С чем вы смешиваете свои краски? (СИ)

Говорили, что больше всего потеряли на обмене криминальные авторитеты, хранящие воровскую казну именно в этих купюрах, но по мне так этот «каток» проехал по всем. Особенно по людям, находившимся в командировках и в больницах. Они физически не успели обменять деньги. Больше всего бесило, как Павлов за несколько дней до реформы во всеуслышание заявил, что ничего не планируются. А затем оба-на! Шок во всей стране. Люди, имеющие серьёзные накопления на сберкнижке, могли снять не более пятисот рублей в месяц. Карета превратилась в тыкву.
На этом фоне реформа Хрущёва выглядела гуманной. Народ с мая месяца знал, что случится. Единственное, о чём не догадались, что мелкие монеты не сразу изымут из обращения и какое-то время они будут в ходу. Бабушке я посоветовал собирать пятачки. Она отмахнулась, не поверив в мои предсказания. Я же себе небольшую копилку устроил. Собственно, у нашей семьи было хорошее обеспечение, но небольшая жадная жаба сподвигла меня на этот дело. Скрутив из плотной картонки цилиндрик, я сделал себя копилку. Вдруг чего приобрести понадобится или то же мороженое купить, пусть будет.
Поддавшись всеобщей панике, я попросил приобрести художественных материалов с запасом. Пока масляные краски не сильно разбирали, но кто его знает? Пусть у меня будет небольшой склад. Дома моя комната пропиталась насквозь запахом скипидара, красок и вернисажного лака. Маман слегка морщилась, но молчала. Мне самому казалось, что я весь пропах характерным ароматом. По-хорошему, мне бы мастерскую свою, но кто её даст? Мастерские сейчас имеют члены Союза художников, и то самые-самые. В стране острый дефицит жилья и выхлопотать помещение для мастерской невероятно сложно.
К концу года у меня накопилось приличное количество работ, которые я никому не дарил и не разрешал маман развешивать по стенам по той причине, что в мае месяце меня ждало участие в традиционной забаве всех художественных заведений, называемой «Просмотр». Просмотр – это нечто! Это особая атмосфера, предвкушение, ожидание и азарт.
Студенты выгребают все свои работы, выполненные в течение семестра, срочно дорисовывают, доделывают, истерят и надеются произвести хорошее впечатление. Для этого рисунки облагораживаются в паспарту, наброски прикрепляются на большие картонные листы. Живописные творения обретают подобие рамок из реек или просто тонких, миллиметров пять шириной полосок бумаги, наклеенных по периметру холста.
Далее все эти «шедевры» развешивают в аудиториях. На такой случай давным-давно закреплены трубки под потолком, за которые нужно крепить экспонаты. Работ у каждого студента накапливалось приличное количество. По этой причине в одном помещении вывесить своё творчество могли от силы пять-шесть студентов. Таким образом весь этот бедлам с просмотром растягивался по всем возможным аудиториям.
Порой до середины ночи продолжалась эта катавасия, чтобы на следующий день преподавательский состав выдвинулся оценить этот самый «просмотр». Естественно, что просматривали один только курс. На следующий день история повторялась для другого курса.
Моё участие в проверке оговаривалось заранее. Невольно я разволновался, разнервничался, сам не понимая почему. И ведь видел, что многие мои работы были сильнее студенческих первого курса. Впрочем, были и сыроватые. Мне не хватало времени закончить их на занятиях. Алексей, заметив моё настроение, всячески успокаивал. К тому же он взял фотоаппарат, чтобы запечатлеть меня и работы. Предполагаю, что для отчёта. 
Как потом оказалось, дядя Вова согласовал с Модоровым и мне всё же поставили оценку по отдельной ведомости. Забегая вперёд, скажу, что по живописи получил «отлично», а по графике «хорошо». И это был серьёзный успех, ведь оценивали меня без дураков, не делая снисхождения на возраст. Нигде в прессе меня не похвалили, но на то были свои причины. Я не обиделся. Мне хватало тех комплиментов, которыми одаривала родня.
Дядя Вова пришёл домой с поздравлениями. Грамоту принёс за успехи в учёбе. Он, кстати, уже полковника получил (Алексей обмолвился). Я со своей стороны комитетчика тоже поздравил. И вот такие мы довольные друг другом стали строить планы на лето. Мне предложили Кавказ в составе группы студентов института, убывающих на пленэр, и я согласился.
 
Больше времени «взрослые» потратили на подготовку. Меня не коснулось то, где закупали консервы, крупы, как отправляли грузовик и обустраивали лагерь на месте.
Поездка сама по себе оказалась интересной и познавательной. Дружной толпой мы выгрузились из плацкартного вагона в Горячем Ключе. Стоянка была всего три минуты, мы весело и с шутками вышвыривали свои вещи, чтобы успеть покинуть вагон до отправления поезда. Палаточный лагерь располагался чуть дальше Горячего Ключа, на реке Псекупс. Условия что ни на есть первобытные, зато природа и прочие студенческие радости. Готовили всё сами, но меня эти дежурства не коснулись. Алексей тоже не дежурил по кухне, но был задействован на обеспечение лагеря дровами.
Утро у голодных студентов обычно начиналось с зарисовок того, как дежурные готовят на костре нам кашу. После преподаватель проверял работы, сделанные в предыдущий день. Карандашных набросков должно быть не менее десятка. Кто не успел, то как раз до завтрака набирал недостающее число. После собирались и дружной толпой шли на этюды. Здоровенный этюдник и раскладной стульчик (как у рыбаков) мне таскал Алексей. Студенты беззлобно подкалывали и шутили на этот счёт. По утрам над Псекупсом бывало стелился туман, и тогда я заменял масло на акварель. До обеда компактной группой рисовали в одном месте. Преподаватель ходил, делая замечания, поправляя и советуя.
Затем был обед и свободное время. Кто что хотел, то и делал. Могли уйти на этюды, могли спать завалиться, могли смотаться к местным за спиртным (это было запрещено, но втихаря пили). Потом ужин. Самое интересное начиналось в сумерках! Студенты же! Песни под гитару у костра, истории, обсуждение работ. В целом непередаваемая атмосфера художников на пленэре. Я как-то легко в неё вписался и искренне сожалел, что не могу закадрить весёлую хохотушку Ольгу Грачёву или признанную красавицу курса Нину Ракитину. Маловат ещё для флирта.
С удивлением я узнал, что нет знакомых мне бардовских песен, никто не поёт Высоцкого или Окуджаву. Студенческий фольклор пока не сложился. Наши горланили песни из кинофильмов «Кубанские казаки», «Весна на Заречной улице», «Картошку», любимого всеми «Мишку» или «Не кочегары мы не плотники».
Через две недели я возненавидел макароны, рыбные консервы и тушёнку. Мечтал о привычном комфорте и бабушкиных пирогах. Зато привёз в Москву много работ и воспоминаний. Показал это всё богатство родственникам и, загрузив багажник «Москвича», велел Алексею увозить на дачу. Дома для моих картин уже нет места. Какие-то натюрморты поприличнее маман оформила в рамочки, развесила по стенам. Что-то и из пленэрных с видами гор забрала оформлять, но такими темпами свободных стен в квартире скоро не останется.
Этим летом на даче я несильно надрывался. Много гулял, отдыхал. Дед к нам не смог приехать, но бабушка и Алексея неплохо запрягла. Невольно я сочувствовал молодому мужчине, у которого не осталось времени на личную жизнь. Сплошная служба и присмотр за юным гением. Хотя недовольным после бабушкиной стряпни Алексей не выглядел. Иногда мы брали лодку, катались по Клязьме, купались, загорали, ловили рыбу (мало той рыбы было). У меня были каникулы и я их использовал по полной.
Снова сентябрь. И уже третий класс.
 
Нас приняли в пионеры, весь класс и сразу осенью. Обычно перед седьмым ноября поощряют тех, кто хорошо учится. Отстающих принимают в пионеры весной на день рождения Ленина. В нашем классе таких не было. Рекорда отличников, как было на первом году обучения, не случилось, но и троечники отсутствовали. Удивительным образом я дал разгон для своих одноклассников, и они по-прежнему учились лучше параллельного класса.
Собственно, третий класс мне ничем особенным не запомнился. Учёба в институте стала рутиной как для меня, так и для преподавателей. «Моя» группа, те, с кем я провёл время на пленэре, считали, что я с ними учусь. По этой причине скакать между группами курса я перестал и немного изменил расписание. Теперь я ездил в институт три раза в неделю. Два с утра и один после учёбы в школе, попадая на занятия по композиции со своей группой. К удивлению преподавателей, я вместе со всеми взял курсовую, а по теории живописи написал работу «Линия горизонта в произведениях великих живописцев». Писал сам, а печатал Алексей на машинке, что стояла у отца в кабинете.