Обними меня на рассвете (ЛП)

Брэм поколебался, потом кивнул:
— Я попрошу кого-нибудь другого взять на себя ее обучение. Если она забеременеет, я ограничу ее или вообще исключу. Я знаю, что она хочет отомстить Матиасу, но если Шок сделал ей… — Брэм вздохнул, словно осознав, что сказал единственную вещь, которая должна была превратить Лукана в нечто среднее между несчастным и убитым. — Если она забеременеет, я напомню ей, чтобы она сосредоточилась на будущем, а не на прошлом, которое оставила позади.
Лукану и самому не мешало бы это запомнить. Ступив на первую ступеньку и спустившись на вторую, он с трудом подавил желание оглянуться назад. Он хотел бы ворваться в комнату, и ради чего? Неужели он действительно хотел видеть Анку обнаженной под Шоком, в то время как тот напрягался, чтобы наполнить ее плодородное тело энергией, удовольствием и семенем?
Состроив гримасу, Лукан резко развернулся и побежал вниз по лестнице, прежде чем пронзительный вопль, не похожий ни на один другой, не разорвал воздух надвое. Затем послышался топот ног, проклятие, и покачивание дверной ручки заставило его обернуться. Наконец Шок рывком распахнул дверь и встал в дверном проеме, выглядя растрепанным, с взлохмаченными волосами и свисающей с плеча курткой. На одной щеке у него красовалась целая серия гневных красных порезов. Следы от ногтей Анки. Он застегнул молнию на своих кожаных штанах, надел куртку и поправил скрывающие его черные очки на лице. Затем он бросился к лестнице и остановился рядом с Луканом. Угроза накатила на него сердитой волной.
— Я ненавижу тебя. Ты — слабак, и ты ее не заслуживаешь. Если ты не дашь то, что ей нужно сейчас и всегда, то не будет такой глубокой ямы, в которой ты мог бы спрятаться. Я выслежу тебя и убью так медленно и мучительно, как только смогу.
Шок… уходил? Признал свое поражение? Разве они с Анкой только что не занимались сексом? Разве Шок не питал ее потребность, вызванную заклинанием?
Лукан не собирался оставаться здесь и расспрашивать эту чертову кучу людей, особенно когда Анка была одна и страдала.
Он пронесся мимо Шока и побежал к открытой двери спальни, выискивая место, изнутри которого доносились отчаянные тихие всхлипы.
Внезапный грохот заставил Лукана отпрянуть назад, подняв один кулак и держа палочку наготове в другом. Но этот шум исходил не от вторгшегося врага. Вместо этого Шок двинул кулаком в стену, пробив дыру в штукатурке и краске, оставив после этого на себе рану и кровоточащие костяшки пальцев. Он свирепо посмотрел на Брэма, ожидая, что волшебник что-то скажет. Брэм только закатил глаза.
— Придурок.
Шок презрительно зарычал на Лукана:
— На что ты смотришь? Почему ты стоишь здесь, когда она ждет? Тебе нужно, чтобы я нарисовал тебе гребаную карту?
Анка действительно отказалась от Шока, устроив этому ублюдку взбучку?
— Да, черт возьми! Вперед! — крикнул Шок, затем затопал вниз по лестнице, хлопнув входной дверью.
С тяжелым звуком он телепортировался прочь.
Анка отвергла Шока… и теперь ждала его.
Дрожа, с бешено бьющимся сердцем, Лукан бросился в темную спальню и закрыл за собой дверь. Ему потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к полумраку, но он нашел Анку съежившейся в углу, с испуганными глазами, прижимающей покрывало от кровати к подбородку. Она так сильно дрожала, что у нее стучали зубы.
Его сердце разбилось.
Лукан заставил себя медленно пройти по комнате и опуститься перед Анкой на колени. Одна мысль крутилась в его голове снова и снова: Шок не был истинной парой ее сердца.
Но что, если и он не был? Этот вопрос преследовал Лукана, когда он потянулся к ней, давая ей достаточно времени, чтобы отвергнуть его прикосновение, если ей это понадобится.
— Любовь моя?
Он потянулся к ней, пока не обхватил ее щеку.
Она вздохнула и задрожала еще сильнее:
— Лукан.
— Я делаю тебе больно?
— Нет. Боль от Шока… я не могла вынести, когда он прикасался ко мне. Эта боль вывела меня из безумия, но твоя рука… мне так хорошо.
Он мог дотронуться до нее и не причинять ей боли, как Шок. Надежда ворвалась в него, билась внутри него, превращая его логику в хаос. Значит ли это, что он был парой ее сердца? Отбросив этот вопрос, он заставил себя сосредоточиться на ней и только на ней.
— Скажи мне, чем я могу помочь, Анка. И могу ли вообще?
Она закрыла глаза, и ее тело начало содрогаться от рыданий. Господи, как ему хотелось, чтобы кто-нибудь просто взял нож и вонзил тот в его душу, чтобы он истек кровью. Это не могло быть более болезненно, чем видеть ее страдания, заставляющие дрожать ее хрупкие плечи.
Затем она уткнулась щекой в его ладонь:
— Скажи, что со мной не так.
— Морганна наложила на тебя заклятие, любовь моя. Через несколько дней ты будешь в полном порядке. Ты не умираешь. Нет никакой необходимости беспокоиться. Я останусь рядом с тобой, если понадоблюсь.
— Шок… — она открыла глаза и отвела взгляд. — Он пытался…
Она проглотила еще одно рыдание, не давая ему вырваться.
— Но мне было больно. Я не могла этого вынести, каким бы терпеливым и настойчивым он ни был. Это была кровавая агония. Что-то такое, что я сто раз закрывала глаза и терпела ради энергии и дружбы, но сегодня я не могла вынести ни его, ни внезапной боли. Я уверена, что ты не хотел бы обсуждать его, но мне больше не с кем поговорить.
Его сердце остановилось. В нем вспыхнула надежда. Она только терпела прикосновения Шока?
— Ты не хотела его?
— В моей голове — хотела. Он защитил меня. Но в глубине души я просто не могла. Просто не могла.
Облегчение немного ослабило хватку, охватившую его легкие, и выровняло раскачивающуюся между надеждой и страхом волну. Дыхание стало легче, мысли — быстрее. Он кивнул, когда сгреб ее в свои объятия:
— Мы хотим только лучшего для тебя, поэтому он ушел. Я здесь. Ты скажешь мне, если я сделаю тебе больно.
— Мне уже больно, — прошептала она.
Он мгновенно отпустил ее, отчаяние пронзило его изнутри.
— Из-за того, что я делаю?
— Нет.
Она наклонилась и уткнулась лицом ему в шею:
— Ты так хорошо ощущаешься.
В этой фразе было много смысла. Он успокаивал ее и заставлял чувствовать себя защищенной. Но когда она прикусила мочку его уха и поцеловала местечко чуть ниже, он вздрогнул. Комфорт и безопасность, очевидно, были не единственными вещами, о которых она думала.
— Оно возвращается, это безумие.
В ее голосе звучала легкая паника.
— У тебя жажда, любовь моя?
Он осторожно вынул покрывало из ее крепкой хватки и отложил его в сторону, чтобы она не могла дотянуться до того и снова спрятаться.
Под всем этим она сидела обнаженная, с дрожащими ногами. Она закрыла глаза и отвернулась, выглядя смущенной и измученной.
— Да. Мне так жаль.
Он подцепил пальцем ее подбородок.
— Посмотри на меня.
Он подождал, пока она не подчинилась, моргая своими янтарными глазами, которые теперь были полны слез.
— Никогда не извиняйся передо мной за то, что тебе нужно. Просто скажи, как я могу помочь.
— Это не очень… прилично.
Медленная улыбка растянулась на его лице.
— Еще лучше.
С дрожащей улыбкой она посмотрела ему в глаза:
— Я скучала по тебе.
— Любовь моя, я умирал каждый день без тебя.
Ее улыбка погасла.
— Тебе будет лучше без меня.
Он тут же перестал улыбаться и крепче сжал ее подбородок:
— Ты позволила мне принять это решение. Не думай, что ты сделаешь это для меня, особенно не поговорив со мной. Я хочу тебя. Я хочу быть здесь ради тебя. Я хочу дать тебе то, что тебе нужно. Все, что тебе нужно сделать, это сказать мне, что это.
Анка заколебалась, прерывисто вздохнула. Затем бросилась к нему, обвила руками шею и захватила его рот в требовательном поцелуе, который мгновенно сделал его твердым. Миллион вопросов все еще гудел в его голове, но он отключил их все. Позже он получит ответы на свои вопросы.
Встав с ней на руках, он отнес ее на кровать и на мгновение оторвался от поцелуя: