Семя скошенных трав (СИ)
И, перейдя на отеческий тон, посоветовал:
— Сынок, смени специализацию, пока не поздно.
Я с трудом поднял отвисшую челюсть. Я ещё пытался что-то объяснить. Ну как, говорил я, Хтиада с острова Сосен мог оказаться шпионом?! Он же ксенобиолог! Он дневал и ночевал в анатомичке или океанариуме Академии Наук, его, кроме животных Земли, почти ничего не интересовало! Он писал работу «Сравнительный анализ водных позвоночных Земли и Шеда — параллелизм в эволюции»! У кого он брал военные тайны — у скатов и акул? А ксенолингвист Грюлэ с Синего побережья — он откуда? Он же жил в библиотеке! Общался с нашими лингвистами, они сутками обсуждали способ обозначения действия в глагольной и неглагольной форме в языках Шеда и Земли, это что — важно для нашей обороны? А Лоа из Холодных Вод, ксенофольклорист? Что, в Старшей Эдде есть какие-то современные тактические разработки?
Ну да, ну шедми, предположим, на нас напали. Но эти ребята-то при чём? Они нам точно не враги!
Этот выслушал меня с миной почти брезгливой. И я об его взгляд запнулся, как о камень — а он сказал, этак поучительно и назидательно:
— Вы, Самойлов, ещё слишком молоды, не особенно умны и чрезмерно романтично настроены. Поэтому вас и завербовали так легко.
Я аж подавился.
— Что?! Завербовали меня?!
И он скорбно покачал головой:
— Да, да, вы даже сами этого не поняли, молодой человек. Видите: уже готовы защищать врагов перед представителями родных спецслужб, да ещё так истово… А ведь вы знаете: на Шеде убили наших дипломатов. И эти ваши, — он поставил указательными и средними пальцами в воздухе «иронические кавычки», — «учёные»… неужели вы думаете, что их пребывание здесь было таким уж невинным? Хорошего резидента вычислить тяжело, практически невозможно. Нам с вами очень повезло, Юлик, что шедми не получается полностью загримировать под человека — иначе нахлебались бы мы…
У меня щёки вспыхнули.
— Я вам не Юлик! — рявкнул я, само сорвалось. — И всё это — бред какой-то, чушь собачья!
И этот покивал, снисходительный к человеческим слабостям, как Будда.
— Это такая нетронутая наивность, что выглядит даже обаятельно, — сказал он. — Я не буду рекомендовать ФСБ ваш арест, Самойлов. Вы только оставите подписку о невыезде. И с вами ещё поработают — возможно, вы позже вспомните что-нибудь важное… Пока же — остынь, сынок, остынь. Не кипятись. И не бросайся словом «друзья», говоря о ксеноморфах.
Я из кабинета выскочил, как ошпаренный. Мне было стыдно, стыдно до нестерпимости — и я никак не мог понять, почему мне, а не… Что за идиотизм — стыдиться за людей, которые не имеют к тебе отношения! Да и стыд — как будто не очень к месту в этой ситуации. А вот поди ж ты!
Сразу из Этнографического Общества я поехал к Вере — больше было некуда. Отец работал на Ахоне, в биологической партии; связь еле-еле доходила туда раз в месяц. Маму таким разговором я бы только напугал до полусмерти. Оставались друзья.
И Вера превратилась в разгневанную валькирию, когда услышала всю эту историю.
— Да как же им в голову пришло?! — возмутилась она, сияя очами. — Они ТЕБЯ обвинили в шпионаже?!
Я кивнул:
— Почти открытым текстом.
Вера вскинула подбородок, стряхнув со лба монгольскую чёлку:
— Ну я им всыплю! Да я до их руководства доберусь! Я им такой большой террор устрою…
Я её обнял и чмокнул в ухо:
— Верка-Верочка, ну что ты развоевалась? Ещё не хватало, чтобы ты заступалась за меня, как за малую недоразвитую деточку! Это ужасно глупо, но, я уверен, они сами сообразят, в конце концов.
Но она решительно мотнула головой.
— Мало того, что на нас напали, — сказала она негодующе. — Мы ещё и друг на друга кидаемся… в такой-то ситуации! Знаешь, в те времена…
— Укромные, теперь почти былинные, которые ты изучала, — перебил я, прижимая её к себе. — Ага, кто не воевал, тот сидел, кто не сидел, тот трясся. А нынче у нас цивилизованное общество, ну — относительно, так что не будем сравнивать его с тоталитарной эпохой, уже давно ушедшей во тьму веков.
— Дуралей, — сказала Вера. — Дуралей и неуч. Даже спорить с тобой не буду. Ты у нас трогательное существо вне политики, Юльчик, кабинетный котик, тебя надо защищать — и даже не пытайся мне возражать. Я тобой займусь. И гадами, которые мешают тебе работать. И увидишь: пойдут клочки по закоулочкам.
— Верка, — сказал я. — Милая Верка. Если тебе уж так надо направить в благородное русло твою кипучую энергию — лучше займись моими ребятами-шедми, которых по-настоящему арестовали. Что с ними будет? Среди них — девчонка-фольклорист, чуть старше тебя. Их считают какой-то ужасной угрозой — а они просто…
Вера закрыла мне рот ладонью.
— Я попробую что-нибудь выяснить, — сказала она шёпотом. — Но тут — совсем другое дело. Они же тоже шедми. Их коллеги были мирные-мирные — и вдруг атаковали наши базы на Океане-2, без объявления войны. Прости, Юлька, мы не так хорошо их знаем, чтобы ручаться. Может, вообще не знаем. Пойми: одно дело — ты. Я тебя знаю насквозь, ты врать не умеешь, ты такой весь учёный-учёный, плевать хотел на всё остальное… а ксеноморфы… мы с тобой понятия не имеем, какое там может быть двойное дно. Пусть этим занимается КомКон, а? В конце концов, их же дело?
— Ты, наверное, права, — сказал я. — Комконовцы компетентнее. Но… ну, страшно мне за ребят… пока ещё спецы разберутся… Понимаешь, шедми же здесь совсем одни, мир им — чужой, слишком сухой, слишком жаркий, им даже просто от климата может не поздоровиться. Вокруг них теперь враги. Им может быть очень плохо и тяжело ждать, когда, наконец, всё разъяснится.
Вера привалилась ко мне, обняла, сказала тихо:
— Думаешь, я не понимаю, Юльчик? Всё я понимаю. Но что же делать, если случилась такая беда? Мы ведь не знаем, чем может закончиться этот ужас. Они уже убили сколько наших! Взорвали наши станционные постройки, уничтожили архивы — всю нашу работу на Океане-2, ты представь! Добивали раненых, говорят. Я понимаю, не твои коллеги… но ведь тоже шедми.
Душа у меня болела ужасно. Какая-то мигрень души просто, такая, что глаза слезятся от яркого света, корчит от громких звуков… Но женщина помогает. Женщины — они в принципе помогают, когда случается такой внутренний раздрай и ты не знаешь, куда бежать. Отогревают, по крайней мере.
Вот только ледяную занозу из души Верино тепло так и не вытопило.
И на следующее утро ВИД сообщил, что шедми, работавшие на Земле, ни много ни мало готовили дьявольски масштабную диверсию. Что мой друг Хтиада координировал действия диверсантов в Тихом океане, где шедми устроили базу боевых пловцов — а удары готовились на Дальний Восток, на Штаты и на нас, само собой. Но наша контрразведка уже перед самым кошмаром спасла человечество в последний момент.
Мол, шедми не только признались на допросах — они хвастались и угрожали.
Это была такая чудовищная дичь, что я растерялся.
Выход из всей этой вакханалии, паники и военной истерии я для себя нашёл один-единственный: набрался храбрости и связался со своим куратором из КомКона.
Куратор у меня был — сам Веня Кранц, супер, легенда. О его чутье ходили фантастические слухи. Говорили, что он начинал как этнограф, потом работал на Нги-Унг-Лян вместе с таким же легендарным Дуровым как агент влияния — и потом его перепрофилировали на Шед. Как спеца по очень непростым ситуациям, умеющего идеально выводить из любого конфликта.
И с шедми Кранц сошёлся мгновенно. О нём говорили как о чём-то абсолютном; шедми считали его своим. Я надеялся, что буду работать с ним, но не успел. Меня палкой загнали в архив, а он не позвонил.
В общем, я с ним связался. И он ответил не сразу, а вид у него был озабоченный и усталый.
— Юл, — сказал он раньше, чем я успел рот раскрыть, — мне сейчас очень некогда. Приезжай к трём в Космопорт, я буду ждать у терминалов — но не больше пяти минут, учти. Прости.
И отключился.
Разумеется, я прискакал в Космопорт галопом, за полчаса до назначенного времени. Мне было ужасно не по себе.