Путь ведьмы (СИ)

Целителей учили сжимать зубы и молчать. И работать, естественно. Первый раз я не выдержала, когда попался совсем уж бессовестный экземпляр.
— Ох, девица, мне так плохо, — литературно подвывал вояка, пока я пыталась залатать его рану от меча на боку.
Не сложно, вроде. Органы не задеты, ниточки энергетические только ухватывай и сшивай. И правильными связками закрепи. У меня воин без руки и тот не так стонал.
А когда моя работа была выполнена: экземпляр цел и зашит, рана обработана, повязка наложена — началось самое интересное. Вояка заметно оживился и схватил меня за руку. С неведомой, как для недавно умирающего, силой.
— Девица, ты такая красивая. Такая нежная… — на этом заявлении я прихрюкнула, вот уж нежной меня никто пока не называл. — А я так давно не видел женщину.
Что-то уж в «давно» не верилось — бои начались полмесяца назад. И вторая рука пациента плавно поползла к моему заду и с все той же невероятной прытью его сжала. Пациент получил заряд чистой энергии в рыло. Чистая энергия тянула много, но какой же эффект давала. По лицу мужчины расплывался красивый несимметричный ожог.
Получить за это выволочку от руководства я не успела. Заканчивался очередной бой. Всё это не тянулось бы так долго, если бы на другой стороне не оказались маги-изгои. Они не просто отказывались работать на свою альма-матер, но брались за черную работу. Участвовали в войнах в качестве наемников, например. Из-за таких экземпляров в этой войне оказывались среди раненых наши маги. Их лечить проще — нас учили терпеть боль. Но со своими людьми у меня иногда просыпались нотки жалости, которые я ненавидела. Они мешали работе и мешали мне.
В бою участвовали пешие воины, конница, лучники, маги дальнего боя и маги ближнего боя. Последние стали моей заботой. Меня немилосердно назначили заниматься раненными с первой линии. Иногда приходилось ползти и пытаться держать магией щит — вторая сторона продолжала отстреливаться. Сегодня повезло больше, бой закончился окончательно. Буйного молодого короля самарианского быстро и уверенно вытесняли с болгурианской земли. На поле боя иногда попадались виннирцы. Их я почти не понимала. Но раненные чаще всего издавали стоны, которые для целителя были универсальным языком.
Пробираясь сквозь трупы людей и лошадей, я наблюдала за своими людьми и человеческими лекарями. Такие спокойные, терпеливые. Молодые, мои ровесники заметно тряслись, работая со страшными ранами. Некоторые покрывали заклятиями трупы. Никто не хотел, чтобы они гнили, плодя заразные болезни.
Я упорно продвигалась вперед. Под ногами мелькали мертвые тела (их больше всего), и раненные обычные воины. Последних я не трогала. В основном ими занимались человеческие лекари или наши слабые целители. Моя цель — отыскать раненных магов. Дискриминации в этом не было. Чаще всего от них критически зависел если не исход боя, то его течение.
Впереди показалась моя знакомая, Ия. Она занималась молодым магом-воином. Я успела рассмотреть у него рану, проходящую подозрительно близко с сердцем. То, что произошло у мага с ногой, я нормально увидеть не успела, но, похоже, Ие придется сильно попотеть, чтобы сохранить ему конечность.
Где-то в стороне, совсем недалеко, послышались звуки боя. Я заинтересовалась. Кто-то очень сильно не хотел признавать поражение. В воздухе запахло озонов от сконцентрированной магической энергии. Послышался взрыв и содрогнулась земля. Ужасно хотелось сорваться с места и помочь своим воинам. Посмотреть, что же там происходит.
Я ускорилась. Дальше были раненные, которые ждали помощи.
Девушка, чуть ли не младше меня, распласталась на земле. В форме наших воинов. Я резко свернула в ее сторону. С расстояния, что нас разделяло, оценить раны не получалось. Но если наш воин не поднимался, это всегда говорило о том, что травмы критичные. Подойдя ближе, я замерла.
Левая половина лица, которую девушка склонила к земле, превратилась в один сплошной волдырь. Уцелел ли глаз? Кожаная броня мешала увидеть ее торс, но с моего места казалось, что тело в районе талии разорвало пополам. Я думала, металлический запах крови стал привычным. Сейчас он ударил с новой силой, вскружив голову.
 
Я рассматривала девушку, как завороженная дура. Не в правах целителя упускать даже мгновения. Я дернулась вперед, но не знала, с чего начать. Полтора года обучение в Высшей школе, полгода из них отданные исключительно целительству. Смотря на искореженное тело перед собой, я знала, что это время было потрачено зря. Помочь этой девушке не могло даже само чудо. Если бы боги, которые давно оставили людей, спустились на поле боя — даже они не могли бы вернуть магессе ускользающую жизнь.
И все равно я разрезала и стянула с девушки броню. Рана на ее торсе и правда почти поделила тело пополам. Только позвоночник остался целым и кожа за ним. Нижние ребра раскололись в щепки. Я пыталась найти органы — найти хоть что-то в этой сплошной ране, что я могла бы вылечить. Шаг за шагом. Рана за раной. И все же, вместо живота осталось только кровавое месиво.
Что могло нанести такую рану? Я подняла глаза на лицо магессы. Жуткие волдыри — я не видела даже иллюстраций таких ожогов, — и все же волновало меня не это. Девушка находилась в сознании. Маги жили слегка дольше людей, и наши дела могли вынести гораздо больше. Я не хотела представлять, какую боль она должна чувствовать, потому что мои руки начали трястись. Я была бесполезным подобием мага, а не целителем.
Пустить в рану чистую энергию, и дать ей самой проложить себе путь, было объективно настолько же плохим решением, как оно было единственным. Энергия могла собрать тело обратно — или она могла опустошить меня и уйти в никуда. Девушка дернулась, почувствовав поток. Наших воинов тренировали не шевелиться, не смотря на боль — это могло помешать целителю. Точно так же их тренировали сдерживать стоны — это могло сыграть критичную роль во время засады. Правда, мало кто мог сдержаться, когда получали серьезные раны. Это девушка не издала ни звука.
Я смотрела на свои трясущиеся руки, покрытые чужой кровью. Я смотрела, как энергия направилась в тело магессы. Как магия начала собирать по кусочкам то, что когда-то было женским телом. Я смотрела, как эти кусочки распались обратно и потом силы рассосался в воздухе. Девушка снова вздрогнула.
Я знала, что ничем не смогла бы ей помочь. И, все же, не могла остановить свои руки, когда они снова потянулись к ране. Магесса перехватила мою руку, сжала ладонь. Она подняла голову. Вся моя выдержка ушла на то, чтобы не поежиться от того, что представляла из себя вторая половина ее лица. Девушка пристально посмотрела на меня. Золотистые, красивые глаза, из которых ускользала жизнь. Она медленно кивнула, держа мой взгляд. Потом магесса упала на землю и всё напряжение из ее тела ушло.
Руки целителя всегда в крови.
Я поднялась. Впереди ждали другие раненые. Жизнь многих зависела от того, как быстро им окажут помощь. Когда мы закончили на поле боя, когда мы разобрались со всеми раненными, которых дотащили живыми до лагеря, начало светать. Только тогда я разрешила себе расколоться на части. Слезы текли по щекам, воздух выбивался из легких — я плакала, пока внутри не осталась только пустота. Я плакала даже тогда, когда не чувствовала ничего, кроме пустоты.
***
После первой же практики рядом с боями, я перестала понимать, как люди могли начинать войны. Особенно когда бывалые вояки, повидавшие всё это не раз, снова распаляли конфликты. Запах крови, гнили, со всех сторон стоны раненных и умирающих. О трупах и говорить не стоит. Болезни в таком окружении пируют, унося за собой еще больше жизней. Еды нормальной тоже нет. Толком не поспишь — то бой очередной, то земля промерзлая и твердая.
 
Мы, практиканты, возвращались обратно и готовы были целовать свои родные стены. Даже въедливые мастера на лекциях вызывали только радость. Теория, моя любимая! Возможность учиться работать с ранами и болезнями в чистом больничном крыле! С инструментами, учебниками и старинными свитками, под пристальным надзором все тех же мастеров! Все это первое время по возвращение казалось сказкой.