Морской волк (СИ)

Я понял их намерение, поэтому, когда они оказались на траверзе, приказал взять рифы на парусах, пропустить призы вперед. Англичанам придется сначала атаковать барк. Что они и сделали, решив взять в «клещи». Первым шел обладатель королевского вымпела. Паруса у него были желтовато-белые, с большим пузом. У местных моряков бытовало мнение, что чем больше пузо у паруса, тем лучше. При слабом попутном ветре — да, а на острых углах — помеха. Впрочем, опытный капитан любой парус заставит работать на полную силу.
Я подпустил королевскую каракку на пару кабельтовых, после чего приказал комендорам правого борта:
— По парусам, огонь!
Пушки были заряжены цепными книппелями, изготовленными зимой по моему заказу. Я собирался использовать их при стрельбе из погонных орудий. Это два ядра, соединенные цепью, а не жестко штангой, как у обычных книппелей, похожих на гантель. Впрочем, пока что не знают никаких. Длина цепи может быть различной. Видел в музее метровые, а читал, что были и длиннее. У изготовленных по моему заказу цепь была примерно двадцатисантиметровая. Книппеля вертятся в полете, захватывают широкую полосу, срезая стоячий и бегучий такелаж, разрывая и обрывая паруса. По такой большой цели, как паруса, трудно промахнуться. Шесть цепных книппелей буквально «раздели» каракку. Только блинд под бушпритом и марсель на грот-мачте и королевский вымпел уцелели. Заодно и несколько матросов убили или покалечили. Каракка по инерции еще шла вперед, но быстро теряла скорость. С нее выплюнули, выпустив густое облако черного дыма, большое ядро из бомбарды, установленной в форкастле, но оно пролетело мимо, за нашей кормой.
Вторую каракку это не образумило. Она упорно шла на нас. Пока мои комендоры перезаряжали пушки, каракка приблизилась примерно на полтора кабельтова. С ее марсовых площадок в нас полетели стрелы из луков. Долетали на излете. Мои матросы криками предупреждали друг друга и уклонялись от них, смеясь, развлекаясь. Аркебузиры выстрелили в ответ, но результат был не лучше. Зато залп из шести пушек напрочь снес все паруса на фок- и грот-мачте и блинд. Остался только небольшой латинский парус на бизани, который используется больше для маневрирования.
— Отдать рифы! — приказал я матросам.
Чем жутко разочаровал их. Экипаж готовился захватить еще два приза.
— Наш король развешает нас на реях этих каракк, чтобы избежать войны с англичанами, — насмешливо объяснил я. — Подождите, они скоро сами нападут, тогда и захватим.
Команде барка осталось только пообсуждать, кому какое место выпало бы на рее.
Не успели мы встать на якоря на рейде, как на барк прибыл на шлюпке адмирал Жан де Монтобан. На нем была новая черная фетровая шляпа с двумя белыми страусовыми перьями. Одно обхватывало тулью слева, другое — справа. Заметив его, я приказал готовить беседку, чтобы на ней поднять гостя на борт, но адмирал бодренько взобрался по штормтрапу. Я пригласил его в свою каюту, где угостил трофейным белым испанским вином, немного напоминающем прекрасный херес, который пил в двадцать первом веке.
— Славную добычу захватил! — похвалил Жан де Монтобан. — С шерстью?
— И овчинами, — добавил я.
— Наш уговор в силе? — поинтересовался адмирал.
— Конечно, — ответил я. — Или что-то изменилось?
— Пока ничего! — довольно усмехнувшись, ответил он. — У тебя есть покупатели на шерсть?
— Найду, — произнес я.
— Я помогу. Пошлю гонца в Руан, чтобы известил тамошних купцов, — предложил Жан де Монтобан. — Корабли не спеши продавать. Еще одного гонца пошлю к королю, предложу выкупить их. Напишу, что именно таких нам не хватает, чтобы стать самыми сильными в Проливе. Король заплатит за них больше, чем купцы.
— Подожду, — согласился я и рассказал об инциденте в Па-де-Кале.
— Молодец, правильно поступил! И нос им утерли, и придраться не к чему! — опять похвалил адмирал. — Напишу об этом королю, чтобы знал, если вдруг англичане пожалуются. Его эта новость порадует!
— Всегда готов сделать приятное нашему королю! — проявил и я верноподданнические чувства.
 
Решение короля пришлось ждать три недели. Он был на охоте, которая является его самым любимым развлечением, если не считать интриги. Во время этого процесса беспокоить Людовика Одиннадцатого из-за всякой ерундой не разрешалось. Гонец привез приказ руанскому отделению банка Франческино Нори заплатить за каракки и награду за щелчок по носу англичанам в размере тысячи английских золотых монет, «полу-ангелов», которые были вдвое меньше «ангелов» и примерно на четверть меньше венецианских дукатов и флорентийских флоринов. Фламандские каракки обошлись королю процентов на двадцать дороже, благодаря чему адмирал Жан де Монтобан получил не пять, а десять процентов от их стоимости. Шерсть и овчины продали четырем руанским купцам. Королевская доля от этой операции пошла на оплату каракк.
Остальное поделили. На долю матроса, которая была принята за одни пай, пришлось пятьдесят пять экю. Остальные получили больше, за исключением юнг и моего слуги, которым полагалась половина пая. Тома, став обладателем сказочного, по его мнению, богатства, целый вечер пересчитывал монеты. Он медленно перекладывал золотые из одной кучи в другую и еще медленнее шепотом считал: «Один, два, три…». Лорен Алюэль получил шкиперскую долю. Не пересчитывая, закинул деньги в кожаный мешок, с которым путешествовал, и, отпросившись на неделю, ускакал к матери на взятом в аренду жеребце. У него три младшие сестры. Одна давно уже подросла, даже засиделась в девках. Пора выдавать замуж за порядочного, то есть, не бедного, человека, а приданого нет. По словам моего кутильера, сотни экю хватит, чтобы старший сын соседа-виноторговца влюбился в старшую сестру Лорена с первого взгляда. Или со второго. Я свою долю разместил под три процента в банке Франческино Нори. Его людям не пришлось везти очень крупную сумму в Онфлер. Вместо золотых монет они вручили мне лист плотной почти белой бумаги, самой лучшей, которую в то время можно было достать в Европе, на которой очень красивым почерком было написано, кто, когда и на каких условиях поверил в честность Франческино Нори.
Сразу по прибытию в порт я распустил большую часть экипажа, чтобы не платить им зарплату. После раздела добычи дал неделю на активный отдых, после чего опять нанял. Думал, что многие не вернутся, удовлетворятся уже полученным. Не тут-то было! Все готовы были рискнуть жизнью еще раз и стать еще богаче. Замена убитым тоже быстро нашлась. Прослышав о богатой добыче, в Онфлер сбежались авантюристы со всего севера Франции, включая Бретань. Из бретонцев я набрал дополнительно десять матросов, чтобы было кому работать на призовых судах. Они — хорошие моряки. Даже в двадцать первом веке большинство французов, а их на флоте очень мало, с которыми мне доводилось плавать, были из Бретани. Наверное, надоело им гречку сеять.
  
19
 
Погода на Северном море может поменяться за сутки несколько раз. Утром туман и тихо, к обеду солнечно и ветрено, с вечера дождь зарядил, а к утру разыгрался шторм. За двое суток он отнес нас к английскому берегу, в район Ярмута. Затем опять вышло солнце, ветер сменился на южный и убился, стало тепло и тихо. Пора было возвращаться к фламандскому берегу. Там действовало десятка три наших французских коллег разного размера, но с одинаковым желанием разбогатеть. За ними надо было поспеть. Я решил пойти на восток, чтобы потом подобраться к фламандцам с неожиданной стороны.
Не успели мы отойти от берега, как увидели флотилию небольших рыболовецких суденышек. Было их десятка два. С одной мачтой, на которой шпринтовый парус, удобный в этом районе, где ветер меняется быстро и также быстро надо убирать паруса. Некоторые несли еще и стаксель. Корпус широкий, чтобы не опрокинуло на высокой волне, а осадка маленькая, для мелководных прибережных районов. Водоизмещением тонн двадцать-тридцать. Шли они со стороны Доггер-банки. Это самая большая банка Северного моря, расположенная между Англией и Данией, начинается примерно милях в сорока от их берегов. Глубины на ней от пятнадцати до тридцати метров. В двадцать первом веке на Доггер-банке иногда собиралось столько рыболовецких суденышек, что ночью их можно было принять за огни большого города. Ловили на банке в основном селедку атлантическую и треску. Эта флотилия возвращалась с уловом домой, во Фландрию. То ли не знали о том, что их герцогу покой лишь только снится, то ли надеялись проскочить незамеченными. Не получилось.