Пришествие Зверя. Том 3
Противников окутало облако выбитых ледяных осколков. Тейн перебросил гладий из руки в руку, сжал в кулаке и поменял хват, выпрямив предплечье. К следующему пневматическому выпаду искусственной руки он был уже готов. Удар оказался такой силы, что едва не поверг его навзничь, но край клинка, отчаянно завизжав и выбросив сноп искр, заблокировал бионику. Распрямив колени, Максимус врезал правой в живот Тихора. Первый хук словно врезался в камень, но второе и третье попадания ниже груди заставили противника отступить.
С гримасами боли и решимости, примерзшими к их заиндевелым лицам, Тихор и Тейн продолжили бой. Их тела обвили багровые узоры, кровь замерзала прямо на коже. Магистрам капитулов, боевым братьям и слугам приходилось отбегать с мест на стене арены, когда бойцы приближались к ней в ходе схватки.
Максимус не знал, что движет сержантом Сдирателей. Он победил чемпионов других орденов, теперь держался против повелителя Образцовых...
Тейн выругал себя за такое глупое пренебрежение. Его поврежденные кости и исполосованная плоть свидетельствовали о врожденном мастерстве и боевом опыте Тихора. Кто такие сержанты и капитаны, — а Тейн сталкивался на арене и с теми, и с другими, — как не кандидаты в магистры орденов? Он сейчас, вполне возможно, бьется с будущим повелителем Сдирателей. Как мог тот же Курланд знать, что однажды возглавит свой орден?
То, что начиналось как благородная битва церемоний и фехтовального искусства, превратилось в жестокую драку. Ни Образцовый, ни Сдиратель не желали уступать в битве — во всяком случае, не под присмотром духов Имперских Кулаков. У Сдирателей была репутация непоколебимых бойцов, заработанная давным-давно, когда они еще носили желтую броню VII легиона. Следуя благородным традициям, они сражались в кампаниях на истощение, чему научились на стенах Императорского Дворца, защищая позиции от кровожадных безумцев Ангрона и Железных Воинов с их грохочущими орудиями. Максимус сомневался, что воитель вроде Дафана Тихора умеет сдаваться.
Тейн и Сдиратель рубили и колотили друг друга, мечась по арене. Холод обжигал их тела, когда они врезались в ледяные глыбы и замерзший пол. Максимус улавливал голоса вокруг себя, отмечал непрестанное движение по кромке арены. Кулаки Образцовые выкрикивали какие-то возражения, с ними спорили Сдиратели. Измаил Корда, апотекарий Второй роты Тейна, даже спрыгнул на арену, готовый оказывать помощь. Максимус, замедлив ход своих сердец, поднял руку ладонью вперед, останавливая Кулаков Образцовых, Корду и магистра ордена Сдирателей Иссахара, который, судя по всему, собирался отозвать своего бойца.
С трудом вдохнув, Максимус уставился на сержанта Тихора и увидел в его глазах холодную решимость. Решимость самого Дорна.
— Покорись! — крикнул Сдиратель, но его мольбу унесла вьюга.
— Чтобы опозорить нас обоих? — Тейн вновь скрестил с ним промерзшие клинки.
Как и потрепанный, испачканный кровью Тихор, Максимус пребывал сейчас в самом центре галактики боли и мрака. В зеркале клинка Сдирателя он видел отражения морд зеленокожих захватчиков, чудовищных здоровяков с клыками и кроваво-красными глазами, чужеродных варваров. Всякий ошеломляющий удар бионического кулака сотрясал весь мир, как взрывы макроснарядов или гравитационные удары, разрывающие планеты. Тело Тейна сделалось полем битвы, жгучая боль от каждого ранения выписывала на его замерзшей коже пометки к карте мучений — места проигранных боев и гибели примархов. В искаженном яростью лице Тихора магистр ордена узрел призрак самого Курланда — последнего Имперского Кулака, что пробивал путь в будущее, принадлежащее кому-то другому, и вел в вечность орден фантомов, славное братство павших.
Но тут не было ни Курланда, ни Имперских Кулаков. Только их благородные наследники, продолжающие сражаться, чтить имена прародителей, поддерживать их традиции. Под опаленной броней Тейна, а также синими, цвета слоновой кости, серыми и черными доспехами его братьев сияет желтый цвет единого легиона. На мгновение, среди ярости ломающихся клинков, хруста снега и стонов сверхчеловеческого напряжения, Максимус причастился мудрости примарха.
Рогал Дорн — верный, непоколебимый и решительный. Щит Терры и надежнейший из сынов Императора. Дорн, что восстал против разгрома своего могучего легиона и смыл свое горе битвами и болью. Магистр ордена почувствовал прилив сил, ощутил жар вдохновения в своей душе. Из бездонной тьмы его груди, куда ушла умирать надежда, восстал феникс решения, полностью воплощенный и лучащийся возможностями.
— Подожди! — неожиданно для самого себя выкрикнул Тейн.
Но он отвлекся, и Тихор, конечно же, не упустил шанса. Сдиратель мощным ударом вышиб гладий из замерзшей ладони противника и, прежде чем тот успел отбить выпад, отвел меч и попытался вонзить его в живот Максимусу. Тот схватил сержанта за руку, и они стали бороться за контроль над оружием. Острие меча вспороло кожу Тейна на мускулистом боку; Тихор надавил на рукоять, но магистр ордена смог удержать гладий.
Сержант был крепко сложен и горел неукротимой волей. На арене он боролся за честь — как свою, так и всего родного ордена. Для Максимуса, однако, на кону стояло больше, чем честь одного боевого брата или даже тысячи оных. С рычанием он отвел руку Тихора назад и извлек острие из кровоточащего бока.
— У меня есть кое-что твое, — сказал Теин своему противнику. — Забирай!
Гладий, ведомый его рукой, вклинился в испещренную шрамами плоть чемпиона — между плечом и вросшим в него интерфейсом искусственной руки. Сдиратель взвыл, его бионическая конечность застыла, когда проворот меча в ране отделил ее от невральных связей и костей. Тейн рванулся вперед, выдергивая рукоять клинка из ладони сержанта. Под мрачный аккомпанемент треска суставов и интерфейсных линий Максимус вырвал руку из места крепления. Когда металлический протез с грохотом упал на пол арены, искрясь и подергиваясь, его окропило кровью из развороченного плеча Тихора.
И тогда Тейн приставил лезвие гладия к шее соперника:
— Покорись, брат.
Ответом ему послужило молчание. Максимус держал клинок у горла чемпиона, понимая, что повторно просить не будет. Он был прав насчет Сдирателей. Сержант предпочел бы умереть, нежели сдаться в бою. Тейну в ближайшее время понадобятся от братьев как раз эти качества, и ему не хотелось бы сейчас лишаться достойного союзника.
Он воззрился на Иссахара, магистра ордена. Тот уже шагал к нему в сопровождении своих Сдирателей и Боэмунда из Черных Храмовников.
— Достаточно? — спросил Максимус хриплым от боли и напряжения голосом.
Иссахар кивнул.
Тогда Тейн швырнул гладий во вьюжную тьму и протянул руку. Смаргивая кровь со снегом, чемпион Сдирателей принял ее. Магистр ордена притянул к себе неутомимого сержанта братским рукопожатием, и в этот миг вокруг них возникла еще одна арена — не из ледяных глыб, а из плоти и чести. Повелители капитулов и космо- десантники сомкнули вокруг них ряды, сопровождаемые слугами и сервиторами. Они подошли к Максимусу и Тихору, набрасывая желтые плащи на их заиндевевшие спины, тогда как апотекарии поспешно стали обрабатывать раны своих чемпионов.
— Тогда — не вижу причин, по которым честь моей победы нельзя разделить! — объявил Тейн. В глазах Сдирателя он уловил смущение. Гордость сержанта не позволяла принять незаслуженную победу. — Поделена между всеми славными родичами Дорна — всеми достойными наследниками Имперских Кулаков. Ибо разве не все мы Имперские Кулаки под нашей броней? Разве их кровь не была такой же, как наша, — которую мы пролили на этом пиру, на этой арене, в их память?
— О чем ты толкуешь? — спросил Иссахар, оглядывая поочередно Куарриона, Евклидиса, Боэмунда, Воркотуна и Верпалла — и лишь потом снова обращая взор к Тейну.
— О том, что мы должны исправить совершенные ошибки, — ответил Тейн. — Ведь среди нас нет ни одного брата, который, если б мог, не пожертвовал бы всем для спасения Курланда, Имперских Кулаков или Империума. Что, если у нас получится?