и предложит тебе посмотреть столицу.
Мои брови поползли вверх. Чё, серьёзно?
— Ты соглашаешься и в сопровождении Сергея Дмитриевича идёшь смотреть город, — полковник замолк.
— А дальше? — не понял я сути своего задания.
— Все инструкции по месту.
— И как я пойму, что это тот англичанина, а не другой? — не догонял я. Где пароль про «славянский шкаф» и прочее?
 
— Никакой больше информации, всё узнаешь на месте, — категорично отказался что-то пояснять дядя Вова.
Ох и провалю я им все явки и пароли с такими исходными данными. Вообще-то не верилось, что КГБ на полном серьёзе поручит что-то делать двенадцатилетнему пацану. Оставалось надеяться, что прикреплённый ко мне переводчик знает больше. С ним я познакомился уже в аэропорту. Маман провожать не поехала. А отец довёз на машине, инструктируя по пути не хуже комитетчиков. Мол, там сплошные капиталисты и угнетатели человека человеком. Я как пионер должен нести высоко знамя… бла-бла… Пообещал, что понесу и не опозорю.