Крестной феей назначаю себя! (СИ)
Когда, наконец, присутствовавшие немного пришли в себя и смогли говорить спокойно, Сесиль обратилась к подруге:
— А знаешь, Эвелина, я ведь в первый раз вижу "белое золото" такой чистоты и силы!
— А разве оно бывает разным? — вопрос, возникший почти у всех, первой озвучила Кэтрин. Она стояла в полуготовом платье, которое прямо на ней и поправляли — что-то отпарывали, что-то пришивали. Поправляли, пока не появилась Эвелина с необыкновенной покупкой. а тогда уже и мастерицы ателье, и сама Кэтрин забыли обо всем, кроме чудесного шелка.
— А вы не знаете этого? Не знаете, что "белое золото" никогда не бывает одинаковым? — удивленно спросила мадам Лилье и, увидев, как все присутствующие, включая Эвелину, отрицательно качают головой, принялась объяснять. — "Белое золото", так же как и "черный огонь" — особенные виды шелка, коконы для них собирают только в одной долине Хакардии — в долине Фей. Говорят, что самые настоящие феи жили когда-то в этой долине, но исчезли, когда люди поселились слишком близко к ним.
— Как жалко! — вздохнула впечатлительная Кэтрин. — А что же было дальше?
— А дальше… — Сесиль Лилье загадочно улыбнулась. — А дальше в этой долине начали иногда находить всякие чудесные вещи, а еще собирать с тутовых деревьев шелковые коконы и делать шелк, равного которому нет ни в одной стране нашего мира. "Черный огонь" отзывается на лунный свет и сияет в ночи языками пламени. Надо обладать очень сильным духом, чтобы не испугаться самой себя, когда ты вдруг загоришься во тьме поярче любого костра. Но это пламя не обжигает, оно дарит свет и надежду тем, кто отчаялся в пути, кто не может найти верную дорогу.
— А "белое золото"?
— А с "белым золотом" еще интересней. Хакардийцы иногда называют этот шелк просто "солнечным" — он впитывает в себя солнечный свет и тепло, чтобы щедро одарить ими тех, кто окажется рядом. Но у "белого золота" есть и еще одна особенность — платья из этого шелка отзываются не только на солнечный свет, но и на свет души своей хозяйки, если можно так сказать о наших мыслях и чувствах. Ни один человек с черной душой и черными мыслями не сможет долго носить такое платье — оно потеряет свою белизну, потемнеет и начнет тускнеть.
— Неужели такое бывает? — недоверчиво спросила Эвелина. — Что-то я не слышала, чтобы платье, пусть даже из самой волшебной ткани, темнело от черных мыслей своей хозяйки. Да и про "белое золото" все рассказывают только как про ткань, сияющую солнечным светом, никто не говорил, что белый хакардийский шелк может потемнеть.
— Да какая же дама признается в том, что своими черными мыслями, испортила дорогое платье?! — возмутилась Сесиль, слегка задетая сомнениями подруги. — Эвелин, поверь мне, я знаю, что говорю! Семь лет назад я сама видела, как темнело платье графини Шенброк, сшитое из "белого золота"! Она даже надеть его ни разу не смогла — платье начало тускнеть уже при первой примерке! А когда эта дама надела готовое…
— Верно, верно, — подхватила Марта, — я работала тогда у мадам и прекрасно помню, как все произошло. Леди только надела платье, начала рассматривать себя перед зеркалом, и вдруг увидела, что белый цвет темнеет, а золотое сияние шелка совсем померкло. Ох, и визгу было! В чем только она нас не обвинила тогда: и в заговоре, и в колдовстве…
— Да, все так и было, — мадам Лилье кивнула, подтверждая слова помощницы, — за работу она так и не расплатилась, а ее муж грозился, что заставит нас вернуть стоимость испорченного шелка. Уж не знаю, чем могла бы закончиться эта история, если бы не…
Сесиль оборвала себя на полуслове, виновато взглянув на Эвелину. Но графине Роддерик не надо было объяснять, какие события имела в виду подруга.
— Ты хотела сказать, если бы не мятеж и последовавший затем разгром заговорщиков?
— Да, дорогая, — виновато согласилась мадам Лилье, — прости, что напомнила тебе про эти дни.
— А знаешь, Сеси, — Эвелина улыбнулась, но легкая печаль таилась в ее улыбке, — ведь из того отреза шелка, что не пошел на пользу графине Шенброк, ты вполне могла сшить мое свадебное платье…
— Как такое может быть? — искренне удивилась модистка.
И графиня Роддерик рассказала историю, услышанную в доме Крейстона, не забыв упомянуть и про аванс, еще в те годы внесенный Северином.
— Эвелина, но это же просто невероятно, это чудо, что семь лет назад твой Северин выбрал тебе ткань для платья к Лунному Балу! И вот что я сейчас скажу — у тебя будет самое лучшее платье, какое только можно сшить! Это обещаю тебе я, Сесиль Лилье, лучшая модистка Армании и Дарнии!
Маленькая фигурка застыла на месте, упрямо сдвинув брови и высоко вскинув подбородок, словно ожидая, что с ней будут спорить. Но спорить было некому — девушки полностью поддерижвали свою хозяйку, а Эвелина обняла подругу и весело сказала:
— Верю, Сеси, конечно, я тебе верю! На свете просто нет платья. которое ты не смогла бы сшить!
— А вот это в точку! — довольно заявила мадам Лилье и все дружно рассмеялись. — Но вот что, дорогая, прежде чем мы приступим к твоему платью, посмотри-ка на девочку — что ты теперь скажешь о ее наряде?
Девушки расступились, давая графине Роддерик возможность увидеть Кэти в полуготовом наброске, который вскоре будет ее бальным платьем. Фрейлина, повинуясь движению руки Эвелины, медленно закружилась, давая возможность рассмотреть себя со всех сторон. Сияющие глаза самой Кэтрин сильнее всяких слов говорили о том, как ей нравится будущее бальное платье. Да и графиня Роддерик почувствовала удовлетворение: платье получалось не просто "лучше, чем было", оно обещало стать великолепным!
Темно-сиреневый флер с серебряной нитью скрыл блеклые краски атласного лифа, юбки из шифона цвета яркой сирени, немного приподнятые сзади, расширялись вниз постепенно, не сразу, создавая форму колокольной чаши. Полоска темно-сиреневого флера с серебряной окантовкой была пущена по верхней юбке, придавая торжественность наряду. Рукава, как и обещала мадам Лилье, всего лишь наметили легким касанием шифона к плечам и предплечьям. Не было никаких рюшей и воланов, платье получалось праздничным, но не вычурным, как раз под характер Кэтрин, не любившей никакой помпезности. Легкая серебристо-сиреневая дымка флера в прическе девушки — и наряд был почти готов, оставалось только сшить по наметке.
— Ну вот, теперь совсем другое дело! — удовлетворенно заметила графиня Роддерик. — В таком наряде можно и с принцем Лунный Вальс танцевать, так Кэтрин?
Расшалившаяся Эвелина весело подмигнула Кэти Брайтон, с удовольствием наблюдая, как быстро вспыхнули ее щеки после, казалось бы, шутливого вопроса. Девушки из ателье подхватили шутку, посмеиваясь над смущенной фрейлиной, а вот мадам Лилье задумалась. Она серьезно глянула на подругу, и Эвелина чуть прикрыла глаза, утвердительно отвечая на ее молчаливый вопрос.
Закончив с платьем Кэтрин, хозяйка ателье оставила с ней Марту — устранять последние недоделки, отправила девушек по рабочим местам, а сама устроилась рядом с Эвелиной — обсудить фасон платья из "белого золота".
Понятно было, что такой материал нельзя облекать в жесткие формы, платье должно быть свободным, легким, почти воздушным — "ну вот представь, что ты одна из фей той долины и придумай, какое платье ты стала бы носить". Эвелина лишь улыбнулась на эти слова, подумав, что сказала бы ее Сеси, узнай она о самоназначении первой фрейлины королевы на должность крестной феи? Но вслух ничего подобного не произнесла. Они обсуждали фасоны и, наконец, сошлись на одном, устроившем их обеих. Модистка и графиня подошли к столу, где мерцал золотом таинственный шелк, и Эвелина, повинуясь какому-то внутреннему чутью, вдруг обратилась к куску ткани, как к живому существу:
— Прости, дорогой, что мы будем резать тебя, — графиня нежно провела рукой по шелку, и он как будто ответил ей, засиял ярче и ласковым теплом прикоснулся к погладившей руке, — мне так жаль, что мы, люди, не умеем творить чудеса, создавать красоту, не причиняя боли…