Сказ о Владе-Вороне (СИ)

Откушали. Лиса клубком свернулась, голову на лапы положила, а нос длинный кончиком хвоста укрыла, но глаз не сомкнула — наблюдала пристально. Влад же пух и перья отдал ветру — зачем-то те ему понадобились, а кости и все, от куропатки оставшееся, закопал в сыру землю. Поднялся он, поклонился низко на все четыре стороны, молвив:
— Спасибо тебе, дедушка, за хлеб-соль и разговор вразумительный. Пора мне.
— Погоди, — хмыкнул Леший, вместе со своим пнем возникнув из-под земли. — Сокол мой ясный.
Влад потрясенно воззрился на него, бровь выгнув совсем как Кощей, когда желал показать удивление. Подобного обращения он точно не ожидал, а от Лешего — особенно. Тот же, оценив оторопелый вид, зашелся свистом, уханьем совиным да хохотом.
— Видел бы ты себя сейчас, птица вещая! — насмехался он, но Влад так и не разгневался. — Впрочем, то и хорошо.
— Это еще почему?
— Запомнишь крепче! — сказал Леший и посерьезнел. — Коли действительно беда приключится, возвращайся тотчас ко мне. Две головы всяко лучше одной, пусть я и старик дремучий, а ты птенец, едва оперившийся. Не лезь сразу из огня да в полымя: тем самым ни себе, ни ему не поможешь, лишь погубишь все окончательно.
— И я пригожусь, службу сослужу, — молвила лиса человеческим голосом. — Ты меня накормил, поблагодарил.
— Быть посему.
Каркнул Влад, подпрыгнул, птицей обернулся, крылья раскрыл и направился в Навь. На душе больно неспокойно сделалось, и чем дальше летел, тем тревога усиливалась. Внизу заповедный лес простирался, но смурной какой-то, будто в ожидании застывший, причем отнюдь не чего-то хорошего. Прочие птицы не появлялись, ветерок игривый перышки мелкие не трепал на загривке, а небо словно купалось в хмари серой: вроде и утро ясное, а какое-то совсем не такое, как обычно.
Наконец небосвод бледно-голубой, болезненный, чернотой сменился. Влад выдохнул с облегчением, да рано. Ударила прямо перед ним ветвистая молния — он аж с крыла сбился, глянул вверх и каркнул от неожиданности. Ни одной звездочки не сияло, зато луна горела, словно возомнив себя солнцем, — огромная белая с яркими темными пятнами. Плохая луна, не сулящая ничего хорошего. А вокруг, хоть никаких туч и в помине не было, полыхали молнии.
Страшно! Жутко! Только знал Влад, что ни одна не попадет. По первости он еще шарахался от ветвей огненных, а потом успокоился и полетел, их не замечая. Хрустальный дворец сиял, взор привлекая, а пуще него светилось в самой верхней башенке оконце с настежь распахнутыми ставнями. Ждал его Кощей! По-прежнему ждал.
Влад в окно влетел, человеком обернулся и тотчас понял, что один. Нет здесь хозяина, и где он ходил-бродил — неясно. Но кто-то же должен знать? А хотя бы то чудо-юдо, которое единожды Влад уже видел.
Оббегал он дворец, как во сне, сверху донизу и обратно — никого не нашел, а как умаялся, на скамью в одной из горниц присел.
«А ведь во сне все так же случилось», — подумал Влад и молвил:
— Жаль, Кощей меня видеть совсем не хочет!
Ожидал он голоса, который расскажет об оконце в башне, однако не дождался. Дворец вдруг вздрогнул и зазвенел, а затем загудел низко-низко, на грани слышимости. Бросился Влад к окну, а там черный небосвод белым запылал от света огня небесного, и вроде бы рваная полоса по нему прошла.
Влад моргнул пару раз и понял, что это действительно разрыв или овраг, и некто в него проникнуть пробует, но как ни пытался, а разглядеть подробностей не сумел. То ему казалось, огромные руки мелькают — изящные и красивые, с длинными пальцами, но не как у Кощея, слишком уж холеные, женственные, — то чудо-юда отвратительные лезут. И хотелось чем-нибудь помочь, а боялся хуже сделать и защиту порушить, потому только стоял и смотрел, а затем, как закончилось все, снова опустился на скамью и надолго задумался.
 
Леший сказал, Кощей тропы заповедные путал и защиту устанавливал. Навью защиту — в том теперь и сомневаться не приходилось. А зачем? Видать, собрался покинуть царство свое и не хотел по возвращении обнаружить над ним нового хозяина.
Тут и слова Златоуста в памяти всплыли — о пределах, которые Кощей хранит, и врагах, против него замышляющих. Ведь ясно, не про князя он говорил, да и вообще не про Явь. Тогда о ком? Влад в точности знал: боги Прави никогда против Кощея ничего не делали. Кто же станет пилить сук, на котором сидит? Кощей — один из них, недаром волхвы его Чернобогом кликали. Еще и хранитель: дуб мокрецкий бережет, источниками живой и мертвой воды ведает и много чем еще. Сам же — чародей и чудодей великий. К тому же небесный огонь всецело Перуну подчинялся, не смог бы Кощей свою защиту на молниях построить, если бы Громовержец не дал на то согласия.
«Да и не припомню я, чтобы наши пресветлые боги насоздавали эдаких страхолюдин», — подумал Влад и выкрикнул:
— Ни в жизнь не поверю, будто не оставил весточки! Ну же! Подскажи!
И тотчас с места сорвался, снова рыская по замку, только в этот раз не хозяина или слуг его разыскивая, а хоть что-нибудь, рассказавшее бы о намерениях Кощея или о пути его следования. Блюдечко с голубой каемочкой и яблочком наливным, в конце концов! Недаром же о них в разных сказках говорилось.
Увы, не нашел. За то время, что искал, дворец трясло еще пару раз, и подумалось: если так продолжится, вряд ли сам отсюда выберется. В Правь лететь следовало, хоть и боялся Влад так запросто беседовать с богами.
Не до собственных страхов стало, когда загудело вокруг пуще прежнего, затряслось, а одна из стен потрескалась. Стон по Хрустальному дворцу прокатился, лишь чуточку до предсмертного не дотянувший. Казалось, тот, кто его издал, находится всего на волосок от гибели, и плевать, что считается бессмертным.
Влад тотчас из дворца вылетел и прямо к луне устремился. Если и находился рядом враг, дотянуться до него не смог. Молнии вначале били совсем рядышком, а потом встали огненными столбами по правое и левое крыло, образовав проход, в конце которого по-прежнему луна светила, но теперь уже не враждебно, а маняще и приветливо.
Так и очутился Влад в Прави пред светлыми ликами богов. Хотел он с ними побеседовать, но не смог даже рта раскрыть. Ноги-лапы к полу приросли, а тело совершенно не ощущалось. Зато, стоило отчаянию затопить его до самой макушки, полились в сердце откровения. Влад поначалу пытался их осмысливать, а потом вздохнул, расслабился и позволил образам бежать, как давешнему ручейку.
— Хватит, — в какой-то момент молвил Велес, и все прекратилось. — Главное знает, а до остального пусть доходит своим умом.
Как отзвучал его голос, закрутила Влада сила неизвестная и из Прави вышвырнула. В себя он пришел неясно когда и неведомо где, поначалу видел вокруг лишь белую хмарь, хлопья снежные разглядел не сразу. Вертела его метель и вьюга — танцевала, смеялась, искрилась яркими снежинками, а потом уронила в сани, да не кого-нибудь, а Зари Заряницы. Красавица восхитительная, ненаглядная — в том смысле, что глядеть на нее и хочется, и боязно одновременно, — укрыла Влада полушубком собольим, все улыбалась ему и пела, только слов разобрать не получалось. Отступал разум человеческий перед светлыми богами, удавалось понять их лишь сердцем. А многое ли то способно уразуметь? Если слушать его, то достаточно, а коли нет, то и ничего.