Сказ о Владе-Вороне (СИ)
— Который тоже не в своем уме? — многое Влад про него слышал: вера у византийцев была с иудеями общей, хоть и поклонялись вроде бы разным богам.
— Нет, с этим все сложнее. У иудеев не поделили власть два верховных демона, вот и бьются. Причем, если посмотреть внимательно, неизвестно, кто из них хуже: тот, что небо избрал, иль тот, который под землю ушел. Сам подумай: какой же нормальный бог станет у отца требовать принести в жертву единственного сына, дабы любовь свою доказать?
— Действительно, — согласился Влад. — Наши боги в сердце заглядывают и сразу все видят, им никаких доказательств не надобно.
— Потому как боги, — заметила лиса, — а вот демоны и прочие бесы в душах и сердцах читать не умеют, люди выше их во всех отношениях и, коли сила воли у них крепкая, любого искусителя в бараний рог согнут. Оттого и существуют вера и религия — чаще в отдельности друг от друга, чем вместе. И чем ритуалы сложнее, тем сильнее уверенность в том, что молятся люди именно демонью коварному.
«А ведь действительно, — подумал Влад. — Наши боги никогда не требовали ни храмов, ни служб особых. Это в Царьграде от церквей не продохнуть, а у нас выйди на утренней зорьке рассвет встречать, и вот он — Сварог, говори, сколь хочешь и о чем пожелаешь, напрямую, без жрецов и служителей».
— И чего б еще рассказать? — вздохнула лиса.
— Как Кощея освободить? — предложил Влад, хотя и знал, что не допросится.
Лиса лишь головой покачала:
— То тебе решать, никому другому.
— Где царство Моревны сыскать? — спросил Влад. — Кощея я и сам освобожу как-нибудь.
— И в лапах вороновых унесешь? — рассмеялась лиса. — Дураком не будь — чай, не Ивашка все-таки. Тебе бы пару товарищей, да только кто ж согласится человеку помочь, ежели не довлеет над ним воля царя Нави?
— Можно подумать, все те Иваны, которые до острова Буяна доходили и иглу ломали, выполняли его повеление, — усомнился Влад.
Лиса снова закатила глаза к небу, хвостом и головой качнула, проворчав:
— А еще говорят, ворон — птица мудрая.
— Я пока только слеток. Ну и?
— Ты же Кощея в деле видел, — упрекнула лиса. — Скажи, стал бы он гостя непрошеного терпеть? Прискакал на коне, пару раз рубанул мечом — и русского духа не осталось бы.
Влад головой покачал, задумавшись. А ведь верно. Никогда Кощей от поединков не бегал, а в сказках про дуб, сундук, зайца, утку, яйцо и иглу даже не показывался. Все как-то само собой происходило, и звери лесные Ивану помогали, хотя жили на землях навских и царя своего уважали-берегли.
— Но зачем тогда?!
— Чудак ты, человек, — ответила лиса. — У наших о том любому птенцу известно, а ты удивляешься, хотя и сам мог бы собственным умом дойти. Навь и Явь миры различные али как?
— Разумеется. Миров у нас три, и создают они единое целое — яйцо, а вместо желтка у него яблоко — Правь, Явь и Навь. Плавает оно в водах моря-океана безбрежного.
— Весна тогда в северных землях наступает, когда Зима умирает, — заявила лиса.
Влад аж остановился.
— Ты что же… хочешь сказать… — его аж передернуло. — Кощей в жертву себя приносит?
— Хочешь другое объясненьице? Дам, я не жадная, — повела хвостом лиса. — Как думаешь, почему правяне запросто в Явь и Навь не ходят, лишь в особенные дни появляются или по нужде?
— Неохота?
— Пфф… — произнесла лиса. — А из людей лишь избранные в Навь и Явь шастают, почему? И из всех многочисленными налетами-походами на Русь знаменит только Кощей?
— Но есть же существа, которые на несколько миров жить могут? Те же медведи, волки, лисы и зайцы, о птицах и говорить нечего. Грибы тоже до беседы охочи, особенно когда в лукошко идти не желают. А кроме них — русалки, домовые, сенные, банники, полевые, ненастники, мавки, лешие и остальное превеликое множество.
— Ты, например, — усмехнулась лиса. — Правда, ты — птица особая, разумом, силой и волей обладающая, во все миры летать способная, а то и за их границы. Наши твоего рождения все ждали и не могли дождаться. Что же иных мироходцев касается, то они либо нечисть, либо зверье, либо ученичье колдунское да ведьмовское. Кое-что умеем, знаем, можем, но силы почти нет. Люди к богам стоят ближе всех, но и они… так себе. Очень большая редкость, когда человек собственный дар в истинное благо оборачивает, а не старается ради себя и сиюминутных удовольствий или в помощь роду и общине.
— Разве так уж одно благо от другого отличается? — спросил Влад слегка обиженно.
— Частенько не совпадает, — отвечала лиса. — Вот, скажем, отыщет Иван-царевич шапку-невидимку, раскроет заговор против отца-батюшки, затеваемый ворогами его из числа бояр. Благо это?
Влад кивнул и добавил:
— И для страны, и для народа, и для самого царского рода.
— Так-то оно так. Ворог главный спал и видел, чтобы царевича на своей племяннице женить, а не на царевне заморской. Его планы Иван тоже походя порушил. Благо?
— Ну, наверное, — ответил Влад уже не так уверенно, — если царевичу заморская красавица больше по сердцу пришлась. А коли нет, то никто ему не мешал другую предпочесть.
— Не смыслишь ты в политике, — упрекнула лиса. — Ну да не о том речь. В общем, разоблачили заговор. Царь-батюшка остался править, всех злыдней наказал, а вскоре свихнулся на старости лет, собственного старшего сына убил и сам скончался. Сын следующий, Федор, умом невелик был, тоже долго не проправил, остался самый младший, отрок Дмитрий, так его и убили по-тихому. А на трон вообще Соловей-разбойник влез. Ну и что? Благо?
— Нет. А сам Иван?
— Так он же в Нави побывал, невесту добыл, ему Явь больше не мила стала. Год-два, десяток пролетело, и решили летописцы лживые отписать, будто умер он еще во младенчестве, дабы не смущать народ ненужной надеждой на его возвращение. Так-то.
Задумался Влад надолго, шел, ничего вокруг не замечая. Но то и хорошо: отступили мороки, а может, он сам их от себя отогнал, когда думать взялся, а не на болото глазеть.
— Откуда человеку знать, как быть должно?.. — прошептал он.
— Оттого и прячет Навь свои диковины от людей обычных. Вы ведь сердца свои не слушаете, лишь выгодой одной все измеряете: для себя, рода, государства. Только жизнь многогранна и множество оттенков имеет. То, что злом казалось, добром вывернуться способно, а добро — привести к паскудству и низости. Ключ ко всему — в груди бьется, но ведь даже ты пользоваться им не умеешь. Зачем идешь Кощея освобождать?
— Для себя, — ответил Влад не задумываясь. — Поскольку хочу учиться у него. Все равно мне, к чему это приведет — к добру, к худу ли. А кроме того знаю, что никто не должен в полоне томиться, страдания принимая. Даже будь Кощей злыднем распоследним, все равно я пошел бы его выручать, а он не злодей.