Сказ о Владе-Вороне (СИ)
«Чтобы под ногами не путался? — предположил он. — Но ждал же в Нави. Или внезапно произошло чего-то такое, с чем Кощей в одиночку хотел справиться? Нашелся кто-то кроме меня, планы его порушивший? Причем этот кто-то посильнее дурака-оборотня или князя Владимира».
А Влад ведь подозревал нечто такое, когда стоял пред троном, напоминая лицом и ушами закатное небо. Чувствовал — оттого и сердце не на месте было. Однако не осознавал, пока Леший не сказал прямо.
— Гнал от себя, только как бы исподволь: гордость бередил, желал, чтобы сам убрался восвояси, — и ведь поначалу Владу очень улетать не хотелось. Окно самочинно за спиной возникло. Как специально.
Леший не кивнул, не гикнул, не согласился, только глазами сверкнул, как показалось, одобрительно.
«Но если бы Кощей действительно намеревался навсегда от меня избавиться, то прямо дал от ворот поворот, — подумал Влад. — Не стал бы я второй раз к нему лезть — не таков человек!»
— Зачем?! — запутавшись в мыслях, он решил спросить Лешего.
— Мы здесь, кто в лесу живет, народец темный да дремучий. Откель знать помыслы самого царя Навского? — похихикал Леший, но тотчас же посерьезнел и нахмурился. — Сдается мне, скорехонько ты узнаешь ответ, и вряд ли он придется тебе по сердцу.
«Значит, нужно лететь обратно, и поскорее, — решил Влад. — Завтра как дойдем до места, так и отправлюсь».
— Держи ухо востро, — напутствовал Леший, — в город не ходи, оставь девицу на дороге.
«Разве я смогу ее бросить? — подумал Влад. — Коли уж провожать, то до терема».
Однако Лешему он лишь поклонился, а тот подпрыгнул и исчез в снежном вихрике вместе с пнем.
На поляну возвратился Влад уже в сумерках. Увидела его Забава, на шею бросилась.
— Ты чего? — удивился он.
— Как ушел ты, — Забава сказывала, — принялся над поляной ворон кружить. Я такого огромного и страшного в жизни не видела. Знать, беду звала птица проклятая.
— Оберегал, скорее.
— Да ну!.. — не поверила она.
— Сейчас трапезничать будем, — обижено пробормотал Влад.
Тут только Забава зайца разглядела, руками всплеснула, затараторила: и про защитника, и про добытчика, и про то, что не нужно ей ни богатыря, ни боярина, ни жениха заморского, коли Влад на свете есть. Тот, выслушивая, не спорил и не радовался, грызла его зеленая тоска. Вроде и повторяла девица слова лестные, а светлее от них не становилось.
* * *— Вот и все, — проронил Влад, когда вышли они на широкую дорогу, а впереди показались стены стольного града Киева. — Прощай, Забава.
— Что же, даже до ворот меня не проводишь? — вздохнула она и взглянула так, что у Влада защемило в груди. Хоть и помнил он совет Лешего, да и сам многое раздумывал, но не решился отказать.
— Хорошо, — сказал он, — будь по-твоему, доведу.
Больше до самых ворот они ни словом не перемолвились, каждый шаг тяжелым казался. Забава о чем-то размышляла, брови хмуря, а Влад словно спал на ходу. Кощей правду сказывал про многочисленных Иванов, к нему в царство забредавших и так в нем жить и остававшихся: места, в которых вырос Влад и где знал каждый кустик, всякое деревце и тропку, теперь чужими и неприветливыми выглядели. Вроде и люди обычные по пути попадались, а косились на него то ли с подозрением, то ли со скрытой враждой.
Вот уж домишки и постоялые дворы, облепившие город с наружной стороны, прошли, к самой стене подступили. Забава шаг ускорила и на окрик не откликнулась.
«Странно», — подумал Влад, только воспитание в нем взыграло: решил, что будет невежливым остановиться, развернуться и уйти без прощального слова.
Ворота охраняли стражники, и веяло от них опасностью — Влад и сам не мог бы объяснить, как ее ощутил, видать, суть его птичья проснулась. Дурное предчувствие валунами пудовыми на ногах осело и не давало вздохнуть полной грудью.
— Хватит! — молвил он громко и остановился, хотел снова попрощаться, теперь уже окончательно: заходить в город он не собирался в любом случае. Внутри разъяренным шмелем чувство тревоги жужжало, и отмахиваться от него с каждым мгновением становилось все сложнее. — Дальше я не пойду.
«Услышит али нет — все равно», — решил он, ругая себя на чем свет стоит, что вообще сюда поплелся.
Забава обернулась не него, пуще прежнего нахмурилась.
— И до терема меня не проводишь? — спросила и вздохнула горестно. — Не попросишь ничего у дяди? Неужели и награды тебе никакой не надобно?
— Не провожу, — ответил Влад резче, чем собирался. Не хотел, а раздражение так и зазвенело в голосе. — Не нужно мне ничего от князя киевского, я обещал ему тебя выручить, и вот ты здесь. Все. Дальше по дороге с тобой точно ничего не случится.
«Да и не случилось бы, — напомнил себе Влад. — Кощей не захотел подвергать меня опасности, сразу же Забаву отпустил и в лес заповедный наказал доставить. Потому как знал: Леший ее точно убережет и к самому Киеву выведет, причем даже попутай девица тропинки и в самую чащу направься. Зря я вообще к ней сунулся, лишь мороку обрел да не слишком радостное прощание».
Богатыри да дружинники похвалялись своими победами, девиц портили и стати их обсуждали. Влад же всегда считал подобное низостью и не испытывал радости от того, что обратил на себя чье-то внимание.
— Разве не пригожа я? — сызнова спросила Забава.
— Пригожа, — отвечал Влад. — В том не может быть ни малейшего сомнения.
— Чай, худосочного рода, не сарафан на мне красный и не дадут за мной приданое хорошее?
— О роде твоем дурного мне сказать нечего, — молвил он устало, — а приданое не надобно.
Забава губы поджала. Обидел! Впрочем, никак иначе ответить Влад не мог все равно.
— Не гневайся, красная девица, — сказал он примирительно, — всем ты хороша, но не лежит у меня к тебе сердце. Прости, если сможешь. Разве лучше было бы, если б я солгал?
Стражники к тому времени заприметили Влада и Забаву. Один другому дал локтем по боку, но подходить не стали. Тот, который постарше, больно внимательно к разговору прислушивался.
— Лучше! — воскликнула Забава уверенно. — Стерпится-слюбится — али не слышал? Каждый год родичи меж собой сговариваются и чад своих друг другу в мужья-жены отдают. Чем ты выше них?
— Может, тем, что принадлежу лишь себе и ни тебе, ни князю, ни неким родичам подчиняться не намерен? — сказал Влад и нехорошо прищурился. — Пустой это разговор. Мне идти пора. Не поминай лихом, а впрочем… как тебе угодно, мне то безразлично будет.
Очень он разозлился. То ли природа птичья, вольная, в душе взыграла, то ли припомнился полон, в котором всю жизнь прожил, а только подумалось: «Лучше убитым быть, нежели в клетке золотой пусто век прожить».